• Литературные штудии. Непрограммный Лермонтов

    25.12.2014

    13 декабря в Центре семьи и молодежи Таганрогского благочиния состоялась первая беседа из цикла «Литературные штудии»  с преподавателем литературы, заместителем директора по воспитательной работе средней школы №5 Ангелиной Николаевной Скворцовой.

    Первая встреча «Непрограммный Лермонтов. Взгляд сквозь призму Православия» была посвящена творчеству любимого молодежью великого русского поэта, чьи произведения уже много лет рождают противоречивые мнения читателей.

    Ангелина Николаевна пригласила к диалогу юношей и девушек – старшеклассников и студентов, чтобы посмотреть на творчество русских классиков с точки зрения православной веры.

    Многотомное литературное  исследование «Православие и русская литература» профессора Михаила Дунаева (1945—2008) — известного ученого, преподавателя, богослова явилось основой для создания этого цикла бесед.

     

     

     

    Хочу спросить, что для вас творчество Лермонтова? Кто-то является поклонником его таланта, кто-то не понимает его, а кто-то относится резко отрицательно. Но, я думаю, равнодушными он не оставляет никого.

    Почему же так происходит?

    Лермонтов опровергает известное изречение о том, что из одного источника не может течь сладкая и горькая вода. Он всегда как будто раздираем двумя полюсами,  в его стихах всегда "ад иль небо".  «Тут дьявол с Богом борются, а поле битвы - сердца людей», - эти слова Дмитрия Карамазова из романа Достоевского в точности отражают противоречивое впечатление от произведений Лермонтова.

     

    Ранний Лермонтов еще видит в себе греховность перед Богом. Лермонтов зрелый, если можно отнести это к 26-летнему возрасту (ведь у поэта совсем другое определение зрелости),  снимает с себя вину. Это еще одно противоречие – с возрастом первозданное ощущение своей собственной греховности уходит и появляется другое – протестное, богоборческое, которое проявляется в его двух стихотворениях. Первое это «И скучно и грустно…», его очень любят все школьники:


    И скучно и грустно, и некому руку подать
               В минуту душевной невзгоды...
    Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
               А годы проходят - все лучшие годы!

    Любить... но кого же?.. на время - не стоит труда,
               А вечно любить невозможно.
    В себя ли заглянешь? - там прошлого нет и следа:
               И радость, и муки, и всё там ничтожно...

    Что страсти? - ведь рано иль поздно их сладкий недуг
               Исчезнет при слове рассудка;
    И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг -
               Такая пустая и глупая шутка...

    Это даже пострашнее, чем пушкинское «Дар напрасный, дар случайный..». Почему пострашнее? Давайте разберемся. К стати, очень интересно, почему это стихотворение нравится молодым людям, почему они просто наслаждаются, пьянеют, когда читают его, и очень многие учат его наизусть? Мне-то как раз это понятно, а вы догадаетесь, почему?

    Здесь на самом деле серьезный упрек Богу. Лермонтов к концу жизни находится уже в состоянии богоборчества. В чем упрек Богу? «…жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг - такая пустая и глупая шутка...» Вопрос – а кто пошутил? Наверное, Тот, кто дал эту жизнь. Это высокомерная, презрительная, надменная оценка того великого дара, имя которому – жизнь, дара Бога человеку. Все стихотворение построено как диалог. С Кем он говорит, спрашивая: «Любить…но кого же?» А Кто заповедал любить? Конечно, Бог. Вот и вопрос – разве стоят вот эти окружающие меня люди того, чтобы я их любил?

    До пределов богоборчества Лермонтов дойдет в своем знаменитом стихотворении «Благодарность». Когда я была в вашем возрасте, я думала, что оно написано женщине, но потом я поняла, что адресат его совершенно другой. Я позволю себе его вам напомнить:

     

    Благодарность

     

    За всё, за всё тебя благодарю я:

    За тайные мучения страстей,

    За горечь слез, отраву поцелуя,

    За месть врагов и клевету друзей;

    За жар души, растраченный в пустыне,

    За всё, чем я обманут в жизни был...

    Устрой лишь так, чтобы тебя отныне

    Недолго я еще благодарил.

     

    Эта молитва была услышана, и меньше чем через год Лермонтова не стало. Вы догадываетесь, Кому была адресована эта «благодарность». В какой саркастической форме выражено отвержение этого дара: «Возьми его, он мне не нужен».

    В ранних стихах Лермонтов говорит: «И Небо обвинять нельзя ни в чем». А здесь мы слышим ропот, и ропот на все мироздание.

    Полярность, которая существует в человеке, по учению святых отцов, не от Бога. Такие сильные противоположности, которые сосуществуют в человеке, происходят от бесов.

    Эта полярность доходит у Лермонтова до предела, странно видеть, как из одного источника течет сладкая и горькая вода.

    Особенно это заметно в стихотворении «Молитва». Такое впечатление, что автор этого и предыдущего стихотворения – разные люди.

     

     

     Молита

     

    Я, Матерь Божия, ныне с молитвою

    Пред Твоим образом, ярким сиянием,

    Не о спасении, не перед битвою,

    Не с благодарностью иль покаянием,

     

    Не за свою молю душу пустынную,

    За душу странника в свете безродного;

    Но я вручить хочу деву невинную

    Теплой Заступнице мира холодного.

     

    Окружи счастием душу достойную;

     Дай ей сопутников, полных внимания,

    Молодость светлую, старость покойную,

    Сердцу незлобному мир упования.

     

    Срок ли приблизится часу прощальному

    В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,

    Ты восприять пошли к ложу печальному

    Лучшего ангела душу прекрасную.

     

    Это произведение реабилитирует Лермонтова в моих глазах. Я считаю его вершиной его духовного творчества. Здесь как раз та самая любовь, которая не ищет своего. Здесь лирический герой не просто не богоборец, а человек, который в забвении себя, совершенно бескорыстно молит за ближнего своего. Ведь эта дева чистая, прекрасная – она ведь даже не невеста, не возлюбленная, не жена, и никогда ею не станет. А почему молится-то? А совершенно по-христиански, потому что душа прекрасная… И вот этой душе прекрасной он молит дать и молодость чистую, и старость покойную, и сердцу незлобному мир упования.  Что такое мир упования? Надежда! Как это важно, он просит осветить путь ее надеждой. И даже в смертный час, который наступит для каждого человека, просит послать лучшего ангела, чтобы он принял вот эту чистую, светлую душу. И ничего для себя, и ничего о себе…

    Посмотрите, разве это не противоречие? Вот он говорит: «Любить… но кого же?», и вдруг та самая любовь чистая, христианская. Вот беззлобная, прекрасная душа, и я за нее молю, что б она такой и осталась до конца дней, такой прекрасной, потому что это творение Божие.

    И очень трудно возвращаться от этого к другим стихам.

     

    Я хотела обратить ваше внимание на то, что поэзия сама по себе  это оружие, и очень сильное. Поэтическое слово имеет какую-то таинственную, сакральную власть над человеческим сердцем. Доказательство тому – Псалтирь, это тоже поэзия.

    Что такое поэзия в принципе? С чего она начинается? Я ученикам своим всегда говорю:

     

    Я по улице иду

    И несу белиберду

    - это не стихи, это только рифмовка.

     

    Поэзия начинается с ритма и художественного образа. Художественный образ - это та информация, которая задается нам в очень краткой форме, но содержит в себе необыкновенно много смысла, поэтому она волнует человека. Ритм и художественный образ -  и вот мы находимся под этой властью. Но власть эта бывает разной. Лермонтов обладает этой властью, безусловно. И то, что это дар – вне всякого сомнения. И он это понимал, понимал, что владеет словом, владеет ритмом, образом, умеет покорять человеческое сердце, душу.

     

    Чего только стоит его знаменитое «Чаша жизни»

     

    Мы пьем из чаши бытия

    С закрытыми очами,

    Златые омочив края

    Своими же слезами;

     

    Когда же перед смертью с глаз

    Завязка упадает,

    И всё, что обольщало нас,

    С завязкой исчезает;

     

    Тогда мы видим, что пуста

    Была златая чаша,

    Что в ней напиток был — мечта,

    И что она — не наша!

     

    Это опять противоположность, продолжение того же «и скучно, и грустно, и некому руку подать», но какой образ, какая развернутая метафора! Жизнь, бытие – это чаша, из которой мы пьем. Но мы не видим, что мы пьем, живем, словно с завязанными глазами. Почему приходит такой образ? Вспомним, что мы видим все «гадательно, как сквозь тусклое стекло». Мы не понимаем, кто мы, откуда, куда идем.  Нам говорят об этом, но это не есть наше твердое знание. А перед смертью вдруг повязка упадает, и мы видим, что оказывается, пуста была златая чаша, и вся наша жизнь, получается, была иллюзия. Нам только казалось, что мы пьем. И напиток в ней был – мечта, не реальный напиток, не вино жизни, а иллюзия. Более того, самое потрясающее и пессимистическое – даже мечта эта не наша… То есть, опять полное отвержение дара жизни, но какая метафора, то что имеет власть над человеческим сердцем, и не всегда бывает полезно.

     

    Отвечу, наконец, на вопрос, почему стихотворение «И скучно, и грустно…» так нравится старшеклассникам. Юношеский возраст – это возраст туманный, мучительный, неопределенный, возраст неясной мечты, неудовлетворенности собою и миром. И это стихотворение как нельзя лучше ложится на юношеское мировосприятие. Разница только в том, что у старшеклассников это минутное восприятие, а у Лермонтова это глубокая пессимистическая убежденность, мировоззренческая позиция, взгляд на жизнь. Поэтому лучше как можно скорее освободиться от очарования, хотя освободиться совсем не просто. Ведь мы воспринимаем произведение в полноте, пленяясь красотой формы, мы очень часто не отделяем форму от содержания, и воспринимаем и одно, и другое. А нужно быть рассудительными.

     

    Я хотела бы остановиться еще на двух стихотворениях, которые тоже являются противоположными по сути и по форме.

    Это стихотворение, кстати, явилось искушением для многих, влюбленных в творчество Лермонтова.

     

    Ангел

     

    По небу полуночи ангел летел,

          И тихую песню он пел;

    И месяц, и звезды, и тучи толпой

          Внимали той песне святой.

    Он пел о блаженстве безгрешных духов

          Под кущами райских садов;

    О Боге великом он пел, и хвала

          Его непритворна была.

    Он душу младую в объятиях нес

          Для мира печали и слез.

    И звук его песни в душе молодой

          Остался — без слов, но живой.

    И долго на свете томилась она,

          Желанием чудным полна,

    И звуков небес заменить не могли

          Ей скучные песни земли.

     

    Это стихотворение ключевое для понимания отношения Лермонтова к жизни. Почему я говорю об искушении? Лермонтоведы считают, что он и есть та избранная душа, посланец иных миров и «внеземных цивилизаций», и конечно, не мог здесь надолго задержаться, потому что этот мир слишком низок для него. И поэтому он  так быстро его покинул, что слишком хорошо помнил эти «звуки небес», потому, что все это «низкое» было для него очень томительно.

     

    И вот другое стихотворение, написанное приблизительно в то же время.

     

    Молитва

     

    Не обвиняй меня, Всесильный,

    И не карай меня, молю,

    За то, что мрак земли могильный

    С ее страстями я люблю;

    За то, что редко в душу входит

    Живых речей твоих струя;

    За то, что в заблужденье бродит

    Мой ум далёко от тебя;

    За то, что лава вдохновенья

    Клокочет на груди моей;

    За то, что дикие волненья

    Мрачат стекло моих очей;

    За то, что мир земной мне тесен,

    К тебе ж проникнуть я боюсь,

    И часто звуком грешных песен

    Я, Боже, не тебе молюсь.

    Но угаси сей чудный пламень,

    Всесожигающий костер,

    Преобрати мне сердце в камень,

    Останови голодный взор.

    От страшной жажды песнопенья

    Пускай, творец, освобожусь,

    Тогда на тесный путь спасенья

    К тебе я снова обращусь.

     

    Вот такое лукавое стихотворение. И опять противоположность – мне все «скучно», т.е. все земное меня не устраивает, и тут же одновременно – прости Господь, что я слишком редко к тебе обращаюсь, потому, что слишком люблю все это земное. Но даже когда лирический герой просит прощения, вы почувствовали, как тонко он обвиняет самого Творца? «Ты же сам мне этот дар дал, отними его, и тогда я обращусь к Тебе. Я этим даром теперь мучаюсь, но не из-за того, что не хочу этим даром служить Тебе, а потому что Ты мне его дал»  И это логика не «пришельца из иных миров», а вполне земного человека. Хочу сказать, что мы периодически все с вами иногда так рассуждаем.

    И еще одно звучит в этом стихотворении – «да будет воля моя!», я так хочу.

     

    Два замечательных стихотворения Лермонтова, которые тоже кажутся прозрениями «Когда волнуется желтеющая нива» и «Выхожу один я на дорогу». Вот они:

     

    Когда волнуется желтеющая нива,

    И свежий лес шумит при звуке ветерка,

    И прячется в саду малиновая слива

    Под тенью сладостной зеленого листка;

    Когда, росой обрызганный душистой,

    Румяным вечером иль утра в час златой,

    Из-под куста мне ландыш серебристый

    Приветливо кивает головой;

    Когда студеный ключ играет по оврагу

    И, погружая мысль в какой-то смутный сон,

    Лепечет мне таинственную сагу

    Про мирный край, откуда мчится он, —

    Тогда смиряется души моей тревога,

    Тогда расходятся морщины на челе, —

    И счастье я могу постигнуть на земле,

    И в небесах я вижу Бога...

     

     

     

    Выхожу один я на дорогу;
    Сквозь туман кремнистый путь блестит;
    Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
    И звезда с звездою говорит.

     

    В небесах торжественно и чудно!
    Спит земля в сияньи голубом...
    Что же мне так больно и так трудно?
    Жду ль чего? жалею ли о чем?

     

    Уж не жду от жизни ничего я,
    И не жаль мне прошлого ничуть;
    Я ищу свободы и покоя!
    Я б хотел забыться и заснуть!

     

    Но не тем холодным сном могилы ...
    Я б желал навеки так заснуть,
    Чтоб в груди дремали жизни силы,
    Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;

     

    Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
    Про любовь мне сладкий голос пел,
    Надо мной чтоб вечно зеленея
    Темный дуб склонялся и шумел.

     

     

    В этих стихотворениях, по крайней мере, не отвергается жизнь вообще, эта «чаша бытия» не отвергается как дар. Хотя лирическому герою хочется «забыться и заснуть», но, чтобы «дремали жизни силы», не умереть и не жить, или приуготовить себя к лучшей будущей жизни.

    Не кажется вам, что лирический герой Лермонтова принял бы этот мир, даже к Богу был бы готов устремиться (ведь «дорога» это и есть путь к Творцу), если бы он не был населен … людьми. Люди, видимо, самое неприятное, с чем он встречается.

    Ведь в этих стихотворениях мы видим – человек способен видеть красоту Божьего, и когда он ее видит, он восхваляет Творца, «и в небесах я вижу Бога», я понимаю, что Бог есть, я восхищаюсь им как Творцом.

    Но есть ли здесь хоть один человек? Нет! Человек как-то портит всю картину…

     

    Вот знаменитое стихотворение «Молитва»

     

    В минуту жизни трудную,

    Теснится ль в сердце грусть,

    Одну молитву чудную

    Твержу я наизусть.

     

    Есть сила благодатная

    В созвучье слов живых,

    И дышит непонятная,

    Святая прелесть в них.

     

    С души как бремя скатится,

    Сомненье далеко —

    И верится, и плачется,

    И так легко, легко…

     

    Если человек не имеет опыта молитвы, он никогда такое не напишет. Это умом понять нельзя, это только духовный опыт говорит нам. И я уверена, что у здесь присутствующих это духовное знание о том, как помогает молитва в определенные моменты нашей жизни, есть.

    Однажды духовные чада спросили у Оптинского старца Варсонофия: почему эта молитва не спасла автора, хотя бы от внезапной смерти, от того, чего так сташатся православные христиане, от смерти без покаяния? И вот что он ответил: «К сожалению, молитва не спасла его, потому что он ждал от нее только восторгов, и не хотел нести труда молитвенного»

     

    Когда Лермонтов не жалуется на непонимание людей, когда он не обижается на Бога, не ропщет на него, он бывает необыкновенно мудрым. И вот об этом его мудрое сказание «Три пальмы»:

     

    В песчаных степях аравийской земли

    Три гордые пальмы высоко росли.

    Родник между ними из почвы бесплодной,

    Журча, пробивался волною холодной,

    Хранимый, под сенью зеленых листов,

    От знойных лучей и летучих песков.

    И многие годы неслышно прошли;

    Но странник усталый из чуждой земли

    Пылающей грудью ко влаге студеной

    Еще не склонялся под кущей зеленой,

    И стали уж сохнуть от знойных лучей

    Роскошные листья и звучный ручей.

    И стали три пальмы на Бога роптать:

    "На то ль мы родились, чтоб здесь увядать?

    Без пользы в пустыне росли и цвели мы,

    Колеблемы вихрем и зноем палимы,

    Ничей благосклонный не радуя взор?..

    Не прав твой, о небо, святой приговор!"

    И только замолкли -- в дали голубой

    Столбом уж крутился песок золотой,

    Звонков раздавались нестройные звуки.

    Пестрели коврами покрытые вьюки,

     

    И шел, колыхаясь, как в море челнок,

    Верблюд за верблюдом, взрывая песок.

    Мотаясь, висели меж твердых горбов

    Узорные полы походных шатров;

    Их смуглые ручки порой подымали,

    И черные очи оттуда сверкали...

    И, стан худощавый к луке наклони,

    Араб горячил вороного коня.

    И конь на дыбы подымался порой,

    И прыгал, как барс, пораженный стрелой:

    И белой одежды красивые складки

    По плечам фариса вились в беспорядке;

    И, с криком и свистом несясь по песку,

    Бросал и ловил он копье на скаку.

    Вот к пальмам подходит, шумя, караваи:

    В тени их веселый раскинулся стан.

    Кувшины звуча налилися водою,

    И, гордо кивая махровой главою,

    Приветствуют пальмы нежданных гостей,

    И щедро поит их студеный ручей.

    Но только что сумрак на землю упал,

    По корням упругим топор застучал.,

    И пали без жизни питомцы столетий!

    Одежду их сорвали малые дети,

    Изрублены были тела их потом,

    И медленно жгли их до утра огнем.

    Когда же на запад умчался туман,

    Урочный свой путь совершал караван;

    И следом печальным на почве бесплодной

    Виднелся лишь пепел седой и холодный;

    И солнце остатки сухие дожгло,

    А ветром их в степи потом разнесло.

    И ныне все дико и пусто кругом --

    Не шепчутся листья с гремучим ключом:

    Напрасно пророка о тени он просит --

    Его лишь песок раскаленный заносит

    Да коршун хохлатый, степной нелюдим,

    Добычу терзает и щиплет над ним.

     

    Оно очень полезно для нашего с вами духовного опыта. Как любая притча, оно нуждается в расшифровке. О чем оно?

    О предназначении человека, о том, что человек часто думает, что он заслуживает чего-то большего и начинает отвергать волю Божию о себе. Устами говорит: «Да будет воля Твоя, Господи», а сердцем – «да будет воля моя».

    Пальмы возроптали – почему они столько лет стояли в пустыне зря, и никто не восхитился ими!  И их молитва была услышана. Они действительно принесли пользу – пошли в костер. Но оказывается, предназначение их было – сберегать источник, ручей в пустыне. Ропот на Бога отражает непонимание Его воли.

    Вспомним мудрую мысль Жуковского: «Бог хочет от нас не нашего, а Своего дела. Желание именно своего человеческого, проистекающего из гордыни, оборачивается уничтожением источника жизни».  Своеволие, гордыня чреваты смертью.

    Казалось бы, почему Лермонтов говорит это нам, но не скажет этого себе? Я все пытаюсь это понять. Ведь его мудрости хватило написать это, и он понимает, что весь ропот только от того, что ты не понимаешь и не соглашаешься, от гордости твоей, от того, что ты лучше знаешь, как устроить свою судьбу.

     

    Еще хотелось бы упомянуть о поэмах «Демон» и «Мцыри». Они считаются вершинными произведениями в творчестве Лермонтова.

     

    В «Мцыри» события происходят в православной Грузии. Сюжет поэмы очень прост. Он о молодом послушнике, который попал в монастырь совершенно случайно:

     

    Однажды русский генерал

    Из гор к Тифлису проезжал;

    Ребенка пленного он вез.

    Тот занемог, не перенес

    Трудов далекого пути;

    Он был, казалось, лет шести,

    Как серна гор, пуглив и дик

    И слаб и гибок, как тростник.

    Но в нем мучительный недуг

    Развил тогда могучий дух

    Его отцов. Без жалоб он

    Томился, даже слабый стон

    Из детских губ не вылетал,

    Он знаком пищу отвергал

    И тихо, гордо умирал.

    Из жалости один монах

    Больного призрел, и в стенах

    Хранительных остался он,

    Искусством дружеским спасен.

    Но, чужд ребяческих утех,

    Сначала бегал он от всех,

    Бродил безмолвен, одинок,

    Смотрел, вздыхая, на восток,

    Гоним неясною тоской

    По стороне своей родной.

    Но после к плену он привык,

    Стал понимать чужой язык,

    Был окрещен святым отцом

    И, с шумным светом незнаком,

    Уже хотел во цвете лет

    Изречь монашеский обет,

    Как вдруг однажды он исчез…

     

    Вся жизнь Мцыри уложилась в одну главу. Вся остальная поэма посвящена тому, как он ушел из монастыря, три дня блуждал по горам, заплутал, вернулся, и его без чувств принесли в обитель.

     

    Он страшно бледен был и худ

    И слаб, как будто долгий труд,

    Болезнь иль голод испытал.

    Он на допрос не отвечал

    И с каждым днем приметно вял.

    И близок стал его конец;

    Тогда пришел к нему чернец

    С увещеваньем и мольбой;

    И, гордо выслушав, больной

    Привстал, собрав остаток сил,

    И долго так он говорил:

     

    Вся поэма посвящена исповеди, если это можно назвать исповедью. Ведь сам герой говорит, что

     

    …людям я не делал зла,

    И потому мои дела

    Немного пользы вам узнать,

    А душу можно ль рассказать?

     

    Уже чувствуется высокомерно-презрительное отношение к священнослужителю. Это, по-сути дела, начало богоборческого мотива. И вот он рассказывает о том, что все эти три дня он блуждал, пытаясь пройти в родную страну. И все эти годы, пока он здесь жил, он

     

    …знал одной лишь думы власть,

    Одну - но пламенную страсть:

    Она, как червь, во мне жила,

    Изгрызла душу и сожгла.

    Она мечты мои звала

    От келий душных и молитв

    В тот чудный мир тревог и битв,

    Где в тучах прячутся скалы,

    Где люди вольны, как орлы.

     

    Мальчик так и не стал православным, живя в православном монастыре. Он, хотя уже и готовился «изречь монашеский обет», но в своем гордом сердце противился всему тому, что с ним происходило, и убежал из монастыря. Заблудился, его вернули в монастырь. И здесь же он умирает, произнося перед смертью свою так называемую исповедь.

    Когда я читала эту поэму, я задавалась вопросом – а для чего, собственно, нужно было бежать из монастыря? Кто его там держал? Кто его заставлял принять монашеский обет? Ведь трудно представить, чтобы это могло произойти в 19 веке. Он мог покинуть монастырь без всякого побега. Не думаю, что настоятель монастыря стал бы его сильно уговаривать. Нет, ему надо бежать! Почему? Потому что здесь есть некоторый протест. И прежде всего против Бога. Вот он говорит:

     

    И в час ночной, ужасный час,

    Когда гроза пугала вас,

    Когда, столпясь при алтаре,

    Вы ниц лежали на земле,

    Я убежал

     

    Он противопоставляет себя всей братии - вот ваше смирение перед Богом и вот мой побег.

    Он говорит о единстве порыва своей души с этой грозой

     

    О, я как брат

    Обняться с бурей был бы рад!

    Глазами тучи я следил,

    Рукою молнию ловил...

    Скажи мне, что средь этих стен

    Могли бы дать вы мне взамен

    Той дружбы краткой, но живой,

    Меж бурным сердцем и грозой?,.

     

    Когда он умирает, он произносит свои самые страшные слова о том, что за этот миг жизни,

     

    …за несколько минут

    Между крутых и темных скал,

    Где я в ребячестве играл,

    Я б рай и вечность променял...

     

    Когда его спрашивают, что он делал, он говорит, что эти три дня «жил», а все остальное была не жизнь. А что там было, кроме необыкновенной красоты видов Кавказа? А была еще его битва с барсом. Спрашивается, зачем Мцыри вступает в этот поединок? Ведь в этом нет никакой необходимости, барс не нападает на него. Это был поединок зверя со зверем. По-сути дела, Мцыри сам вызывает его на бой и уважает противника, после того как убивает его, уважает как бойца. «Он принял смерть как подобает». Зачем ему нужен был этот поединок? Только лишь для самоутверждения. Эта звериная природа, которой пытались каким-то образом привить человеческое, вырвалась наружу, потребовала своего. Мцыри вступает в поединок  как животное для того, чтобы доказать кто сильнее. Для него это и есть жизнь, и есть свобода. Свобода как право сильного делать то, что он хочет, в том числе и совершать насилие, чувствовать власть, упиваться ею.

    Здесь даже речь не идет ни о каком духовном начале. Я до сих пор не могу понять, почему в школе нас убеждали, что это образец свободолюбия, которому нужно подражать.

    Идейный итог этого произведения страшен. То, что мы, православные люди, считаем свободой в духовном смысле этого слова, свободой своего высшего Я над животной природой, у Лермонтова называется тюрьмой. А то, что мы называем зависимостью от своего низшего Я – это называется свободой. И здесь происходит полная подмена понятий. Тем опасней это произведение, которое изучается в школе без такого комментария.

     

    А теперь, что касается «Демона». Тоже весьма интересное произведение. Демон – это вообще образ, который часто встречается у Лермонтова. И здесь тоже немало заблуждений. Я позволю напомнить вам сюжет поэмы.

     

    Печальный Демон, дух изгнанья,

    Летал над грешною землей,

     

    То есть Лермонтов сразу  нам рассказывает, что герой его поэмы это тот самый дух зла, который когда-то восстал на Бога. Но сейчас он немножко изменился и «сеет зло без наслажденья», потому что «зло наскучило ему». Он смотрит на Землю, и ее красота его совершенно не пленяет, и Божий мир и даже зло ему наскучили. Такая онтологическая тоска, отвращение к бытию и к Богу.

    И вдруг этот демон видит на земле приуготовления к свадьбе и будущую невесту, Тамару. Он влюбляется в нее. Она – единственное, что есть прекрасного в мире и заслуживающего его внимания. Ради этой любви он даже готов примириться с Богом. Конечно, это литературный герой, и в этом его отличие от библейского демона, который укоренен во зле и примириться с Богом никак не может. То есть разговор примерно такой: «Ты мне Тамару, а я повинюсь и больше не буде делать зло». Это было его предложение, но ответа от Бога он как бы не услышал, но решил, что Бог против не будет.

    Свой путь к добру он начинает со зла. Первое, что он делает – расчищает себе путь к Тамаре, помогая жениху покинуть этот мир. Второй шаг он делает, когда начинает являться Тамаре и соблазнять ее. Смысл его речей сводится к тому, что жених не стоит ее слез, и он может утешить ее лучше.

    Конечно, такой пересказ можно принять за издевательство над поэзией, но поэзия тоже может в красивую форму облечь весьма пошлые и банальные мысли.

    Тамара пытается скрыться от этого искушения в монастырь, но демон находит ее и там. И тут ему дорогу преграждает ангел Серафим. Демон, конечно, прогневался и обиделся на то, что Серафим хотел защитить Тамару:

     

    К моей любви, к моей святыне

    Не пролагай преступный след.

    Кто звал тебя?

     

    И от этого

     

    …вновь в душе его проснулся

    Старинной ненависти яд.

     

    Чем Демон покоряет Тамару? Извечная история: он начинает ей жаловаться, идет по самому близкому пути к сердцу женщины. И еще одна мысль соблазнила Тамару, а именно то, что ради нее он примирится с Богом. Чувствуете, какое искушение, какой гордый помысел – быть причиной такого примирения? Вот что делает с нами гордость. И конечно, Тамара была сразу наказана за это. Как только демон прикоснулся к ней, она сразу же умирает.

    Чему мы можем поучиться? Демон не совершает никакого насилия, он до последней минуты просит. Он просит о поцелуе, хотя неприкрытым текстом говорит ей:

     

    Тебя я, вольный сын эфира,

    Возьму в надзвездные края;

    И будешь ты царицей мира,

    Подруга первая моя

     

    И как она собиралась быть царицей мира, находясь на земле? Она должна была понять, что это закончится ее смертью. Так оно и произошло. Он только прикоснулся к ней губами, и она в ту же секунду умирает:

     

    Мучительный ужасный крик

    Ночное возмутил молчанье.

    В нем было все: любовь, страданье,

    Упрек с последнею мольбой

    И безнадежное прощанье —

    Прощанье с жизнью молодой

     

    Странно, что звучит упрек, ведь она должна была знать, с кем имеет дело?

    И самое поразительное в Лермонтовской онтологии, что ее при всем этом Ангел  спасает.

    Ангел несет ее душу в рай, а Демон, сбросив с себя красивый плащ, является уже в своем собственном обличье – духом злобы взвивается из преисподней, требуя свою добычу: «Она моя!».

    И что отвечает Демону Ангел, это самое поразительное – она не принадлежит тебе, потому что «страдала и любила»:

     

    Узнай! давно ее мы ждали!

    Ее душа была из тех,

    Которых жизнь — одно мгновенье

    Невыносимого мученья,

    Недосягаемых утех:

    Творец из лучшего эфира

    Соткал живые струны их,

    Они не созданы для мира,

    И мир был создан не для них!

    Ценой жестокой искупила

    Она сомнения свои...

    Она страдала и любила —

    И рай открылся для любви!

     

    Возникает вопрос, а разве Демон не страдал и не любил? Почему рай не открылся для него? Но чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, а любовь ли это была?

     

    Чтобы это понять, нужно проследить все любовные истории Лермонтова. Женщина там всегда является предметом любви, она же и жертва. Вспомните Бэлу, княжну Мэри, Тамару – да, их любят, но они же и жертвы. Это какая-то странная, а точнее, страстная, любовь, которая ищет своего. Когда Демон зовет Тамару в свои обители, он разве не ищет своего, он думает о ней? Нет, только о себе.

     

    Итак, нам объясняют, что душа Тамары была чистая. Но, все же искушения она не выдержала, она согласилась быть с Демоном, пусть даже ради того, чтобы примирить его с Богом!  И это нельзя расценивать с христианской точки зрения как святое дело. Это безусловное падение. Она согласилась на любовь к Демону, будучи – где! - в монастыре. И тут любому православному ясно - это падение души. И тем не менее, в Лермонтовской трактовке ее несет Ангел все таки в рай, и объясняет это тем еще, кроме того что она «страдала и любила», что ее душа была предопределена Богу, заранее была ему преуготовлена. То есть, что бы она ни сделала, она все равно была бы спасена. Это совсем не православные мотивы, а кальвинистские. Наверное, Лермонтов сделал это неосознанно. Но может быть, здесь где-то было и оправдание, и объяснение самому себе?

    О том, что его душа тоже соткана из «особого эфира» и потому не предназначена для этого мира?

     

    И последнее, что я хотела бы вам прочитать  - это высказывание Вл.Соловьева – христианского философа Серебряного века:.

    «…   мы  знаем,  что  как   высока  была  степень  прирожденной гениальности  Лермонтова,  так  же  низка  была  его  степень  нравственного усовершенствования. Лермонтов ушел с бременем неисполненного долга – развить тот задаток великолепный и божественный, который он получил  даром.

     

    И то, что может стать уроком для нас:

     

    «Облекая в красоту формы ложные мысли и чувства,  он делал и делает еще их привлекательными для неопытных,  и если хоть один  из малых сих вовлечен им  на  ложный путь,  то сознание  этого,  теперь  уже невольного  и  ясного  для него,  греха должно тяжелым камнем  лежать  на душе  его.  Обличая ложь  воспетого им демонизма, только останавливающего людей на  пути к их истинной сверхчеловеческой цели, мы во  всяком  случае  подрываем эту  ложь  и уменьшаем  хоть сколько-нибудь тяжесть,  лежащую на  этой  великой душе.» 

     

     

    До новых встреч!

    Следующая штудия будет посвящена творчеству Ф.М. Достоевского и состоится в январе.

    Пока комментариев нет

    Добавить комментарий