Что вы могли не знать о празднике Сретения Господня?
Праздник Сретения появился в IV–V веках и существовал только в богослужебном календаре Иерусалимской Церкви в качестве местночтимого торжества в буквальном смысле, завершающего 40-дневный цикл Богоявления, посвященного воспоминанию целого ряда евангельских событий. Первоначально праздник назывался по формальному хронологическому принципу — «сороковым днем от Епифании» («Епифания» переводится, как «Богоявление»). В IV в. в Иерусалимской Церкви Богоявление было единым праздником, который отмечался 6 января (по старому стилю), а сороковой день - 14 февраля. Римского праздника Рождества (с датой 25 декабря) в Палестине еще не было.
В кон. V в. празднование «сорокового дня от Епифании» появляется в Риме, но называться у них он будет «Очищением Марии», и отсчитывают римляне сороковой день уже от самостоятельного праздника Рождества Христова – 25 декабря, а совершают торжественное богослужение 2 февраля (15 по новому стилю). Официальное включение праздника Сретения Господня в Византийский календарь произошло во время царствования императора Юстина I (518–527), и было закреплено по Иерусалимской традиции 14 февраля. Преемник Юстина — Юстиниан I (527–565) - в 553 г. инициировал VВселенский Собор, посвященный борьбе с монофизитским расколом, после которого Юстиниан I перенес (в том числе, и в Иерусалимском диоцезе) празднование Сретения Господня на 2 февраля, т.е. на сороковой день от Рождества Христова, а не от Богоявления , как у раскольников, в частности в Армянской Церкви.
Нельзя обойти стороной вопрос историчности рассказа об установлении праздника Сретения Господня в Константинополе в связи с моровой язвой. Против подлинности этой легенды свидетельствует два факта: во-первых, праздник Сретения отмечали еще при предшественнике Юстиниана I; во-вторых, этой истории, как и сведений о моровой язве, в этот период в Константинополе нет у греческих хронистов. Веками этот рассказ был известен только в Западной Церкви.
В Римско-католической Церкви праздник Сретения Господня долгое время рассматривали как праздник Богородичный, и назывался он Purificatio Mariae («Очищение Марии»), что связано с его первоначальной апологитической ролью — необходимостью вытеснить языческую традицию очистительных жертв, совершавшихся женщинами как раз в феврале. Лишь в XX в. он получил название Praesentatio Domini («Представление Господа»), что придает ему характер Господнего праздника, если пользоваться нашей терминологией.
Напротив, на Православном Востоке Сретение изначально являлось Господним праздником и по оригинальному греческому названию, буквальный перевод которого – «Встреча Господа», и по тематике богослужебных текстов. Однако, на протяжении веков в восточную традицию в чествование Сретения Господня вплетались атрибуты Богородичных праздников, например, голубое облачение священнослужителей. Вероятно, этой трансформации праздника способствовала западная традиция. В частности, Крестный Ход со свечами, закрепленный в Богослужебном Уставе, заимствованы из подобной традиции на Западе, где традиция шествия с факелами повлияла даже на название праздника у французов и испанцев, у которых народное название праздника буквально переводится "Светильник". Обычай освящать на Сретение свечи, вероятно заимствован у славян-католиков, у которых в этот день в костёлах совершался чин освящения восковых свечей, а праздник называется Громницы, в честь языческого божества Громовника, торжества которому в древности совпадали со сретением, отсюда и название Громнинские свечи. Любопытно, что и на Руси древнейшие известные процессии со светильниками совершались в день Сретения в храмах, посвященных Богоматери. Поэтому необходимо признать, что западные традиции оказали заметное влияние на нашу современную практику чествования Сретения Господня.
Кашкин А. С. Литургика. Часть 1: Двунадесятые неподвижные праздники. СПДС. – Саратов, 2017.
Рубан Ю. Сретение Господне (Опыт историко-литургического исследования) / Отв. ред. О. П. Лихачева; вступ. слово прот. В. Ф. Федорова; со статьей отв. ред. «Вехи христианского календаря». СПб., 1994.
