Попытка создания триптиха (эссе)

 

I часть.

Почва.

Нас всех прядет судьбы веретено

В один узор, но разговор столетий ,

Звучит, как сердце, в сердце у меня.

Л.Н. Гумилёв

Река раскинулась, течет грустит лениво

И моет берега... Какие пронзительные, щемящие душу и единственно верные слова нашел А. Блок. Они вне времени: кажется, что этот пейзаж существовал всегда.

Родной, с детских лет милый сердцу край, осколок когда-то Великой степи, ставшей частью огромной, «разметнувшейся на полсвета» страны.

Россия... «Любезное сердцу отечество», «отчизна», «Родина-мать» - так на протяжении столетий выражали свою любовь к родной земле наши далекие и недавние предки. А мы, чья юность совпала с зарей нового века, что знаем мы о прошлом нашей державы, о собственных корнях, об истоках своей более чем тысячелетней культуры? Приходится сознаться, что порой до обидного мало. Да, конечно, определенным набором фактов, дат, имен, названий мы владеем. Но сам «дух» той или другой эпохи, мотивы поступков людей, их желания, надежды, стремления - все это, как правило, ускользает от «ленивого и нелюбопытного» взора.

Наверное, многого в настоящем страны и в собственной жизни невозможно понять, не прислушиваясь к голосу Прошлого. Он явственно слышен в «преданьях старины глубокой» как светских, так и церковных. Его пытаемся расслышать среди безмолвных камней древнего Танаиса, в шуме вольных изменчивых ветров, в шепоте сухих трав родимых полей. Точно так же шумели они и полторы тысячи лет тому назад, и так же опрокидывался над степью купол неба, и ветры приносили не только засуху или дожди. Они приносили издалека и уносили в еще более неизвестное далеко народы со странными звучными названиями: скифы, сарматы, аланы, угры, готы, гунны, роксоланы, хазары... На протяжении почти всего первого тысячелетия на огромных пространства между Дунаем на Западе и Каспийским морем на Востоке происходил сложный процесс, который известный историк Л.Н-. Гумилев сравнил с тем, как в котле готовится сложное варево: процесс формирования русского народа. Известно ведь, что современная Россия - страна, включающая в себя такое множество народов, народностей и рас, как никакая другая. Не менее известно, что к VI веку главенствующее место в Восточной Европе занимают славяне, о происхождении которых ученые до сих пор ведут споры. Как бы то ни было, именно в IX-X вв. складывается русская государственность нового народа. По отзывам многих авторов хроник, наши предки были выносливы, простодушны, часто излишне жестоки, но и бесстрашны. Нам кажется, что они были похожи на суровую и прекрасную землю, породившую их, и, как она, чтобы дать обильный урожай, ждали своего часа, своего сеятеля, что сумел бы засеять добрым зерном благодатную почву.

Рисунок Русакович Олеся, Двойных Лариса МОБУ СОШ №5

II часть. Сеятели.

Изыде сеятель сеяти семена своя.

Соль земли

Солунь...Солунь...

Свет миру.

Соль земли

-Два брата,

что к славянам путь нашли.

Тот крестный путь,

Великий и простой:

служить, любить и жертвовать собой.

Божественный глагол,

Благая весть

- отныне на славянском тоже есть.

Плоть немощна,

но дух животворит

плоть речи темной, косной.

И горит,

и не сгорает свет

слова, мысли.

И преграды нет меж Богом и людьми

и жизнью.

Призвание.

Он не смог сдержать возглас восторга, перешагнув порог великолепного сводчатого зала. Был полдень, и солнце втекало ручьями сквозь витражи и разноцветными потоками обжигающего света заливало помещение. В нем торжествовала желтизна золота, блистали каменья любой окраски и огранки: рубины, адаманты, сапфиры, изумруды, хризолиты, гиацинты. Раздавался шорох драгоценных шитых золотом тканей.

Он не смел поднять глаза выше: его, отрока, смущали лукавые улыбки, игривые взоры и шаловливые жесты собранных здесь друнгаром прекрасных дев.

«Все сотворенное,,- провозгласил сей муж, - представляет собою свет, внесенный в естество Отцом всякого света. И тем ярче сияет луч Божественного просвещения, чем драгоценнее то, что мы созерцаем. Выбирай же невесту, Кирилл!»

Почему он не удивился, услышав незнакомое имя? Только промелькнуло в сознании: «О нет, господин, не Кирилл. Имя мое -Константин». Уста же по-прежнему были немы. Однако решился сквозь ресницы разглядеть окружающую его толпу девиц. Вдруг, как малая птаха, вспорхнуло в груди сердце: взгляд выделил ее, как белую голубицу, в стае сизых сестриц. Она спокойно сидела у окна в ореоле солнечного света.

 Простая белая туника изящно облегала стройный стан. Золотой головной обруч и тонкая цепочка с образком Девы Небесной - вот и все ее украшения.

Отчего же беспокойство и неловкость оставили его? Отчего, глядя в ее опаловые, изнутри пронизанные светом глаза, он почувствовал себя

уверенным и смелым? «София» - пришло на ум неизвестно откуда взявшееся имя. А вслед за тем вдруг зазвенели колокольчики и наплыли отчетливые

видения. Вот скрипторий в какой-то башне. На столах - все, что служит переписыванию и иллюстрированию книг: рожки с разноцветными и I золотыми чернилами, тонкие перья, пемза для лощения пергамента, правильцы для графления строк. Сбоку - драгоценный часослов такого малого размера, что поместился бы в ребячьей ладони. Мельчайшие записи и миниатюры на полях с первого взгляда казались неразборчивыми, но вот стремительно приблизились к оку, и он с изумлением понял: этих буквиц он не ведает! А маломерные фигурки, рождавшиеся из изящнейших хвостиков великолепно очерченных букв, вдруг ожили и превратились в диковинных людей странного обличья в невиданных им прежде одеждах. Запахло дымом костра и конским потом, как свиток, развернулась лента дороги...

Рисунок Шибаева Анастасия, Васильева Анна МОБУ СОШ № 10, 7-а класс

Путь.

И рады были славяне, что услышали он и о величии Божьем на своем языке.

Повесть временных лет.

Когда славяне приняли Крещенья свет,

Вещает «Повесть повременных лет»,

Князья их, Ростислав и Святополк,

В Константинополь - град посла гонцов.

 

Велели прежде Михаилу бить челом,

А после твердо чтоб стоять на том,

 Что юноше, хотящему стать мужем,

Учитель и наставник добрый нужен,

 

Так и земле славянской, ныне молодой,

Наставник надобен и мудрый и седой.

Царь Михаил, философов созвав,

Им передал просителей слова:

 

«Присла послов ко мне Славянская земля,

Чтоб мудрецов спросить в учителя,

Которы смогут им истолковать

Священны книги. Ибо так хотят».

 

В Селуни муж был, именем же Лев,

И двум сынам своим он повелел:

«Апостолами быть, - отцовский мой завет,

-Нет ничего трудней, но и прекрасней - нет».

 

Смиренно братья, словно свет во тьму,

Шагнули ко служенью своему.

И исцеляли всех, без знаков и отличий

От глухоты духовной, от косноязычья.

 

Так на земле, мне дорогой, возник

Благословенный, мудрый мой язык.

 

Ликует род славянов, что отныне

На языке своем, не на латыни,

Величье Божье может прославлять

И Веру, словно дар, из Божьих рук принять.

 

... Язык варваров никак не поддавался укрощению. Работа не клеилась. В который раз терпеливый Мефодий, с тревогой глядя на младшего брата, которого с утра мучила лихорадка, тщетно пытался написать очередную буквицу.

В окно кельи осторожно заглядывал пасмурный осенний день. Тишина стояла полная и всеобъемлющая.

Константин, как всегда во время болезни, испытывал ощущение покоя и умиротворения. Он любил языки, считая, что они вечны, как ветер. С юности он изучал их: славянский, еврейский, хазарский, арабский, самаритянский и языки, имевшие готскую или «русскую письменность». Однако сейчас ему хотелось продлить недолгие минуты покоя и тишины.

В очередной раз подняв голову от работы, Мефодий увидел 4 глиняных кувшина, которые стояли на окне их кельи, но не внутри, а снаружи, по ту сторону решетки.

- Брат мой, если бы дверь была на засове, как бы ты добрался до этих кувшинов? - обратился он к Константину.

Немного подумав, тот разбил один кувшин, черепок за черепком перенес сквозь решетку в келью и собрал по кусочкам, склеив его собственной слюной и глиной с пола под своими ногами.

То же самое они сделали и со славянским языком: разбили его на куски, перенесли их через решетку кириллицы в свои уста и склеили осколки собственной слюной и греческой глиной под своими ногами.

Так или примерно так звучит легенда о создании славянской кириллицы. Нам так понравился ее пересказ известным сербским писателем Милорадом Павичем, что мы тоже решили ее пересказать на свой лад.

А что же и как происходило в действительности?

Мы достоверно знаем, что младший из семи сыновей солунского военачальника Льва Константин вырос и всю жизнь провел в дороге. По  утверждению Павича, он всегда носил с собой накидку и говорил: «Где моя накидка, там и мой дом».

Получив прекрасное образование, на службе у константинопольского двора он был сначала архонтом одной славянской провинции, потом преподавал в столичной придворной школе. Став священником, был назначен библиотекарем патриархии при церкви Святой Софии, затем был преподавателем философии, почему и получил почетное звание Философа, которое носил до самой смерти. Но сам он держался другого пути, предначертанного ему пророческим сном детства. И на этом пути Провидение послало ему лучшего в мире помощника, сподвижника -человека родного по крови и по духу, старшего брата Мефодия (в миру Михаила). Он испробовал свои способности сначала как управляющий одной славянской провинции в районе реки Струмицы. Именно там он изучил язык и нравы своих славянских подданных. Покинув административное поприще, он постригается в монахи в обители Олимпа в Малой Азии, однако, по меткому замечанию Павича, «всю жизнь катил перед собой,* как мяч, память о славянских подданных». Там же, в обители, к нему присоединяется Константин, и отныне они вместе будут служить делу просвещения славян. Остается догадываться, какой глубиной ума, какой мудростью и каким личным обаянием был наделен младший из братьев, который так быстро оставляет позади своего недавнего духовного отца и брата и становится ему старейшиной. И каким духовным совершенством обладал другой «светильник славянского мира» - старший брат. Сын знатного отца, властитель целой области, любимый и благословляемый своими подданными, осыпаемый милостями императора, Он добровольно избирает тяжкие подвиги поста, молитвы, самоотречения. Это ли не свидетельство чистой любви к Богу, силы воли, высоты души?

Он претерпевает вместе с братом опасности и лишения хазарской миссии, он идет с ним в Болгарию, Моравию, в Венецию на диспут с «трехъязычниками», в Рим. И везде является именно в качестве помощника, верного слуги. Это ли не образец глубокой, бескорыстной братской любви к ближнему и поистине христианского смирения? О силе братской любви, связывавшей замечательных подвижников, об их взаимопонимании, верности друг другу и избранному пути свидетельствует их прощание перед безвременной кончиной Кирилла (это имя он принял при пострижении незадолго до смерти). «Мы были с тобою, брат, как пара волов, одну ниву возделывающих. И вот я падаю на бразде, окончив день свой. А ты любишь гору (Олимп) больше, но не моги горы ради оставить учения своего», -таковы последние его слова обращенные к Мефодию.

И Мефодий, верный данным обетам и общему с умершим братом делу, возвращается в Моравию. Однако племянник моравского князя Ростислава Святополк предал Мефодия и его учеников папским епископам, объединился с немецкими феодалами и оставил свой народ в жертву язычникам-венграм. Мефодий же был предан суду собора в Регенсбурге,' его подвергали пыткам и нагого выставляли на мороз. В заточении он провел два года. Освобожден он был благодаря вмешательству папы в 880 г., в третий раз доказал в Риме правоверность славянской службы, а папа своим посланием еще раз подтвердил законность славянского богослужения. В 882 году Мефодия с большими почестями принимали в Константинополе при дворе императора, а потом и в патриархии, которую возглавлял друг его молодости Фотий.

Но паства, оставленная Мефодием, но священные книги, ожидавшие перевода, призывали Мефодия вернуться в многострадальную и любимую им Моравию, где он и окончил труды и дни свои в апреле 885 года.

Рисунок "Кирилл и Мефодий - просветители славян" Сечкарь Сергей, 9 лет, МОБУ СОШ № 6

III часть. Нива.

В каждом древе распятый Господь,

В каждом колосе — Тело Христово,

И молитва, пречистое слово,

Освежает усталую плоть.

М. Цветаева

 

Как в притче о сеятеле, где упавшее при дороге зерно склевали птицы, ростки другого были погублены тернием и только посеянное в добрую почву принесло обильный урожай, так произошло, и с наследием великих апостолов славянских.

Вообще во второй половине X века в Восточной Европе шла борьба не за земли, не за богатства, не за политическую власть, а за души славян и тюрок. И результаты этой борьбы определили судьбу народов Восточной Европы и Великой степи на полтысячелетия вперед.

Так крещеные когда-то святым Кириллом хазары не дали доброго всхода. Большая часть этого народа пребывала в иудаизме, и их недолговечное государство - химера погибло под ударами русов, не оставив заметного следа в жизни человечества.

Гораздо сложнее решался вопрос о выборе веры в славянских землях, народы которых до X века представляли собой единую суперэтническую целостность, постепенно- воспринимавшую христианство, тоже воспринимавшееся современниками неким духовным и культурным единством. Но уже в IX веке положение стало меняться.

На Востоке, в Византии, где сохранились традиции Великих соборов V-VI вв. и церковная служба проводилась на общепонятном греческом языке, основой единства было убеждение, для которого необходимо понимание.

Потому-то, проповедуя православие, Кирилл -и Мефодий перевели для славян священные книги. В их представлении обращение было неразрывно связано с просвещением и обучением.

Совершенно иной была христианская проповедь в Западной Европе. Там возникла идея, что богословие - тайная наука, доступ к которой должен

быть открыт только духовенству. А обязательность «трехъязычия» (церковные службы могли отправляться только на еврейском, греческом или

латинском языках) фактически упраздняла христианское просвещение. Кроме того, Восточная церковь не разделяла идеи Западной церкви о

предопределении и тем самым не снимала со своих прихожан ответственности за грехи. Неискушенным чтением освященных книг язычникам-славянам была понятна позиция восточной церкви. Имея возможность выбора, они предпочли веру греков, с которыми воевали, латинской вере, которую им выдавали, как неполноценным, в урезанном виде. Болгары, сербы, а позднее русичи отвергли исповедание, ограничивавшее их свободу совести. Мы не можем не восхищаться мудростью и прозорливостью наших предков.

Славяне Моравии долго еще боролись за духовное наследие, оставленное им Мефодием и его учениками, но были сломлены.

Изгнанные врагами Православия из Моравии ученики Мефодия (в их числе те, кого Болгарская церковь причислила к лику святых: Горазд, Климент, Наум, Ангелар, Савва) переселились в Болгарию. Здесь, пользуясь покровительством царя Бориса и его сына Симеона Книголюбца, они смогли осуществить свою задачу. Именно при них настал золотой век для просвещения этой страны. Чем была Моравия по отношению к распространению христианства в славянском мире, тем Болгария стала по отношению к распространению Просвещения. Переведенные там книги распространялись во множестве списков по всем славянским землям и становились равно бесценным и доступным по языку сокровищем для всей великой семьи славянской. Свидетельств тому немало. Нам хочется вспомнить об одном. Уже в начале X века в странах славянских появились списки первого научного труда о великом изобретении Солунских братьев, славянской азбуке - «Сказание о письменах славенских» Черноризца Храбра.

Ученые-слависты до сих пор спорят о личности автора. Ясно одно: он был монахом, очевидно, учеником Мефодия, жил и трудился после изгнания в Болгарии при царе Симеоне. Списки с его произведения сохранились и в древнерусских летописях, например, в Лаврентьевской.

Животворное слово святых Кирилла и Мефодия, их Божественные книги, просветительская деятельность их учеников принесли плоды и на Русской земле. Появились и в ней ревнители отечественного просвещения, воссияли светочи русского православия.

Вызывает восхищение личность первого киевского митрополита из русичей - Илариона. Он автор блестящего ораторского произведения «Слова о Законе и Благодати» (1037 г.). Это не только замечательный полемический по своему содержанию богословский трактат, но и образец искусства слова. В своем сочинении Иларион утверждал мысль о равенстве всех народов, высоко оценивал деяния князей, прославивших русскую землю. Свое «Слово» Илларион закончил молитвой за русскую землю, выразив уверенность, что русские никогда не будут порабощены чужеземцами.

Добрыми и мудрыми пастырями народа были Сергий Радонежский, вдохновитель победы в Куликовском сражении, и просветитель пермских зырян - Стефан, «великий старец», автор учения о нестяжательстве Нил Сорский и Серафим Саровский, который основным содержанием своих поучений сделал мысль о «стяжании святого духа». Невозможно назвать поименно всех Учителей нашего Отечества, необъятные просторы которого они озарили светом благой мысли и мудрого слова. ,

А скольким миллионам простых людей азбука Кирилла и Мефодия открыла путь к Богу, добру, свету!

Да, добрые всходы на нашей родной земле дали семена, посеянные когда-то святыми Кириллом и Мефодием. И не только в сфере религиозного просвещения народа, но и в становлении его самобытной национальной культуры, главной составляющей которой является искусство слова. Разве не отсвет отеческой любви апостолов славянских к народу, разве не их милосердие являются основой гуманизма нашей могучей литературы? А поиски истины и смысла жизни - разве не главные ее вопросы?

Конечно, на пути к истине можно и заблудиться. Разумеется, знание может вызвать и большие искушения. Не могли не ведать солунские братья изречения мудреца Соломона: «В многой мудрости - многие печали». Но велика была их вера в Пославшего, любовь к своим славянским братьям, надежда на победу света над тьмой. И не лучшим ли подтверждением того, что эта надежда оправдала себя являются строки, написанные в конце жизненного пути человеком, который является олицетворением всей России и ее народа? Человек этот, пройдя через горнило греховных страстей, опасных заблуждений атеизма, поднялся в этом сочинении до высоты чувства и мысли, достойной великого ученика великих Учителей:

Рисунок Павленко Ирина, МОБУ СОШ №3, 9-в класс

Отцы пустынники и жены непорочны,

Чтоб сердцем возлетать во области заочны,

Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,

Сложили множество божественных молитв;

Но ни одна из них меня не умиляет,

Как та, которую священник повторяет

Во дни печальные Великого поста;

Всех чаще мне она приходит на уста

И падшего крепит неведомою силой:

Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи.

 

Вместо послесловия.

Представляя вниманию читателей свой опыт создания триптиха, мы не можем не признаться в том, что

во-первых, нам жаль расставаться со своими героями, потому что они стали для нас удивительно родными;

во-вторых, мы рады были случаю прочитать и перечитать множество книжных источников от книги А.С. Князева о святых Кирилле и Мефодии, энциклопедии Брокгауза и Эфрона до «Хазарского словаря» лауреата Нобелевской премии Милорада Павича; на этом пути мы открыли для себя головокружительно интересную науку славистику, но самое главное наше открытие: хорошо иметь единомышленников и сотрудников среди одноклассников и педагогов.

И, наконец, мы выражаем глубокую благодарность нашим наставникам, которые сопровождали нас в этом невероятном путешествии в Прошлое -учителям русского языка и литературы Масцеевой Татьяне Павловне и Скворцовой Ангелине Николаевне, чьи стихотворения мы включили в свою композицию с их великодушного разрешения.