Учебник "Основы православной культуры" - комментарии автора

С апреля 2010 года в школах России появился новый предмет – «Основы православной культуры».

Это часть более широкого проекта под названием «Основы религиозных культур и светской этики». Родители могут выбрать один из шести вариантов:

- Основы православной культуры

- Основы иудейской культуры

- Основы исламской культуры

- Основы буддистской культуры

- Основы мировых религиозных культур

- Основы светской этики

Концепция курса была обсуждена 21 июля 2009 г. на совещании по вопросам религиозного образования, прошедшем под председательством Президента РФ Д. А. Медведева с участием патриарха Московского и всея Руси Кирилла и лидеров традиционных религий России, а также министра образования и науки А. А. Фурсенко.

«Считаю необходимым провести в 18-ти регионах эксперимент по преподаванию основ религиозной культуры», — заявил Президент.

В поручении президента Д. Медведева премьер-министру В. Путину от 2 августа 2009 года сказано, что по окончании эксперимента этот предмет будет вестись «... с 2012 года – во всех субъектах Российской Федерации».

Распоряжением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла от 29 июня 2009 года образована Редакционная коллегия по написанию учебника и методических материалов по учебному курсу «Основы православной культуры» для средней школы во главе с протодиаконом Андреем Кураевым. Он же стал автором учебника. Учебник издан государственным издательством «Просвещение».

Курс рассчитан на 30 уроков в 4 и 5 классах. Это последняя четверть 4 класса и первая четверть 5-го. По два урока в неделю.

Поскольку теперь каждую осень родителям все новых четвероклашек предстоит делать выбор, считаем важным донести до них как можно больше информации об этом новом курсе, его цели, методах и содержании.

В основе этой книги – лекции автора учебника, протодиакона Андрея Кураева для учителей.

 

При введении в школе новой дисциплины вполне естественно задать ряд вопросов: 1) нужна ли эта новизна стране; б) нужна ли она детям; в) интересна ли она детям; в) законна ли она; г) является ли она научной и есть ли в ней уже сформировавшееся научное предание («школа»).

 

НАЧНЕМ С ПОЛИТИКИ

Курс «Основы религиозных культур и светской этики» – это попытка России ответить на три серьезных вызова современности.

Первых из них – глобализация. Мы и наши дети живем на информационном сквозняке. Новая мировая архитектура предполагает, что в мире не должно быть границ, и по миру должны спокойно передвигаться люди, идеи, технологии и капиталы.

Жак Аттали – директор Европейского банка реконструкции и развития начала 90-х годов - говорил, что цивилизация XXI века – это цивилизация кочевников: «Покончив с любой национальной привязкой, порвав семейные узы, заменив все это миниатюрными микропроцессорами, такие граждане–потребители из привилегированных регионов мира, превратятся в богатых номадов» (Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия. Победители и проигравшие наступающего мирового порядка. М., 1993, с. 18) . Что это означает?

…Раз в году мы с ужасом смотрим на экраны телевизоров, являющие нам американские города, разрушенные ураганами, пришедшими с Карибского моря. Многие годы, глядя на это, я задавал себе вопрос: какой силы должен быть ветер, чтобы разрушить наши рублевские особняки? Но побывав за океаном, я понял, что все эти шикарные дома в США – это производство фирмы «Ниф-Ниф и Наф-Наф». Они все из фанеры. Но стоит эта фанера на очень серьезном фундаменте - мировоззренческом. Если дом строится как заранее обреченная и непрочная времянка – значит, у общества просто нет установки на создание родового гнезда. Для американцев важнее работа, а не жилье.

Российское общество в этом смысле не столь мобильно. Наши люди предпочтут жить впроголодь в родном городе, чем поехать за длинным рублем в даль туманную. Люди современной западной формации настроены иначе. В этом они подобны детям советского офицера: у них нет чувства малой Родины. Такой ребенок родился в одном городе, в детский садик пошел в другом; в первый класс он шел по одной улице, а в пятый - совсем по другой...

В эпоху глобализации и чувство большой Родины должно свестись к чисто спортивной самоидентификации: вспоминай про свою страну только во время чемпионата мира по какой-нибудь чепухе. А в остальное время смирно работай на какую-нибудь транснациональную корпорацию.

Чтобы человек легко мог передвигать свои руки туда, где они нужна транснациональной монополии, у его сердца не должно быть глубоких корневых привязок к малой и большой Родине.

Как на этот вызов глобализации реагировать?

Можно радостно отозваться на него в духе Владимира Маяковского: «Чтобы в мире без Россий и Латвий жить единым человечьим общежитием». Этот путь мы проходили в СССР, и видели его карабахский тупик. Попытка асфальтирования и заливки гудроном национального разнообразия наших культур на наших глазах кончились националистическими бунтами и развалом государства.

Но если мы хотим сохранить свое национальное и культурное своеобразие, надо найти способ донести это своеобразие до наших детей. Тут есть два пути.

Первый - путь Северной Кореи: установить железный занавес по периметру границ. Но это тупиковый путь.

Второй путь – научиться жить на информационном и глобальном юру. Именно – жить, а не просто присутствовать и поддаваться влияниям. И тогда, заметив наше разнствование, мы учимся о нем корректно говорить: с любовью о каждой из наших культур, о каждой из наших традиций.

В начале 90-х годов посланцы модернизирующего Министерства образования РФ любили говорить, что школа должна готовить ребенка к жизни в современном мире. Эта подготовка была в их замысле трехчленной: ребенок должен выйти из школы:

- со знанием компьютера;

- со знанием иностранного языка;

- с умением толерантно-уважительно относиться к другим культурам.

Конечно, это очень хорошие умения. Но почему-то эти докладчики забывали сказать об уважении, понимании и знании своей культуре. Они проявляли странную и упорную забывчивость, едва речь заходила не о чужой, а о родной (по крайней мере для их аудитории) культуре.

Как-то странно воспитывать уважение к чужим святыням, не воспитав того же чувства по отношению к своим. Тот, кто может помочиться на руины православного храма, никогда не поймет святыню другого человека, другой цивилизации, если у него своих святынь нет. Если ты не понимаешь Есенина, ты не полюбишь Шекспира или Данте. Поэтому сначала ты полюби свое, а потом, с имеющимся уже опытом любви, желания, благоговения к своему, подходи и благоговей перед чужой святыней.

Конечно, дети должны уметь жить в современном мире. Они должны быть к нему приспособлены. Но если на улице минус двадцать, то это не значит, что перед выходом на улицу нужно забраться в холодильник и охладить себя до минус десяти. Напротив, я должен утеплить себя, разогреть, выпить чашку горячего чая, укутать горло - и так пронести свое тепло сквозь вьюгу.

В биологии это называется закон Кеннона (У. Кеннон – автор термина «гомеостаз»-уравновешенность): совершенство живого организма определяется степенью его независимости от температуры окружающей среды . По этому критерию теплокровные животные считаются выше хладнокровных.

Что такое Россия по мысли западных политиков? Это хладнокровный объект геополитических манипуляций, который должен свободно расслабляться, и позволять делать с собой все, что хотят наши «западные партнеры»? (пишу в кавычках и с некоторым трепетом потому, что, как кажется, словарь русского мата недавно обогатился новым выражением: когда Путин произносит «наши западные партнеры», это звучит с такой интонацией, что понимаешь: это эвфемизм, заменяющий трехэтажную конструкцию). Или же мы можем быть теплокровным субъектом собственной истории? Если нам ближе второй ответ – значит, у нас должно быть знание собственной идентичности.

Понятно, такое наше стремление дарит нам серьезных оппонентов. Это не просто недоумки, которые чего-то недопонимают. Эти люди как раз хорошо понимают, ради каких целей и денег надо задушить патриотизм и религиозную самоидентификацию. И, конечно, они будут перевирать и выворачивать наизнанку все, что могло бы согреть и сохранить Россию. И мы это хорошо видим в определенной прессе…

 

ВЫЗОВ ИСЛАМИЗМА

Второй вызов современности, на который нам нужно дать ответ – это ислам. Светская пресса почти ставит ежедневно знак равенства между словами «ислам» и «терроризм». А ведь если человека 1000 раз назвать свиньей – на 1001-й он известно что сделает…

Но главная проблема в том, что в отличие от российского православия, у российского ислама есть мощные единоверные центры за рубежом. У них есть политическая власть, есть деньги и есть желание свое понимание ислама навязать России. В любой мусульманской библиотеке видишь множество книг с надписями «Подарок от короля Иордании», «подарок министерства ваккуфов Саудовской Аравии» и т.д.

Мир ислама не менее разнообразен, чем мир христианства. Кто такие ваххабиты? Это то же, что баптисты в мире христианства.

Баптизм появился через 1600 лет после начала христианской проповеди. Ваххабизм от времени жизни Пророка отделен расстоянием в 1100 лет. Оба течения начали свою историю с весьма резкого, даже оскорбительного обличения массы своих единоверцев: баптисты критиковали католиков и лютеран; ваххабиты – обычных суннитов и шиитов. Баптисты обвинили в идолопоклонничестве (язычестве) традиционных христиан. Ваххабиты термин, который Коран прилагает к язычникам – ширк - приложили к традиционным мусульманам. Молиться Магомету нельзя, почитание водных источников, рощ, могил святых запрещено. Как баптизм – бунт против народного христианства, так ваххабизм – это бунт против народного ислама.

И баптисты и ваххабиты вошли в мир с лозунгом “вернуться к Писанию” и отринуть позднейшие человеческие предания. Подчеркиваю: речь идет о сходстве некоторых особенностей их исторических путей, но я не говорю, будто этика баптистов тождественна этике воинствующих ваххабитов (хотя у американских баптистов XVIII-XIX веков было искушение объявить войну с индейцами религиозной).

Острие ваххабизма направлено, прежде всего, против мусульман. В 1801 году войска ваххабитов под командованием Са‘уда напали на Ирак. Они захватили г. Карбелла и убили всех его жителей. Только небольшое их число спаслись бегством. Ваххабиты разрушили могилу Хусейна внука Пророка.

В 1802 году отряд ваххабитов напал на город Тайф, который находится вблизи Мекки, на расстоянии 70-80 км. После трехдневной осады ваххабиты захватили этот город и вырезали все его население. Заходя в мечети, они убивали там даже тех, кого застали за молитвой. Младенцев резали на груди матерей, а тех, кто пытался убежать, они догоняли и убивали. По приказу руководителя этого отряда Усмана Музайяфи ваххабиты полностью разрушили гробницу известного в исламском мире сподвижника Пророка Ибн Аббаса. Тем, кто укрылся в укреплении, они пообещали не трогать их, при условии, если они сдадутся. Но после того как те сдались, ваххабиты казнили всех, объявив, что с многобожниками (мушрикинами) не может быть никаких договоров. В крепости Зави Иса 50 мусульман держали оборону. Их также коварно обманули обещаниями не трогать в случае сдачи крепости. Когда же те сдались, их повели в ущелье Важжун и, раздев догола, держали там в течение 13 дней. Голодом и пытками их заставили принять ваххабизм.

В 1804 году ваххабиты окружили Мекку. В течение года они перекрыли все пути к городу. Разразился голод. И хотя защитникам города пришлось питаться травой, кошками и падалью, сдаваться они не собирались. В следующем 1805 г., увеличив свое войско до 30000 человек, ваххабиты еще больше усилили натиск. Много людей погибло от голода. На улицах лежали трупы детей. Мекка сдалась.

В 1806 г. ваххабиты захватили Медину. В 1810 г. войско ваххабитов под командованием сына Сауда Абдуллы совершило нападение на Сирию. Захватив города Хаврона, ваххабиты истребили много людей, не щадя ни детей, ни стариков, угоняли в плен женщин, сжигали хутора и селения .

Прошло 200 лет. Отношение ваххабитов к мусульманам других направлений не изменилось. «В ходе контртеррористических мероприятий в конце мая с.г. были арестованы несколько улемов - Али аль-Худейр, Ахмад аль-Халиди, Насир аль-Фахд. В саудовских СМИ их называют "такфиритская троица" (салюс такфири), потому что они в своих фетвах объявляли "неверными" (это называется такфир) своих единоверцев, которые в чем-то отклонились от того, что эта "троица" считает истинным исламом. А против "неверных" (то есть подвергнутых такфиру мусульман, а также всех немусульман - христиан, иудеев и т.д.), утверждали они, обязателен вооруженный джихад» . Этот свой «джихад» замечу, эти улемы вели на территории Саудовской Аравии, взрывая дома с иностранцами и не считаясь с жертвами среди арабского обслуживающего персонала.

Российский ислам – это жемчужина мировой культуры. Это ислам, который создавался мощными творчески богатыми мусульманскими народами, которая тем не менее жили в немусульманском окружении.

В странах, где мусульмане в большинстве, своя традиция отношения к не-мусульманскому миру. А там, где мусульмане жили в крайнем меньшинстве, в гетто, они своей культуры не создавали. Что создала, например, мусульманская община Италии? Именно Россия дает уникальный опыт сотрудничества христиан и мусульман. Именно этот наш опыт интересен сегодня европейским политикам. И именно он сейчас ставится под угрозу.

Поэтому одна из целей нашего эксперимента – сохранить особый вкус российского ислама.

Неудача в достижении этой цели обернется бедой для всех, а не только для мусульман.

Россия существует ровно до той минуты, пока христианские и мусульманские народы, составляющие нашу Федерацию, живут в мире.

И поэтому для России жизненно важно взять под контроль потоки информации об исламе, которые идут к детям.

Чтобы российские медресе, казанские и кавказские школы не стали филиалами Талибана, для этого необходимо государственное взаимодействие с ними: помощь им в обмен на контроль над ними. Кошмар Афганистана в том, что талибы – это его интеллигенция. Это мусульманские семинаристы. Студенты-террористы…Интеллигенты-боевики…

Как-то я спросил заместителя верховного муфтия Татарстана: в начале 90-х годов вы во множестве посылали молодых людей учиться за рубеж, на Ближний и Средний Восток. Как Вы сейчас оцениваете результаты их обучения? И он мне ответил, что это было величайшей ошибкой: большинство ребят, которые поехали учиться в исламские университеты за рубежом, стали воинствующими атеистами. Потому что здесь они получили добротное советское естественнонаучное образование. А в исламских зарубежных школах их начали учить буквальному пониманию средневековых хадисов: из какого камня сделано первое небо, второе небо, сколько шел караван верблюдов от первого неба до второго и т.п. И они взбунтовались и вообще отошли от веры. Те же, кто принял эти правила игры, в большинстве так и остались заграницей. А те, кто вернулся назад, были отторгнуты своими же прихожанами, потому что отформатированные под ближневосточный формат молодые муллы несли не тот ислам, который был дорог и знаком нашему Поволжью.

В нашем эксперименте будет шесть модулей, и в политическом смысле в этой шестерке «коренная лошадка» – это модуль по основам исламской культуры.

Основы православной культуры – это лишь пристяжная лошадка. По той причине, что с Православной Церковью у государства нет проблем, тогда как с исламом у общества проблемы есть. Поэтому очень важно, чтобы в восприятии детей, которые пройдут через этот курс, слово «ислам» соответствовало своему изначальному и высокому значению - «мир».

Президент России Дмитрий Медведев сказал 11 авугста 2010 года в Дагестане: внимательное отношение к религиозному образованию необходимо для того, чтобы "молодые мусульмане воспитывались в традициях нашего российского ислама, в традициях миролюбия и терпимости (http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=36899).

 

ВЫЗОВ ДЕПОПУЛЯЦИИ

И третий вызов, на который пробует ответить наш курс – это демографический кризис. «Детское население» России за двухтысячные годы сократилось с 32 до 26 миллионов. И впереди только все новые падения…

Тут самый раз вспомнить слова профессора Преображенского: «Разруха не клозетах, разруха - в головах». Исток демографического кризиса не в экономике, а в аксиологии, то есть дело не в нехватке денег, а в кризисе иерархии ценностей. Смог же чеченский народ в тяжелейшие для него 90-е годы двукратно увеличить свою численность. Значит, дело не в доходах, не в размерах материнского капитала, а в смысловых ориентациях. Интересно, что в огромном и богатом Ставропольском крае и в небольшой Чечне равное количество четвероклассников – по 22 тысячи (ясное дело, что вся Чечня будет изучать исключительно основы исламской культуры - за исключением менее чем сотни русских детей).

Когда я могу сказать – «жизнь удалась!»? Когда я с балкона моей краснокирпичной дачи на Рублевке смотрю на свой многочисленный парк иномарок? Или я могу сказать, что жизнь удалась, когда в понедельник в своей панельной трешке подклеиваю обои после вчерашнего нашествия моих многочисленных внуков?

Светская идеология оказалось в этом смысле нерепродуктивной. Именно безрелигиозные страны Европы, страны, гордящиеся своей светскостью, стремительно вымирают. И в России мы видим, что многодетны семьи почти и только религиозные: православные, старообрядцы, мусульмане, иудеи, баптисты…

Как-то отца Дмитрия Смирнова – главного военного попа Русской Православной Церкви - спросили, что он думает о демографическом кризисе. Тот удивился: «Какой кризис? Где кризис? Не вижу никакого кризиса… У меня на приходе рождаемость выше, чем в Египте!».

Поэтому среди задач нашего курса – 1) привить детям вкус к жизни, 2)привить вкус к жизни в России, а не в эмиграции, и 3) привить вкус к жизни в России в многодетной семье.

Уже сейчас осетинский остроумнейший бард Тимур Шаов поет:

Это что за остановка?

Византия или Рим?

А с платформы отвечают:

- Вихади, па-а-гаварим!

А что будет через век-полтора? …2150 год. В кафе на берегу Невы около Медного всадника сидят два китайца и пьют чай. Один другого спрашивает:

- Ли Юй, а ты не помнишь, как звался тот смешной народец, который тут жил до нашего прихода?

- Ну как же, не помню?! Конечно, помню, дорогой Вай Бэй! Кажется, они звались Джи Гит.

Чтобы этот футурологический анекдот не стал кратким курсом истории России в XXI веке, нам нужно хоть что-то попробовать сделать. Да, наш эксперимент не подготовлен. Но он - судорожная попытка лягушки дергать лапками в банке сметаны. Иначе - утонем.

Грех ставить в вину мигрантам то, что у них много детишек. Любой ребенок - это чудо. Но неужели все, на что мы способны - это любоваться на чужих детишек?! Свои дети нам совсем не интересны?

Подчеркнуто светская культура редко когда способна привить любовь к жизни в многодетной семье. Ведь основа светско-либеральной идеологии – права человека. В лексиконе этой идеологии нет такого слова как служение. Но нельзя всю жизнь человека сводить к его правам. Зато именно религии говорят о служении человека, о его призвании, о способности к жертве. А если есть готовность к служению, к отказу, к жертве – то в столь открытую жизнь спокойно входит и ребенок. Причем не в единственном числе и не в качестве «последней куклы».

Цена вопроса – наше будущее. Потому неправы те мудрые пескари, которые полагают: «На нашем веку была не одна попытка реформирования школы, поэтому и эту мы спокойно пересидим, подождем, пока пройдет очередная блажь начальства. Главное - не дергаться, подождать годика два, а потом все придет на свои круги».

Поскольку наш курс – это попытка ответа на очень серьезные вызовы, то не стоит полагать, что государство отступится. На кону - само существование России.

 

НУЖЕН ЛИ ТАКОЙ ПРЕДМЕТ РЕБЕНКУ?

Нужен ли такой предмет не государству, а детям?

На курсах религиоведения в педагогических институтах и поныне можно наблюдать исполнение логического сальто-мортале, отрепетированного еще в советское время.

Любой курс лекций по "научному атеизму" начинался с заявления: религия - это порождение детства человечества. Первобытное мышление новорожденного человечества было мифологическим и религиозным. Но потом человечество выросло, родилась философия, научная рациональная мысль, и человечество вышло "на столбовую дорогу прогресса". Студенты должны запомнить: "религия – это детство человечества".

Проходит еще несколько лекций, и научно-атеистический профессор предупреждает: ”Дорогие товарищи, вы станете учителями, так будьте бдительны, не давайте детям никакого религиозного воспитания. Не надо насиловать детей и навязывать им религиозное мировоззрение".

Теперь сопоставьте заключительную позицию с исходной. Если религия есть детское мышление, то спрашивается: почему детям не разрешить думать по-детски?

Налицо явный кувырок через голову.

Я не ставлю в данном случае вопрос - является ли религиозное восприятие мира "правильным" или "неправильным". Просто мне кажется - даже та мифология, которая называется "научным атеизмом" должна быть вежливой с правилами логики. А логика говорит: если ты заявляешь, что религия - это детская модель мышления человечества, и, кроме того, считаешь, что каждый ребенок проходит в своем индивидуальном развитии весь филогенез, всю историю человеческого рода - значит, ты чисто логически вынужден признать - в жизни ребенка, конкретного ребенка, обязательно должен присутствовать период мифологического восприятия мира. А значит – для него естественно слышать и размышлять о Горнем мире.

Логика не терпит особого ущерба, если кто-то нарушает ее правила. Закону тяготения не вредит, если некто решил им пренебречь: в конечном итоге своим падением он ломает шею себе, а не ньютоновской механике. А вот детские души могут быть изуродованы, если подойти к ним с искаженным шаблоном.

Логика "религиеведения" понуждает признать, что признать, что в жизни ребенка, конкретного ребенка, обязательно должен присутствовать период мифологического восприятия мира. Значит, ребенку нужно религиозное воспитание просто для того, чтобы быть ребенком.

Ребенок - не агностик, его восприятие духовного мира и живо, и реалистично. Он очень мистично видит мир. Одна из черт того мышления, которое называется мифологическим, заключается в том, что человек - носитель такого рода мышления - не различает между естественным и сверхъестественным порядком вещей. Дело в том, что курсы научного атеизма строятся на начальном свидетельстве, что религия - это вера в сверхъестественное. На самом деле - это атеисту кажется чудо чем-то сверхъестественным. Для человека глубоко верующего чудо просто в порядке вещей. Несложно убедиться, что ребенку присуща эта черта, мифологического восприятия мира. Для ребенка ничего сверхъестественного нет. Для него чудо встроено в распорядок дня.

В его сознании нет деления мира на "естественную" и "сверхъестественную" сферу. Вообще любое органичное религиозное чувство не воспринимает чудо как нечто разрушающее порядок вещей, но, напротив, ощущает, что "без чуда миру не стоять", что чудо срастворено миру. Нормально - дыхание чудес, ненормальна жизнь лишь по физическим законам... Религиозное сознание очень реалистично, оно не любит "фантазии". Просто в его реальность входит еще и чудо, просто его реальность не ограничивается миром мертвых вещей.

Так вот, мир ребенка органичен, и чудо в нем имеет постоянную прописку. Для ребенка неестественно быть материалистом.

Но если естественное стремление ребенка к целостному, мифическому познанию мира не направить в выработанные культурой формы религиозного сознания, он будет обречен на индивидуальное мифотворчество и богостроительство. Табуирование бесед на важнейшие темы приведет к искажениям его внутреннего мира.

Если у ребенка появился вопрос - разбираться с ним он будет сейчас. И если взрослые ему не предложат ответ - он будет этот ответ творить сам, пользуясь подручными материалами. Другое дело, что качество такого ответа может оказаться угрожающим. Сегодня ведь не брежневские времена тотального молчания о вере. Средства массовой информации постоянно скользят по грани "религиозных тайн". Эта оккультная увлеченность российского телевидения и в детях исподволь воспитывает именно оккультно-магическое восприятие мира. Приходишь на первый урок к первоклассникам, пытаешься им объяснить, что такое душа - а в ответ слышишь: "Я знаю, что это такое! Это "астральное тело" называется!"... И кто гарантирует, что через несколько лет сие юное создание, с пеленок знающее слова "карма" и "астрал", услышав их от очередного "Учителя Истины", не окажется в секте?

К сожалению, дискуссии об изучении "основ православной культуры" ведутся в каком-то искусственном мире. Очень хорошо сидеть в благоустроенном кондиционированном зале, в окружении библиотечных стеллажей и под звуки классической музыки беседовать с уважаемыми оппонентами о религиозном воспитании детей в духе полифоничности и толерантности...

Однако описанная обстановка возможна лишь в стране по имени У-топия (Неверленд, Нигдея...). Наши дети не растут в башне из слоновой кости, где они были бы изолированы от мира наркоты и навязчивой оккультной пропаганды, подаваемой ребенку вместе с боевиками и фильмами в жанре "фэнтэзи". Подростковый киногерой сегодня почти обязательно медитирует перед боем, возжигает благовонные палочки и имеет мудрого старого гуру-наставника с Востока.

Так что не надо делать вид, будто дети - это некая tabula rasa, чистая белая табличка, на которой не появится никаких религиозных знаков, если не пустить в школу священника. Религия вездесуща в жизни современных детей. Но, к сожалению, эта религия далека от Православия. Чаще всего - это ползучий антинаучный и антирелигиозный оккультизм, который входит в сознание и подсознание через культ «Гарри Поттера» и через телегороскопы, через саморекламу американских саентологов и русских фашистов, через рериховскую каббалистику и через рассказы о «народных традициях».

Так что восстановление свободы выбора школы, семьи и ребенка возможно только в случае, если эта всепроницающая оккультная пропаганда будет уравновешена трезвостью христианской богословской схоластики. Только появление ОПК в школе вернет детям свободу выбора – ибо появится альтернатива теле-ящику.

Вот бескультурные альтернативы «христианской культурологии»: триумф сект вплоть до сатанистов и – на другом полюсе - религиозный «экстремизм» традиционных конфессий. В этом случае верующие обращаются к нормальной религии, но не зная ее, не умея над ней думать, усваивают вместе с верой массу суеверий.

Если среда, в которой живет ребенок, не будет предлагать ему многомерное, мифологическое, сердечное, живое, осмысление мира, то мир этого ребенка будет ущербен, ограничен. В 20-х годах в советской педагогике была попытка запретить преподавание сказок детям, аргументированная таким образом: "мы готовим инженеров человеческих душ, нам нужны рационалисты, а все эти Кощеи и Змеи Горынычи - нам абсолютно не нужны". Однако достаточно быстро выяснилось, что однозначная и плоская рационализация детского мира уродует психический мир ребенка; он теряет многомерность восприятия мира.

Ребенок же без религиозного воспитания рискует получить не только психические травмы. Тут речь идет не только о душевном и эмоциональном голодании. В начале 80-х годов вышла книга под названием "Преодоление страхов у детей". Жалко, что я не сохранил саму книгу и не помню ее авторов. Речь в ней шла о ночных страхах детей, об их боязни темноты и одиночества. Автор же предложил вполне понятную психоаналитическую методику: они просили детей нарисовать свои страхи. Ребенок своей рукой рисовал причину своего испуга - и боялся уже меньше.

К книге были приложены эти рисунки. Какие же чудища страшили советских детей в обществе безвозвратно победившего социализма? Инопланетяне? Динозавры? Кощеи Бессмертные?... Большинство нарисовали - бесов. Откуда страх перед чертями в советских ребятах? В те годы бесенок в мультфильмах и на брелках, в детских раскрасках и книжках типа "Сказки о попе и его работнике Балде" - очень милое и смешное существо, с которым советские душеведы предлагали ребенку отождествлять себя. Или его все обижают. Или он такой озорничок, которого даже и пожалеть можно. Ничего злого и плохого в нем нет. И вдруг эти дети (из неверующих семей) рисуют не каких-то инопланетян, монстров и т.д., а именно бесов.

Бабушкиными рассказами здесь ничего не объяснить: во-первых, верующих бабушек в то время было гораздо меньше боящихся детей, а, во-вторых, даже верующая бабушка уж точно не станет рассказывать внуку о лукавом, не дав прежде средств духовной защиты от него. Тогда возникает вопрос: если такое восприятие у него есть, то не стоит ли дать ребенку опыт общения с этим миром, который накоплен его народом, накоплен человечеством. То есть сублимировать, преобразить его личный, пока еще может быть маленький и довольно двусмысленный духовный опыт, через призму общечеловеческого церковного религиозного опыта.

А если мы говорим о воспитании в школе, то я могу просто засвидетельствовать, что когда я прихожу в класс, и дети узнают, зачем я пришел и о чем пойдет речь, то у них пробуждается неподдельный интерес. Для них это радость. Как зажигаются глаза первоклашек, когда они видят, что в класс к ним зашел человек, который будет говорить с ними о Боге! Не просто любопытство и не просто радость от новизны. Но еще и радость о снятии табу, снятии запрета. Была какая-то тема в жизни, которую взрослые запрещали. Дети сами эту область знают и не понимают - почему же взрослые с ними об этом не говорят. Ребенок никогда не воспринимает разговор с ним на духовную тему как насилие (речь идет о маленьких). Для него - это его мир.

О детях старшего возраста тоже не стоит судить только на основании статей о "подростковой преступности".

Каждому возрасту дано по-своему воспринимать Бога. В юности есть свои переживания, в старости - свои. И хотя бы поэтому человек, который в детстве и юности был далек от веры, который лишь на склоне лет перешагивает порог Церкви, уже не сможет пережить того, что даруется молодым.

Иван Бунин, сумев сохранить память о своих детских переживаниях, так передает духовный настрой мальчика в "Жизни Арсеньева": "стал однажды [старший брат] Николай рисовать мое будущее - ну что ж, - сказал он, подшучивая, - и ты куда-нибудь поступишь, когда подрастешь, будешь служить, женишься, заведешь детей, кое-что скопишь, купишь домик, - и я вдруг почувствовал, так живо почувствовал весь ужас и всю низость подобного будущего, что разрыдался...".

Юности дана эта способность - срываться с места и мчаться туда, где блеснула Истина. Позднее человек как-то иначе ищет этой самой главной Встречи: я тут, у себя дома, у семьи буду жить, но на всякий случай оставлю форточку не закрытой - вдруг Кто-то все же вновь постучится в мой мир. И в конце концов Вера становится лишь приложением к быту, переставая быть творческой силой бытия.

Юности знакомство с религиозной культурой даст два дара. Один – положительный, другой – охраняющий.

В последней книге Антуана де Сент-Экзюпери «Цитадель» сказано: «духовную культуру можно сравнивать с пшеницей. Пшеница кормит человека. Но и человек, в свою очередь, заботится о пшенице, ссыпая в амбары зерно. И запасы зерна сберегаются, как наследие, от одного урожая к другому. Недостаточно знать, какой сорт зерна я хочу вырастить, чтобы взошел именно этот сорт. Если я озабочен тем, чтобы спасти определенный тип человека - и его возможности - я должен спасти принципы, которые его формируют»…

Принципы европейской культуры – в Евангелии…

… Я крестился тайно от моих неверующих родителей. Мне было 19 лет, я учился на четвертом курсе кафедры научного атеизма философского факультета МГУ. Стоял на пороге вступления в партию. Перемена моих взглядов несомненно перечеркивала все возможные карьерные планы в рамках советской идеологической системы (а философия составляла ее часть) а, значит, с точки зрения родителей, «желающих блага» сыну, рушила мою жизнь. Более полугода я ничего не говорил родителям. Но однажды, неурочно вернувшись с дачи, они нашли мой молитвослов и иконки… Скандал, слезы, уговоры… Когда же первые эмоциональные дни прошли, отец подошел ко мне и сказал: «Ты знаешь, а, пожалуй, я все же рад, что все так получилось. Теперь в твоих руках ключ ко всей европейской культуре…».

Культурологическое ознакомление детей с миром православной культуры не есть передача им ключа от нее (ключ – это единомыслие, единоверие с творцами христианской культуры). Это попытка возместить паломничество в живой монастырь дарением видеокассеты о нем. Но это лучше, чем ничего.

 

 

ЧТО ТАКОЕ КУЛЬТУРОЛОГИЯ?

Первое важнейшее слово в нашем курсе – это «культура». Слово культура не равняется слову искусство, а культурология не равняется искусствоведению.

Я исхожу из определения культуры, которое предложил классик культурологии английский ученый польского происхождения Бронислав Малиновский «Культура производит существ, чье поведение не может быть определено только путем исследования анатомии и физиологии» (Малиновский Б. Избранное: Динамика культуры. М., 2004, с. 64). Т.е. культура – это человеческое в человек. Культура – это все те действия человека, которые нельзя объяснить, исходя из его анатомии и физиологии.

Первый вывод из этого: со слова культура нужно снять нимб. Культура не означает только что-то очень высокое и хорошее. Культура – это все то, что делаем мы - люди. А мы творим немало гадостей. Свинья не свинячит – свинячит человек. Есть криминальная культура. Отнюдь не обезьяны поют про романтику тюрьмы на радио «Шансон». Есть наркотическая культура, есть нацистская культура, сталинистская культура. Культура – это просто то, что сознано людьми, а не нечто обязательно мудрое и возвышенное.

Например, ноосфера - это все что создал человек. А это не только великие строения, парки и сады. Это и озоновые дыры, и нефтяные пятнав океане, и пустыни на месте лесов.

Второе следствие определения Малиновского: человеческим, а не животным в человеке является именно рефлексия, понимание и планирование своих действий. Наличие осознанных мотивов.

И поэтому второе важнейшее слово нашего курса - «основы»,

Основы – это корни, а не вершины. Поэтому можно говорить об основах православной культуры, не говоря о вершинной точке развития нашей культуры - о дивных рублевских иконах. Но нельзя говорить об основах православной культуры, не сказав о заповедях блаженств или о мотивах принятия монашества.

Корни культуры – это мировоззрение человека, его убеждения, его предельные страхи и предельные убеждения, исток его мотивации. Вот что такое «основы культуры»!

Мой коллега, автор учебника «Основы иудейской культуры» Андрей Глоцер замечательно сказал, что в его учебнике вы не встретите икон, картин, статуй, потому что в иудаизме этого нет. «Нам важнее объяснить, почему еврей ведет себя так, а не иначе, чем рассказать о влиянии иудаизма на культуру» (Известия 17 дек 2009). Если поменять слово «еврей» на слово «православный», то получится формула учебника «Основы православной культуры».

Наш учебник говорит не только о материальных артефактах христианской культуры, но и о ее душе, т.е. о ее вере и философии. Раз уж сказал Маркс (вслед за Гегелем), что «философия – квинтэссенция культуры» , то не стоит идти против этого мнения этого культуролога. Основы православной культуры - это квинтэссенция христианского мировоззрение, корни которого - в Евангелии.

Если «основы» это корни, значит, культуру я уподобляю древу (именно оно изображено на обложке нашего ученика). «Ствол» древа культуры – это культурные сценарии. Это важнейший термин культурологии. Культурные сценарии – это типичные действия типичного человека в типичной жизненной ситуации.

Для того, чтобы понять логику этого учебника, надо отойти от обывательского представления, что культура – это то, что творят гении. Культура – это то, что творим мы с вами, отнюдь не будучи гениями. Культура – это мир обычных людей, а не только гениальных.

Культурный сценарий – это жизнь обычного человека: «Все мужчины делают это!».

Как принимают роды?

Как пеленают младенцев?

Как отец общается с младенцем?

Все это фундаментальные культурные основы нашей жизни.

Есть культуры, где отец не замечает младенцев: «Сынок, ты вырастешь большим, и вот тогда в баньке за кружкой пива я все тебе расскажу! А пока что - кыш к мамке!». В таких культурах место младенца у материнской юбки, в гинеконе, то есть на женской половине дома.

Отношение к ребенку – это базовая культурная матрица. Есть слова Христа: «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное!». Эти слова - одна из грандиознейших революций в истории человечества. Потому что до той поры ребенок воспринимался как «минус»: ребенок – это тот кто «не», он ничего не умеет, не знает, не делает.

Эпос всех народов, античность и средневековье ребенка не замечают. В этих мирах ребенок интересен только тогда, когда он «Киндер-сюрприз». Интересен спартанский мальчик, который ведет себя не по-детски – терпит укусы украденного лиса за пазухой. Примечателен двенадцатилетний Иисус, который учит мудрецов...

Но детскость как таковая не интересна. Поэтому даже в Евангелии (ведь их писал не Сам Христос) нет рассказа о детских годах Иисуса. И это не потому, что это секрет, и не потому, что он якобы учился в Индии. Просто не было читательского и авторского интереса к детству, запроса к нему и о нем.

Вот и Плутарх начинает биографию Цезаря: «Когда Сулла захватил власть, он не смог побудить Цезаря к разводу с Корнелией». Как видим, о детстве Цезаря просто ни слова. Было ли детство Цезаря таинственно? Секретно? Неизвестно? Провел ли он детские годы в гималайском ашраме? Может, Цезарь прямо родился мужем Корнелии? Нет, просто это не интересно ни для Плутарха, ни для его читателей. Тихий рост ребенка не есть подвиг. А античная литература не умеет описывать «негероическое», бессобытийное время.

Итак, Своим словам «Если не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное!» Христос не дал толкования, и тем самым оставил нам свободу их понимания.

И, кстати, это повод для дискуссии в классе: «Ребята, а что в вас есть хорошего, что в вас можно ценить?» Что хорошего в ребенке, именно в детстве? Например, с моей точки зрения, детство хорошо своим непамятозлобием.

Вы обращали внимание на головной убор Патриарха Московского и всея Руси? Белый куколь, концы которого свешиваются спереди на плечи… Это древняя форма монашеского клобука. Все монахи носили их до реформ патриарха Никона.

Авва Дорофей, святой VI века, пояснял, что куколь это младенческий чепчик, то есть знак младенческого беззлобия монаха. У монаха нет ничего своего, нет имущества, и поэтому нет повода для конфликта. В учебнике я рассказываю о двух монахах, которые никогда не ругались и однажды пожалели об этом: мол, все люди как люди собачатся, а мы с тобой не деремся, давай, за что-нибудь поругаемся. Второй монах соглашается:

- Хорошо, а из-за чего ругаться будем?

- Давай из-за вот этого кирпича!

– А как будем ругаться?

- Ну, я скажу, что этот кирпич мой, а ты скажешь, что он твой!

– Согласен! Начинаем!

- Это мой кирпич!

- Ну, конечно, он твой, бери!..

Так им и не удалось поругаться.

Так вот, у детей или у вас может быть свое понимание того, что хорошего в детях. Мне кажется, это отходчивость. Только что он кипел, возмущался: «Мама, я от тебя уйду!» и т.д., через 5 минут уже снова солнышко взошло, снова ластиться и т.д. Может быть, именно это так хорошо в детях и так невозвратимо во взрослых. У вас могут быть иные понимания. Вот и хорошо бы их обсудить с детьми. Кстати, именно эти слова из Евангелия завершают «Снежную королеву» Андерсена…

А вот еще культурные сценарии:

Как дерутся мальчишки?

Как ухаживают за девушкой?

Как празднуют свадьбу?

Как работают?

Как отдыхают?

Как пируют?

Как болеют?

Культура болезни это не культура врачевания, не медицинская культура. Это именно культура болезни. «Я и моя болезнь» - это же целый роман. Болячки бывают разные. Если речь идет об ОРЗ, ангине, гриппе и прочих вирусах, здесь все понятно: «сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!». Пришел насморк? - Выпей новомодное средство - и всё!

Но есть болячки, которые вошли в меня навсегда. Моя «любимая» подагра, язва, ревматизм, диабет и еще что-то. Как с ними жить? Материться с ними каждое утро или каждый вечер?

Однажды, к святому наших дней отцу Иоанну Крестьянкину в Псково-Печерский монастырь приехал московский протоиерей Аркадий Шатов. Он создал в Москве училище сестер милосердия, а старца спросил: «Батюшка, чему мы должны научить наших девочек? Что главное в служении сестры милосердия?» Отец Иоанн подумал и ответил: «Ты знаешь, девочки должны понять, что главное в служении сестры милосердия - научить больного любить свою болезнь!».

Культура болезни – это еще и умение наших бабушек быть незаметными, прятать свои недомогания. Их культура болезни - еще и в отказе от дорогостоящего лечения в пользу внуков…

Бескультурье – это в ответ на чисто этикетный вопрос «как здоровье?» навязывать случайному собеседнику подробный разговор на обозначенную тему с демонстрацией результатов анализа мочи…

Культура старения – также базовый культурный сценарий. В религиях ценится опыт именно стариков. Это люди, отошедшие от интрижной суеты, и потому способные немного по юродивому посмотреть на мир. Это осенняя просветленность. Это то, о чем писал Федор Сологуб:

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Закону мудрому поверьте:

День только к вечеру хорош.

С утра – уныние и ложь

И копошащиеся черти…

День только к вечеру хорош.

Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Старость – это время последней схватки за последние признаки молодости? Время все более беспощадной косметики? Или же это время всматривания в будущее, в «путь всея земли»?

Советская культура на своем собственном закате попробовала хоть чуточку ослабить напор воспевания комсомольской молодости и породила две замечательные песни о другом полюсе человеческой жизни: «У природы нет плохой погоды» и «Мои года – мое богатство»…Нынешняя попса не способна и на это.

А еще есть культура умирания. В середине ХХ века был в Константинополе православный патриарх Афинагор, который однажды признался журналистам о своей мечте. «Вы знаете, я хотел бы умереть после болезни, которая была бы достаточно долгой, чтобы я успел подготовиться к смерти. Но чтобы моя болезнь была не слишком затяжной - чтобы я не стал в тягость моим близким. Я хотел бы умереть так: вот я лежу в своем доме, в своей постели, у окна. И вижу: вот смерть появилась на соседнем холме, вот, она подходит к моему дому, поднимается на мой этаж, стучится ко мне в дверь… И я говорю: «Войди!.. Впрочем, подожди, присядь на дорожку!.. Ну вот, я готов, идем».

Такова христианская культура умирания... И она совсем не похожа на комсомольскую матрицу – «И желаю всей душой, если смерти - то мгновенной...».

А еще есть культура погребения, культура ухода за кладбищем, могилами родных людей. В «Военных записках» Экзюпери говорится о селении, где семьи поколениями хоронят в одних могилах. - "Вы счастливы?" - спросил я людей. "Как же не быть нам счастливыми, если мы знаем, где будем спать"... На наших глазах с Запада к нам проникает по моему замечательная и очень христианская традиция – при жизни покупать себе могилу и ставить на ней крест со своим именем и (пока) лишь с одной датой…

Эти культурные сценарии творили не Леонардо да Винчи с Достоевским. Но они и составляют ствол древа культуры. И различия между разными народами, культурами, эпохами, именно в них, в культурных сценариях.

В 1654 году в Россию приехал необычный путешественник. Павел Алеппский, по национальности сириец, по языку араб, по паспорту турок, по вероисповеданию православный. Для него Москва – это как для нас с вами Рига 70-х годов, то есть окно в Европу. И вот он впервые в Европу въезжает через Россию. Он потрясен. Но кое-что его потрясло негативно.

Он с возмущением пишет: «У русских женщины, когда приносят еду, садятся за один стол вместе с мужчинами!».

Или: "Торговля московитов деспотичная, говорят они при торговле мало. При попытке торговаться сердятся. Цена одинаковая на всем рынке» .

Вот типичный культурный сценарий! На южном рынке, если ты не торгуешься, ты обижаешь продавца. «Ты, давай, поговори со мной как с человеком! Ты расскажи мне о своей семье, я тебе про свою семью, а потом бери этот изюм, для хороших людей не жалко!» У нас же: «Как это я буду торговаться? что соседи скажут? что сын из города перестал мне помощь присылать, что мы обеднели?!». Нет, нет, у нас понты дороже денег!

Итак, корни культуры – это убеждения, система ценностей, нравственных ориентиров, предельные страхи и надежды.

Ствол культуры – это матрица, культурные сценарии.

Цветы культуры – вот это уже искусство.

А плоды культуры – это люди. Высший плод православной культуры – это человек православной культуры. Высший плод мусульманской культуры – это человек мусульманской культуры,

«Троица» Андрея Рублева – это не плод православной культуры, а ее цветочек. Высший плод православной культуры – сам Андрей Рублев.

Поэтому не надо думать, что задача нашего курса – подготовить юных гидов для Третьяковской галереи. Задача курса не в том, чтобы пояснить те или иные картины.

Культурология и искусствоведение - далеко не одно и то же.

Культура - это не только иконы, фрески, храмы; это прежде всего внутренняя культура человека, его психология, его опыт самопознания. А православная психология – это православная аскетика, речь о которой не возможна без разговора о православном монашестве. Речь не идет о том, чтобы всех со школьной скамьи направлять в монашество. Но объяснить, какую красоту и радость находят православные в монашеском идеале, необходимо.

Место культуры не в музее, а в жизни. Если место православной культуры в прошлом, то ей не место в школе: для мертвой и древней культуры достаточно университетского спецкурса – наравне с рассказом о пирамидах Египта и культуре майя.

А православная культура жива, ее творчество продолжается и сегодня. И сегодня же она творит поступки и судьбы людей. Есть культура милосердного поступка. Культура любви. Культура войны. Культура православного праздника. Культура христианского труда.

Лишь растождествив искусствоведение и культурологию, мы поймем, что «Основы православной культуры» – это не презентация хит-парада наиболее известных православных икон и храмов. Культурология позволяет вполне по светски говорить не только о церковном искусстве, но и об основах православного мировоззрения и этики.

 

КТО БУДЕТ УЧИТЬ?

Вести уроки «Основ православной культуры» будут не священники, а обычные учителя. Обычные – значит даже не посланные Церковью. Если у Марьи Ивановны, учительницы начальной школы, так получилось, что в этом году она ведет именно 4 класс (а именно в 4 классе вводится данный курс) – она просто получит новые темы для общения со своими детьми.

Впрочем, это компетенция школы или департамента образования региона. В некоторых городах образовательные власти решают, что данный курс лучше поручать предметникам из старшей школы (то есть школьным же преподавателям литературы, истории, мировой художественной культуры).

От преподавателя не требуется согласия с миром той веры, о которой он будет говорить. И уже тем более не требуется справки о его личном правоверии от местного прихода.

Предмет разговора – да, в ряде тем (не во всех) – религиозный. Но метод разговора и преподаватели – светские. Разве не так было на лекциях по советскому атеизму?

У нас в церкви есть люди, которые считают, что только глубоко церковный человек может вести эти уроки.

Я же считаю, что это декларация такой позиции ошибочна и с правовой точки зрения и с точки зрения интересов Церкви.

Предмет-то все же светский. И ответ на вопрос о подборе преподавателей есть лакмусовая бумажка, показывающая, светский все же планируется предмет или конфессиональный. Кроме того, если Церковь придет в школу в качестве цензора, решающего, кому из педагогов дать дополнительные подработку и заработок, а кому - нет, есть риск тихого бунта учителей против нас.

Есть неверующие люди без обличительного азарта по отношению к православию. Им нравятся культура и этика православия, но они не могут принять церковной догматики. Имеет ли право представитель церкви сказать ему: «Пока не принесете справку о том, что Вы были на причастии и исповеди, мы не можем доверить Вам преподавание ОПК»?

Вместо того, чтобы бояться таких педагогов, надо, напротив, радоваться появлению в школьном мире людей, которые испытывают к нашему миру пусть даже такой, начальный, культурологический и профессиональный интерес. Надо не бояться, а помогать таким людям.

Тем более, что этот проект нельзя рассматривать как церковную собственность... Мы должны научиться сами, а также позволить другим, говорить о нашей святыне светским языком. Приступая к работе, мне хотелось бы, чтобы учебник получился настолько «вкусным», чтобы даже преподаватель, считающий себя атеистом, прочитав его, загорелся бы желанием вести уроки ОПК, увидев в этом как возможность для собственного профессионального роста, так и сюжеты, интересные и полезные для детей.

Получилось ли? Не знаю… Не автору судить о своей удаче.

Но без перехода с языка проповеди на язык культурологии мы не получим ни этического, ни юридического права на вход в общеобразовательную школу.

 

 

О СВЕТСКОСТИ

В названии нашего предмета - «Основы религиозных культур и светской этики», есть еще слово, о котором имеет смысл поговорить заранее – «светский»...

Только в советском языке слово «светский» имеет значение антирелигиозный или безрелигиозный, Возьмите любой словарь европейского языка, и посмотрите, что там обозначает словолаик -«светский». Антоним слова лаик - слово клирик.

Термин «светский» означает всего лишь неуправляемый церковью и не финансируемый ею.

Федор Михайлович Достоевский, Владимир Сергеевич Соловьев – это светские люди. И в то же время это творцы русской православной культуры. Но на них не было рясы, они никогда не расписывались в церковной ведомости, они работали не по заданию церковного начальства, а по убеждению своей совести.

И это удивительный феномен русской культуры: у нас есть традиция светской религиозной философской мысль - от Чаадаева, Хомякова, Гоголя, Бердяева и вплоть до Лосева, Бахтина, Аверинцева и Хоружего в нашем времени.

А вот кем является профессор математики в католическом университете? Клирик он или лаик? Даже если он и слова не говорит о Боге, но он получает деньги в церковной казне. И потому он клирик.

Есть светский гений католической культуры - Гильберт Честертон, автор детективных «Приключений отца Брауна». Отец Браун - католический священник. В некатолической Англии католический священник, конечно, привлекает внимание. И когда происходит загадочное преступление, а рядом маячит сутана отца Брауна, конечно же, внимание обращается к нему. И вот в ряде рассказов какие-то оккультно возбужденные дамы рериховского разлива достают отца Брауна: «Отец Браун, но вы то хоть понимаете, это чудо! Это ангел покарал этого мерзавца! Это проклятие индийского бриллианта! Это порча, это карма!»

Отец Браун на такие вещи не поддается; в эти минуты он материалист. «Знаете ли, в действительно верю в некоторые вещи.. Но именно поэтому я не верю в другие… Про ангела это потом, а вы не знаете, кто мог оставить здесь этот пепел от сигары?». И вот в одном из рассказов такая оккультно возбужденная дама говорит: «Отец Браун, но вы то понимаете, что это порча! Точно это порча! Наш эксперт это доказал! Вы что, вы не верите нашему эксперту?!»

Ответ отца Брауна гениален: «Ну, что вы, моя дорогая, конечно, верю! Я верю, что он эксперт и верю, что он ваш!».

Поэтому, если профессор математики получает зарплату в католическом университете, он их эксперт, и в этом смысле клирик. Даже если он не говорит о Боге.

Хотя, может, и говорит.

В 1817 году в российское образование пришла эпоха так называемого «двойного министерства». Один и тот же человек – князь Голицын - был и обер-прокурором Священного Синода и министром образования Российской Империи (до 1824 года). И вот он издал приказ, согласно которому во всех университетах страны, во всех лекциях должно присутствовать евангельское начало. От той поры до нас дошла такая история. Профессора математики Московского университета спрашивают: «А вы исполняете это предписание?» «Да, конечно!» «И что же вы говорите о Боге в лекциях по математике? Как вы это совмещаете? - «Это очень просто! Я говорю: Господа студенты, если к двум прибавить два, то по милости Божией получается четыре».

Есть и более близкие к нам похожие реалии. Года три назад зима была бесснежной аж до февраля. И вот в том феврале в Троице - Сергиевой Лавре проходит традиционная ежегодная встреча профессуры МГУ и Духовной Академии. Когда дело дошло до выступления ректора МГУ Садовничьего, за окнами хлопьями повалил долгожданный снег. Все забыли про критику Фурсенко и ЕГЭ и зачарованно смотрели в окна. Садовничий же отреагировал гениально: «Уважаемые коллеги! Как уже давно установлено наукой, погода на нашей планете зависит от воли Господа Бога и температуры мирового океана!»

И еще один эпизод, помогающий понять оппозицию светский-клерикальный. В 1209 году мэр Оксфорда повесил двух преподавателей местного университета в качестве возмездия за убийство ими женщины. Университет счел это клеветой и начал забастовку. Профессора и студенты требовали, чтобы римский папа объявил их клириками. Это не значило, что они будут посвящены в сан. Но если они будут объявлены клириками, они станут неподсудны местной феодальной власти. Только церковный суд может разбирать дела клириков («церковников»).

Пример был недалеко: в Париже профессора Сорбонны получили клерикальный статус в булле папы Целестина III от 1194 года (окончательно подтверждён хартией привилегий, пожалованной парижским учёным королем Филиппом II в 1200 году). И в случае с Оксфордом Папа был на стороне профессуры.

Но английский король был против: он не хотел терять контроль над Оксфордом. В итоге забастовка в Оксфорде длилась 5 лет. Через 5 лет король отступает, папская булла выходит. Что же за эти 5 лет произошло? - Студенты и профессора из Оксфорда ушли в соседнюю деревню и стали там продолжать свои занятия. Имя этой соседней деревни – Кембридж. Так родился Кембриджский университет .

Поразительная история, и мне очень горько её рассказывать. Я не могу представить себе такого рассказа на страницах русской летописи. Мол, «в лето от Рождества Христова 1209–е профессора и студенты Суздальского университета в знак насилия со стороны владимирского князя ушли в деревушку Москву и там основали университет»... Увы, эта культурная матрица не наша. В этом смысле мы не по-хорошему уникальны…

Сопоставляем три даты. 988 год – Крещение Руси. 1685 год –появление первой богословской школы, то есть такой, которая ставит задачу более высокую, нежели простое обучение грамотности (Славяно-греко-латинская академия в Москве). И получаем - 700 лет без богословского интереса и усилия!

Так вот, «светский» означает всего лишь на всего не-клерикальный.

Светскость предполагает, что разговор ведется не от имени Церкви. Он о Церкви, но не от ее имени.

Школа и при «ОПК» останется светской. Церковной она стала бы, если бы Церковь стала контролировать и подбор преподавателей, и содержание уроков по всем дисциплинам (а не только по богословию). ОПК - это, напротив, попытка светской школы и светского государства взять под свой контроль информационные потоки о религии, идущие к детям.

Ответственность за эксперимент несет министерство образования, а не Московская патриархия. Деньги на эксперимент выделяет государственный бюджет (центральный и региональный), но не епархии.

И метод курса - культурологический.

 

 

 

МЕТОДЫ КУЛЬТУРОЛОГИИ

Есть два основных метода культурологии. Один из них в основном разрабатывался в Советском Союзе. По цензурным условиям христианский ученый не мог заявлять своей позиции прямо, и поэтому люди типа Лосева, Аверинцева, Лихачева или Бахтина говорили о христианстве со стороны. Поэтому первый метод культурологии – это метод отчуждения, от-странения. Это разговор о родном как о чужом.

Одна из форм этого метода - метод о-странения: о хорошо знакомом говорить как о проблемном. Почему небо голубое? Почему трава зеленая? Почему купола золотые? Почему попы толстые? (На последний вопрос ответ таков: попы толстые, потому что бедные: на фитнесс-клубы денег не хватает).

А на Западе культурология разрабатывала другой метод – это метод эмпатии, вживания в чужое как в свое. Попробовать понять логику чужого мифа, побыть в коже древнего египтянина или грека.

В нашем эксперименте, нужны будут оба метода.

Надо пробовать вжиться и понять логику мифа. Для этого прежде всего надо понять следующее: в любой религии есть много недоказуемого, но в религии нет ничего бессмысленного. «Бессмысленный догмат» - это выражение оценочное и глупое. Это суждение гордого лентяя, который просто отказался от труда понимания мира другого человека. У любого догмата, любого символа и любого обряда любой религии есть смысл. Надо просто пробовать понять его и, для этого хотя бы спросить мнение компетентного носителя этой традиции: «а почему у вас это? А что это для вас означает?». Для человека, живущего внутри традиции, каждая мелочь исполнена смыслом. Культуролог же должен его понять, и понятое затем перевести на язык европейского университета (школы).

В атеистических кругах принято возмущаться тем, что в средневековой схоластике обсуждался вопрос — сколько ангелов могут уместиться на конце иглы. Однако этот вопрос отнюдь не смешон. Кончик иглы — это минимум пространства; в пределе это физическая точка. Ангел, согласно средневековому богословию, — существо бестелесное. То есть в пространственном континууме его присутствие можно рассматривать как абсолютный ноль. Следовательно, вопрос о том, сколько ангелов умещается на кончике иглы, есть вопрос о соотношении максимально малой, но все же реальной величины, и нуля. Это начало дифференциального исчисления: может ли величина, бесконечно стремящаяся к нулю, достигнуть своей цели, и в чем различие между нулевым значением и функцией, стремящейся к нулю. Весьма многие научные проблемы, прежде чем они были сформулированы и решены на собственно научном (прежде всего математическом) языке, первоначально формулировались в лоне философии. Вопрос об ангелах и игле — один из таких вопросов. Издеваться над ним — все равно что издеваться над атомизмом Демокрита.

Впрочем, надо сказать, что у культуролога может быть две ошибки. Одна – неумение распознать смысл чужой для него культурной реальности. Вторая – стремление всюду видеть эзотерику.

И молчание реальности и ее смыслонасыщенность могут оказаться совсем неожиданными.

Вот, скажем, одежда священника (вопрос, о котором весьма любопытствуют дети).

Одежда с длинными рукавами называется ряса. Какова ее символика? – Никакая. Рясы в завоеванный Константинополь принесли с собою турки. Это обычный восточный халат. Просто духовенство приняло его в одноцветном, а не пестром варианте .

Такая же священническая одежда, но с узкими рукавами, называется подрясник. В такой одежде-тунике ходила вся античность. Это совершенно обычная одежда. Никакой смысловой нагрузки у нее нет. Просто в Патриархии не получили свежий номер журнала «Мода Средневековья».

Обязательно черный цвет рясы и подрясник – это совсем недавнее влияние; перенятая из Европы мода на пуританизм. В пятом веке блаж. Иероним советовал молодому священнику – «Темных одежд не носи» . Впрочем, 16 правило Седьмого Вселенского собора (787 год) запрещает носить разноцветные одежды – но это не означало, что они не могут быть цветными. В 17 веке по свидетельству Павла Алеппского, «Кремлевские протопопы носят рясы из ангорской шерсти фиолетового и зеленого цвета, весьма широкие, с позолоченными пуговицами сверху донизу, зеленые сапоги. Они имеют у себя в услужении много молодых людей и держат породистых лошадей. Другие священники, проходя мимо них, снимают перед ними свои колпаки. При этом они тучны, толсты, с большим животом и жирным телом» .

Но и ряса и подрясник – это домашняя, мирская одежда священника.

Зато в храме все богослужебное облачение священника исполнено смыслами. Например, фелонь – как бы плащ, в котором служит священник. При взгляде со спины кажется, что над плечами священника высится трапециевидный горб. Впрочем, именно эта деталь необязательна. Это деталь только русского облачения. Возможно, назначение этой трапеции – защищать шею от сквозняка в неотапливаемом зимнем храме (храмы и в самом деле стали отапливать совсем недавно).

Но если сама трапеция не-символична, то другая особенность фелони значима: у этой одежды нет рукавов.

«Одежда диакона имеет рукава, так как он служитель и ему необходимо иметь руки, хорошо приспособленные для дела. [Одежда] же священника, именуемая фелонью — без рукавов, что обозначает непригодность иерея для человеческой деятельности и то, что он и в обыденной жизни пребывает как бы вне плоти и мира, и во время [совершения] своего служения, которое во всем зависит от одной только божественной длани и [в которое] он сам не привносит никакой человеческой инициативы», - пояснял святой 14 века Николай Кавасила. Изъяснение Божественной Литургии, 34).

Это значимая черта, отличающая православие от католичества. Католическое богословие говорит о том, что Христос оставил на земле Своего наместника – Римского папу, наделив его властью управления Церковью и ее созидания. Папа же частично делегирует свои мистические полномочия другим епископам и священникам. В итоге священник получает власть совершать таинства.

С точки зрения православия у Христа нет наместника в Его Церкви. Он Сам пребывает в ней. И таинства совершает Сам Бог. Священник же лишь служит Таинству. Он – священнослужитель скорее, чем священносовершитель.

Так, св. Иоанн Златоуст напоминает, что для ветхозаветного праотца Иосифа величайшей наградой было право подать царю (фараону) чашу. В Таинстве же Нового Завета все наоборот: Царь Сам подает тебе чашу . “Священник стоит только, исполняя образ, и приносит молитву, а все совершает благодать и сила Божия. Это изречение (“Примите, ядите, сие есть Тело Мое…”) постоянно возращает силою благодати тех, кто достойно принимает трапезу” . Итак, священник напоминает Слово, которое совершает Таинство. “Не человек претворяет предложенное в тело и кровь Христову, но Сам распятый за нас Христос. Представляя Его образ, стоит священник, произносящий те слова, а действует сила и благодать Божия. “Сие есть тело Мое”, — сказал Он. Эти слова претворяют предложенное, и как то изречение “раститеся и наполните землю” хотя произнесено однажды, но в действительности во все время дает нашей природе силу к деторождению, так и это изречение, произнесенное однажды, с того времени доныне и до Его пришествия делает жертву совершенною на каждой трапезе в церквах” . Таинство совершается Христом и Его Духом. Священник же служит Таинству и потому называется священнослужителем .

Понятно, что без-рукавная одежда, как бы связывающая, опоясывающая руки священника, подчеркивает то, что он – рецепиент Таинства, а не его творец. В православии нет такой пропасти между священниками и мирянами, как в католичестве (что очень остро чувствуют, кстати, и сами католики…).

Так что культуролог должен быть готов к тому, что самые вроде бы далекие области культуры и жизни окажутся связаны между собой. Он должен быть готов и в малом увидеть великое (эту школу можно пройти, прочитав книгу О. Шпенглера «Закат Европы»). И в то же время он должен быть готов принять молчание реалии и отказаться от втискивания в нее того смысла, который она на самом деле в себе не несла.

Если православный педагог ведет курс «Основ православной культуры», он должен пользоваться методом отчуждения.

Если православный педагог ведет курс исламской культуры, он должен пользоваться методом эмпатии.

Если неверующий педагог ведет курс «Основ православной культуры» он должен пользоваться методом эмпатии, понуждать себя и детей к пониманию внутренней логики и красоты православного мифа или символа. А когда этот же неверующий педагог заговорит об атеизме, он должен говорить отстраненно, не говоря - лучше ли он или хуже других убеждений.

Ни атеист, ни православный педагог не должен бояться того, что ему предстоит освоить материалы многих религиозных культур. Не надо считать, что только верующий человек имеет право говорить о вере. Это не так. От педагога требуется не вера, а профессионализм.

Лишь три требования предъявляются к участникам эксперимента.

1) Любить детей.

2) Любить свою профессию.

3) Любить себя в своей профессии.

Эти три условия можно выразить проще: хороший учитель – это тот, кто с радостью идет на работу. У такого педагога все получится.

Мы не можем подбирать преподавателей. Но мы имеем право надеяться и даже требовать, чтобы преподаватели был добрыми профессионалами, надеюсь, можем.

Попробую привести несколько примеров из разных религиозных традиций.

Вот удивительное иудейское предание (мидраш) об истории еврейской пасхи. Евреи уходят из Египта, армия фараона их преследует. Библия просто говорит, что по молитвам Моисея море разошлось и пропустило евреев. Но мидраш (предание) добавляет: когда Моисей и его народ подошли к берегам Красного моря, море не расступилось, волны по-прежнему заграждали путь. Колесницы фараона уже рядом, а на молитвы Моисея море не реагирует. И тогда один из вождей еврейского народа (Нахшон в тексте этого мидраша: в русском переводе Библии его имя Наассон, сын Аминадава) с дерзновением бросился в море… И море не расступилось. Никакого шествия по водам не произошло. Он входит по колено - море не расступается; по грудь - не расступается; по подбородок - море не расступается. А он идет вперед. Он захлебывается. Он тонет. Но когда море стало заливать ему ноздри, тогда вдруг вода отошла…

Евреи поясняют: вот такие у нас отношения с нашим Богом. Когда ты уже на грани отчаяния, когда кажется, ничего хорошего быть не может, вот тогда и приходит чудо. Но ты верь Богу и все равно иди вперед!

Кстати, это принцип нашего эксперимента. Когда мы уже по ноздри будем даже не в воде, а в дерьме своих ошибок, вот тогда, я надеюсь, что-то вдруг произойдет. Неужели этот пример не вдохновит педагога на рассказ о том, как вера помогает пройти даже сквозь безнадежность? Неужели он не вспомнит «Белое безмолвие» Высоцкого?

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть –

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь!

А вот мусульманская история, от которой я тоже в восторге. В 8 веке жила юродивая мусульманка Рабия. Она ходила по городу, днем в одной руке держа факел, а в другой ведро воды. Когда её спрашивали «зачем?», она объясняла: «Факелом я хочу поджечь рай, а этим ведром хочу залить адский огонь! Я хочу, чтобы люди любили Бога ради Бога, а не ради взяток и не из-за страха» .

Это удивительное и редкое бескорыстное религиозное чувство. Это – ответ на тот вопрос, который сатана задавал Богу в ветхозаветной книге Иова – «Даром ли богобоязнен Иов?».

Аналогично в 8 веке сказал преподобный Феодор Студит: «Ради Христа мы должны быть готовы отказаться и от эдемского рая» (преп. Феодор Студит. Послания. Ч.2. М., 2003, с. 419). Потом у нас Достоевский скажет: «Если даже истина не с Христом, то я лучше буду с Христом, но не с истиной».

Неужели эти примеры не смогут стать поводом для беседы с детьми о предельном бескорыстии?

Любой педагог любой урок любого модуля этого курса должен вести как открытый урок. Это означает, что любая его фраза о любой из конфессий (в том числе о православии) должна быть такой, чтобы представитель этой конфессии согласился бы с ней: «да, у нас действительно есть такое верование, и наше убеждение в Вашей фразе было передано адекватно».

Представьте что на каждом вашем уроке на задней парте рядком сидят раввин, мулла и поп… А вы должны говорить об их верах так, чтобы после каждой вашей фразы они молча и согласно кивали бородами…

Это не такая уж невыполнимая задача. В конце концов, миры русской литературы не менее разнообразны, чем миры российских религий. Мир Пушкина не похож на мир Гоголя. Мир Достоевского инаков, чем мир Маяковского. Мир Шолохова не вместим в мир Тургенева… Николай Бердяев справедливо заметил, что все русские интеллигенты делятся на три группы: те, то любят Толстого; те, кто любят Достоевского, и те, кто никого не любят.

Но учитель должен добиться от учеников понимания ими каждого из классиков, вживания в каждый из изучаемых художественных миров. Учитель не имеет права опускаться до уровня личной критики классиков – при всем их разнообразии и всей их полемичности.

 

 

«ОСНОВЫ ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ» - НЕ «ЗАКОН БОЖИЙ»

Религиозное образование ставит своей целью приведение детей к религиозной практике. Оно добивается согласия учеников с верой той религиозной группы, от имени которой ведется преподавание.

Культуролог же добивается не согласия и принятия, но информированности и понимания.

Законоучитель ссылается на библейские тексты как на тексты авторитетные, доказывающие правоту его веры. Культуролог ссылается на те же самые тексты Библии с иным акцентом: он тоже видит в них доказательство своей правоты, но правоты не религиозной, а исследовательской. Он их приводит в качестве подтверждения своего тезиса о том, что такое-то верование в данной общине реально существует. Для законоучителя Библия – исключительный авторитет. Для культуролога Библия авторитетна лишь в качестве свидетельства о верованиях тех групп людей, которые ее создали или чья жизнь создавалась с опорой на Библию. Если же он обратится к анализу индийских верований, то таким же и никак не меньшим авторитетом для культуролога станут тексты Упанишад.

«Культурология - исследование истории обыденности, мифологических и культурно-филологических реконструкций… Культуру как объект познания культурологии можно обозначить как исторический социальный опыт людей по селекции, аккумуляции и применению таких форм деятельности и взаимодействия, которые помимо утилитарной эффективности оказываются приемлемыми для человеческих коллективов также и по своей социальной цене и последствиям, отбираются на основании соответствия критерию ненанесения вреда социальной консолидированности сообществ и закрепляются в системах их культурных ценностей, норм, паттернов, традиций и т.п., т.е. представляют собой систему определенных "социальных конвенций", прямо или опосредствованно обеспечивающих коллективный характер человеческой жизнедеятельности. Этот социокультурный опыт воплощается в системе непосредственно регулятивных установлении – обычаев, законов, канонов, морали и нравственности, этикета и т.п.; опредмечивается в специфических чертах технологий и продуктов (результатов) деятельности людей по удовлетворению их групповых и индивидуальных интересов и потребностей (определяющих допустимые в данном сообществе способы осуществления той или иной деятельности и параметры получаемых при этом результатов); является основным содержанием всех видов коммуницирования между людьми и формирует особенности языков и "культурных кодов" такого рода коммуницирования; определяет содержание и методику процессов социализации и инкультурации человеческой личности; рефлектируется и интерпретируется в "культурных текстах" философии, религии, социальных и гуманитарных наук, литературы и искусства, обществ, мысли, права и идеологии, обрядов и ритуалов и пр.; транслируется от поколения к поколению в виде традиций, обычаев, ценностных ориентаций, экзистенциальных установок и пр.; является содержательной основой процессов социального воспроизводства сообщества, конкретно-исторических локальных черт их культурных систем и конфигураций. Это и есть культура в том смысле, в котором ее изучает культурология» .

Среди множества культурных моделей, исследуемых методами этой дисциплины, есть и христианский мир. И есть ученые, работавшие на этом тематическом поле, чьи труды стали научной классикой.

Аналитико-культурологический рассказ о православии возможен. Труды и имена Алексея Федоровича Лосева, Михаила Михайловича Бахтина, Сергея Сергеевича Аверинцева, Юрия Михайловича Лотмана, Андрея Чеславовича Козаржевского, Арона Яковлевича Гуревича, Вячеслава Всеволодовича Иванова, Александра Михайловича Панченко, Бориса Андреевича Успенского говорят о том, что такая научная школа и методология уже существуют. Все они писали в советские времена и в советской стране (в эмиграции культурологические труды создавали Лев Карсавин, Георгий Федотов, Георгий Флоровский).. Ни о какой прямой проповеди тогда и речи быть не могло. Но добротное научное исследование все равно пролагало себе дорогу. Книги Аверинцева «Поэтика ранневизантийской литературы», Козаржевского «Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы», Гуревича «Категории средневековой культуры» стали катехизисами для целого поколения советской интеллигенции. Прекрасный пример культурологического рассказа о религии стоит дома у каждого интеллигентного человека – двухтомная энциклопедия «Мифы народов мира». Могу также посоветовать статью Аверинцева «Христианство» в пятом томе советской «Философской энциклопедии» (1970).

Академическая традиция культурологического исследования и изложения христианства есть. Значит, нужно переложить эти академические труды на язык университетских лекций, а затем и школьного учебника. Эту непросто, это задача не для одного человека и не на один год.

Культуролог может исследовать образы поведения людей в советских магазинных очередях или культуру коммуналок, а может говорить о «культурных сценариях», связанных с религиозной жизнью данной группы людей.

Выбор тематического поля при сохранении научного метода не лишает исследование научного статуса. И культурологический рассказ о религии не становится религиозной проповедью.

Реальность, о которой говорит законоучитель и к которой он обращает – Бог. Реальность, о которой говорит культуролог – люди и созданные ими тексты.

Законоучитель говорит о Боге (и к Богу); культуролог – о людях, верящих в Бога.

Законоучитель призывает. Культуролог – объясняет. Это разные интеллектуальные процедуры: доказать и объяснить.

Доказать – значит передать мои глаза, понудить к согласию со мной. А объяснить – это тоже означает доказать, но гораздо более слабый тезис.

Объяснить – значит сделать для него понятной мою логику, мое видение проблемы. Объяснить – это значит доказать, что я (или тот, о ком я говорю) не идиот, что вот такая точка зрения по-своему оправданна, в ней есть своя логика, своя обоснованность. Ты можешь эту позицию не принимать, у тебя тоже есть свои аргументы, но и твой оппонент, твой собеседник не дебил.. Да, мой мир другой, нежели ваш, но у него есть своя логика.

Я прихожу в МГУ, и на первой же сентябрьской лекции говорю студентам: «Я прошу вас отнестись ко мне как к обычному преподавателю. Надеюсь, вы достаточно широко мыслящие люди, чтобы разрешить мне ходить в той одежде, которая мне нравится. Так что давайте я не буду обращать внимания на вашу одежду, а вы – на мою. У вас есть спецкурсы по философии Платона, Маркса, Канта… Вот в этом же ряду стоит и мой спецкурс по философии и богословии христианства. На экзамене от вас не будет требоваться согласия с православием. Вы просто должны будете продемонстрировать знание основных имен (и знать хотя бы в каком столетии жил тот или иной выдающийся христианский писатель), представлять себе историю дискуссий, возникавших в истории Церкви, понимать и воспроизводить логику сторон. Если на экзамене вы скажете, что лично вам кажется убедительнее логика оппонентов православия – это не повлияет на вашу оценку... Но если кто-то из вас начнет свой ответ с фразы «У этой проблемы две ипостаси» - два балла он получит на счет «раз». Ибо я целую лекцию буду рассказывать вам об истории слова ипостась и о том, что лишь безграмотные журналюги употребляют это слово со значением аспект».

В религии есть много недоказуемого, но нет ничего бессмысленного. Для сознательного носителя религиозной традиции каждый жест, символ, каждая деталь его вероучения осмысленны. Задача религиоведа и культуролога – попробовать передать этот смысл на языке современной культуры. Культуролог старается понять внутреннюю логику изучаемого им мира, а не навязать ему свою оценку или свою логику.

Вот пример культурологической работы: на уроке по истории Древней Греции дети узнают о боге Кроносе и о его странных вкусах: он порождал множество детей, и сам же их пожирал. Я показываю соответствующие картины Брейгеля, Босха, Гойи. Страшная картинка: Кронос, который закусывает очередным своим младенцем. Спрашиваю: «Ребята, почему греки создали такой странный миф? Чтобы понять, как у греков появился такой миф, надо обратить внимание на имя главного персонажа. Что означает слово кронос? А вы вспомните такие слова нашего русского языка, которые несут в себе этот греческий корень: хронометр, хроника, синхронно, анахронизм... Кронос - это время. Греки просто однажды поняли, что время все порождает, но время же все свои порождения превращает в могильную пыль. И поэтому «отец всего» является и «могильщиком всего». Из времени и во времени все возникает и со временем и во времени все исчезает. Напишите слово время с большой буквы, представьте Время живым существом – и вы получите греческого бога Кроноса…»

Я, думаю, что детям после этого греческая культура и мифология станут в чем-то понятнее. Но вряд ли они станут молиться богу Кроносу: «О, Боже Кронос, сделай так, чтобы звонок скорее прозвенел!».

А учителям этот эпизод стоит помнить, чтобы освободиться от масонско-просветительского мифа о том, что якобы античная культура было чисто светлой, что в ней все было солнечно и радостно, а потом пришли эти черные попы, и испортили вкус к жизни. Нет, античная культура – культура трагическая. Это не только солнце. В ней были свои болота и свой мрак. Маленькая деталька: у античного мира не было своей Библии, священного текста. Но там была культурная библия, книга, которую знали все и, которая воспитывала всех. Это поэмы Гомера. И с чего же начинается «Илиада»? «Гнев, о, богиня, воспой Ахиллеса, Пелесова сына...» Если главная книга народа начинается со слова «гнев», значит, этот народ не через розовые очки смотрел на мир. Значит, в этом народе и в его исторической памяти было столько болячек и боли… На некоторые из них и ответило принятое им позднее Евангелие…

И как можно объяснить логику греческого мифа, не превращая урок в проповедь олимпийской веры, так же можно объяснить логику православной вселенной, не сыпя при этом императивами и не демонстрируя обязательно-навязчивой доказательности. Я даже не против использования конструктов типа «логика православного мифа» - учитывая, что слово «миф» было реабилитировано в трудах Лосева и Флоренского.

Культурологическое преподавание – это реконструкция мира, о котором свидетельствует тот или иной текст. Причем текст имеется в виду не только литературный, но и живописный и музыкальный и событийный…. На этих уроках речь шла бы не только о сюжетах икон. Понять культуру какой-то эпохи – значит понять логику людей, живущих в ней. Почему этот человек (или персонаж) поступил так? Какой он должен был видеть ситуацию, чтобы реагировать именно таким образом? В каком из миров такой поступок понятен и логичен?

Ну, почему Татьяна Ларина отказала Евгению Онегину? Ее поступок странен с точки зрения современной молодежи. Участники и зрители «ток-шоу» говорят, что ничего нет запредельного в том, чтобы с мужем жить «официально», а «любовь» крутить на стороне… Поведение Татьяны непонятно? Но для культуролога то, что непонятно, что странно – то и интересно. Непонятное в нашем современном мире – ключ к тому, что считалось «очевидным» в другой культуре. Почему для Татьяны ее клятва нелюбимому человеку была дороже, чем волнение ее сердца? Вот тут уместно поговорить о христианской аскетике. О том, что радость может быть горькой. И рождаться она может от того, что ты сдержал себя, не переступил черту.

ОПК – рассказ об огромном мире православной культуры. Это разговор не о Боге, а о человеке. Рассказ об опыте прочтения Библии разными поколениями, о том, как эта книга меняла их жизнь. Рассказ о таком человеке, который верит в Бога. Знание психологии таких людей помогает нам понять ту культуру, которую они создали и в которой хотя бы отчасти мы живем до сих пор. В итоге – планета людей станет немного понятнее.

Культурология – это разговор о человеческих мирах.

Вот, к примеру, Иван Грозный. В истории почти любого народа, хоть чем-то проявившего себя на арене мировой истории, есть подобный тиран. Но Иван Грозный уникален. Да, он мстил и убивал, да, он бывал рационально-бессердечен и жестоко беззрасуден. Но еще он – каялся. Искренне, надрывно каялся. Почему о таких приступах покаяния не говорят биографии Тамерлана и Чингисхана, Нерона и Ленина? Значит, что-то кроме тиранического «окаянства» было в душе у этого русского царя. Что? Не то ли, о чем как-то сказал академик Сергей Аверинцев: «христианство создало поистине виртуозную культуру усмотрения собственной виновности»?

Вот поэтический плод этой культуры:

Даже самое белое

До конца не бело.

Все, что в жизни я сделала,

Не алмаз, а стекло.

(Надежда Павлович).

Вот фантастический (а литературном смысле) плод этой культуры: главный и положительный герой «Властелина Колец» Толкиена – хоббит Фродо - в решающую минуту все-таки ломается и не может найти в себе сил, чтобы расстаться «кольцом всевластья». Толкиен сам комментировал этот эпизод на христианском языке: «Фродо пал…». Читают российские подростки Толкиена? - Да. Понимают ли христианский подтекст этой великой сказки? – Увы, далеко не всегда (а тем временем на книжном рынке появились сатанинские переделки трилогии Толкиена).

И великий может пасть, и падший может подняться, - об этом говорят евангельские истории об отречении апостола Петра и о покаянии апостола Павла… Без этих сюжетов никак нельзя представить себе европейской литературы. А многие ли выпускники наших школ знают, чем кончаются «Господа Головлевы»? Многие ли знают о светлой кончине Иудушки? О его покаянии в Великий Четверг и о его пути к могиле матери?

Слишком многое останется непонятым в европейской и русской классике, если читатель не будет знать об этой христианской культуре покаяния, о христианском понимании пластичности человеческой души? Так что и рассказ о христианской психологии (то есть – аскетике) вполне естественно войдет в курс культурологии…

Вот, мне кажется, прекрасный материал для урока ОПК: мысли Жана Жака Руссо. Прямо скажем, Жан-Жак не был христианином. Но два его афоризма мне кажутся совсем родными. И каждый из них заслуживает отдельного урока.

Первый: «Деньги, которые у тебя есть, это путь к свободе. Деньги, которые ты хочешь заработать, это путь к рабству». Параллели тут очевидны: и буддистское учение о «страдании»-дукхе. И православное учение о «страстях», лишающих человека взлетной скорости. А ведь для подростка это очень серьезная и личная тема – тема о его свободе. О смысле жизни. Об имидже. О роли денег и о свободе от них.

Второй тезис Руссо: «Дом, который к тридцати годам не наполняется детскими голосами, после пятидесяти населяется кошмарами». Параллель и тут слышна: исповедь Маргариты разбуженному ею малышу: «- Я тебе сказку расскажу, - заговорила Маргарита и положила разгоряченную руку на стриженную голову, - была на свете одна тетя. И у нее не было детей, и счастья вообще тоже не было. И вот она сперва много плакала, а потом стала злая... - Маргарита умолкла».

А из этого следует, что не только монахам и их творениям найдется место на уроках по православной культуре, но и многому иному, в частности, художественному творчеству Льва Толстого. Да, Толстой-писатель и психолог – это носитель православной культуры. Другое дело - поздний Толстой-моралист…

Понимаете, тезис «Трактат В чем моя вера написан буддистом» не режет слух. Но попробуйте сказать, что «Роман Анна Каренина написан буддистом» – и вы сразу почувствуете фальшь этого утверждения. Так что писатель-романист Толстой – это человек православной культуры. Ибо иначе-то – какой же еще? Какая еще культура учила, что заметить свой грех, свою вину перед миром и людьми – значит заметить самое важное?..

Говорить же о христианской психологии и антропологии, не касаясь вопроса о том, как христианин понимает свои отношения с Богом – невозможно. А эти отношения взаимны: есть то, что человек делает ради Бога. А есть то, что (согласно христианскому мировосприятию) Бог делает ради людей. И тут культуролог может обратить внимание на особенности иконного построения.

Почему, например, на православных иконах нимб очень часто выходит за пределы самой иконы, «налезает» на рамку (ковчег)? Почему иногда то же самое происходит с копьем, которое держит в руке мученик, или с носками сандалий святого? Художник не рассчитал, не справился с композицией? Нет, дело в том, что икона обращена к человеку, входит в его мир. Икона динамична. И вот это ее стремление свой свет внести в мир людей и передает икона своей кажущейся неуклюжестью. Так что логика культурологического рассказа требует от разговора об артефакте (картине, иконе) перейти к разговору о богословском смысле, который явлен в этом артефакте. И все же рассказ о евангельской идее Жертвы не будет богословской проповедью – по крайней мере, до той поры ,пока рассказчик не скажет нечто в роде: «Мы же, видя эту безмерность Божией жертвенной любви к нам, и сами весь живот наш Христу Богу предадим!».

Некоторые грани христианства можно и понять и изложить, не будучи самому христианином.

Христианин ли Герцен? Вряд ли. Его философские убеждения материалистичны. Но его талант аналитика позволяет ему давать верный культурологический анализ христианства: «Христианство удивительно приготовило индивидуаль¬ность к настоящему. Углубление в себя, признание беско¬нечности в себе, очищенный и вместе доведенный до высочайшей степени эгоизм и, след., развитие собственного достоинства. А с другой стороны, мысль самопожертвова¬ния для всеобщего, любовь и пр. Эта борьба сама по себе развила все богатство духа человеческого» .

Об одном и том же можно говорить гомилетически (т.е. с интонацией и с целью проповеди) и культурологически.

Законоучитель диктует детям молитву Отче наш, поясняет ее смысл и просит детей выучить молитву и каждое утро начинать с нее.

Культуролог может напомнить детям «Снежную королеву» и обратить их внимание на то, что Герда победила армию холода именно с помощью молитвы «Отче наш». Затем он пишет эту молитву. Рассказывает о ее смысле (этот фрагмент может не отличаться от фрагмента урока Закона Божия)… И все. Никаких призывов. Вы теперь знаете, почему Герда молилась и почему она молилась именно так. А будете ли и вы в ситуации опасности вести себя как Герда – это уже ваше личное дело.

Различие двух предметов - в отсутствии императивности. Здесь не будет призывов: «Дети, помолились!», «Дети, начали поститься!». Не будет и обязательно-навязчивой доказательности.

Граница между религиозным образованием и культурологически-религиоведческим проходит вот где: если преподаватель считает, что ту информацию, которую он дал, дети должны принять личностно, перевести в свою жизнь, если на экзамене оценка будет зависеть от того, согласен ты с учителем или нет, как часто ты ходишь в храм, постишься и так далее – вот это будет религиозное образование.

Перейти от проповеди к культурологии просто. Это делается с помощью придаточных предложений. Например, в советские времена я спокойно сдавал «идеологические» экзамены: просто каждую фразу я начинал с вводного оборота – «С точки зрения марксизма…»; «Как писал Энгельс…»; «По выражению Ленина…». Затем следовало изложение фактов (текстологических фактов: ибо приводимые мною тексты и в самом деле обретались в наследии классиков марксизма). Никто из экзаменаторов не спросил меня: «А Вы лично с этим согласны?». В итоге, не будучи марксистом, я спокойно проходил экзаменационные барьеры.

Мне не хотелось бы, чтобы Церковь заняла в нашем обществе место, подобное тому, что КПСС занимала в СССР. Но опыт «дистанциированного» изложения историко-философского материала полезен не только тогда, когда ты желаешь скрыть свое отношение к цензорам. Еще он полезен тогда, когда ты желаешь защитить своих слушателей от своего собственного чрезмерного эмоционального давления на них.

Снятие восклицательных знаков и добавление вводных раз («С точки зрения православия...»; «По верованиям православных…», «Согласно евангельскому рассказу…») предоставит детям способность свободно работать с предлагаемыми текстами: не сгибаясь под ними, а наклоняясь над ними.

Итак, культурологический разговор о православии возможен. Он возможен и педагогически, и юридически.

Желаем ли именно такой разговор Церковью и Министерством? Не происходит ли маскировка «Закона Божия» под «основы православной культуры»?

Проверочный вопрос здесь очевиден. Сторонника введения ОПК достаточно спросить: «Считаете ли Вы возможным ведение уроков ОПК неверующим преподавателем?».

Тот, кто ответит «нет», тем самым покажет, что желает введения в школах уроков «Закона Божия» под прикрытием культурологии. И это - либо непрофессиональность, либо нечестность (маскировка). И то и другое только повредит знакомству детей с православной культурой. Вот, например, слова одного псковского священника об ОПК: «безусловно, преподавать будут учителя, единственная просьба к ним со стороны духовенства, чтобы они сами были верующими людьми - посещали храмы, молились, соблюдали посты. И это обосновано: мы же не даем вести уроки музыки людям, не представляющим, что такое нотный стан. Православие – это не теория, православие – это практика, именно поэтому преподаватель должен быть верующим» .

Мой же ответ: «да», неверующий специалист может вести уроки ОПК. Противоположный ответ означал бы, что мы говорим об одном, но на самом деле имеем в виду религиозную проповедь…

Вот я не молюсь ни Гермесу, ни Зевсу. Но у меня как у дипломированного религиоведа есть право прочитать лекцию о религии Древнего Египта и о том, как эти мифы отражались в культуре, в литературе, поэзии и философии. Как о японской культуре может рассказывать человек, сам не исповедующий синтоизм, так и разговор о культуре русско-православной может вести специалист, лично не исповедающий православие.

Условий здесь только два: первое – профессиональная компетентность такого специалиста. Второе – его любящее отношение к предмету своего изучения и рассказа. Пушкинист не обязан во всем соглашаться с Александром Сергеевичем, но любить и стараться понять Пушкина он обязан. Кстати, именно в таком отношении к Пушкину (или к Есенину) находится русский православный филолог. Не любить их нельзя. Понять – надо. Соглашаться во всем и со всем - невозможно.

Если неверующий преподаватель ОПК будет знать православную веру, любить православных людей, понимать внутреннюю логику православной культуры и язык ее символов – то его труд не будет казаться странным.

Эксперимент начался 1 апреля 2010 года. А уже 2 апреля пришло не слишком радующее сообщение из Красноярска: «В пресс-центре газеты «Комсомольская правда - Красноярск» по благословению Архиепископа Красноярского и Енисейского Антония состоялось открытое занятие, приуроченное ко введению в школах края учебного модуля предмета «Основы православной культуры». Слушателями были ученики 4-х классов школы №150 и их родители. Занятие на тему «Пасха Христова» провел духовник Архиерейского Образовательного Центра, штатный священник Свято-Покровского кафедрального собора г. Красноярска иерей Петр Боев. Во время урока он рассказал собравшимся о Воскресении Христовом как христианском празднике, о понятии «пасха». Дети, выбравшие для изучения «Основы православной культуры», поделились своими представлениями о том, что такое Пасха, почему Иисуса Христа называют Спасителем. Прошло чтение и обсуждение отрывков из сказки К. Льюиса «Хроники Нарнии», а также из произведения И.С. Шмелева «Лето Господне». Архиерейский детско-юношеский духовный хор «София» поздравил всех собравшихся с грядущим праздником Пасхи, исполнив песнопения «Многая лета» и «Христос Воскресе»».

Это совершенно неверный сигнал для начала нашего эксперимента. Если бы такая встреча состоялась однажды по ходу курса – это могло бы быть уместным. Но для начала это как раз плохо. 1-я встреча – это же камертон и сигнал. Мол, вот так и надо проводить уроки - «штатным священникам» в сопровождении хора, поющего молитвы.

Не как посланец Фурсенко, а именно как миссионер я говорю: православные, дорогие, потише! Если мы хотим обращаться не только к уже церковным детям, то мы должны найти совсем иную интонацию – не давящую на тех, кто не видит в нас своих пастырей.

Проект ОПК предполагает выход за рамки церковных семей и обращение к другим детям, не вполне нашим.

Для них «Закон Божий» вводить в школах нельзя. Дело не только в мигрантах и не только в других народах, живущих в нашей Федерации. Сами русские семьи тоже весьма разно ориентированы. Самосознание людей сегодня уже не то, что в 19 или 16 веке. Люди уже не столь однозначно видят источник радости в ощущении своего единства «со всеми».

Надо обратиться ко всем, а «все» - они очень разные. И только один код сегодня является универсальным: научный. Гуманитарно-культурологический. В этих условиях с речью о православии к детям из неправославных семей можно обратиться только в интонации культурологической экскурсии.

Если мы хотим, чтобы больше родителей избрало ОПК в следующем году, мы должны на деле им показать, что это не попы идут в школу, а обычные учителя продолжат на этих уроках свою обычную работу... Культурология как метод ведения ОПК – не маскировка, не лукавство. Уроки и в самом деле должны быть культурологическими.

Отсюда моя нижайшая просьба к преподавателям ОПК: поймите, какая ответственность лежит на вас! Вы рискуете судьбой русского народа. Если Вы увлечетесь прямой проповедью и назиданием - это может обернуться тотальным провалом. Представьте, откликнулась одна учительница на просьбы детей и стала в своем классе на уроках ОПК рассказывать о том, как надо молиться нашему Спасителю. Ребенок же из неправославной семьи рассказал об этом родителям: «сегодня в школе было так интересно! Я научился правильно пальчики складывать для крестного знамения!». Родители в ужасе, пишут жалобу Фурсенко и ООН. И в итоге запрещают уроки ОПК вообще по всей стране. Так тактический выигрыш может обернуться стратегическим поражением.

Смогут ли церковные педагоги пойти путем такой аскетики? От их усилий зависит много больше, чем от проповедей приходских батюшек.

Впрочем, у конкретного урока в Красноярске есть некоторые оправдания: это занятие прошло не в школе, а в редакции газеты и оно прошло в присутствии родителей.

 

 

ПОЧЕМУ НЕ ИСТОРИЯ ВСЕХ РЕЛИГИЙ?

Потому что детям только 10-лет. У ребенка в четвертом классе еще нет истории и географии. У ребенка в этом возрасте нет запроса к изучению истории, и тем более к истории религий. У него нет ощущения истории. Для 10-летки Ельцин и Цезарь – это современники, причем современники динозавров. Ведь все они жили тогда, когда он сам еще не родился.

Так зачем детям в один или даже два урока урок впихивать сакральную символику православного храма, мечети, синагоги и пагоды? Что у них будет в голове?

В передаче «6 кадров» был сюжет об автобусной экскурсии с экскурсоводом-заикой: «П-п-п-па-смотрите на-п-п-п-право… П-п-п-п-проехали…». Вот это и будет курс мировых религий – быстро проехали мимо всего. Это будет не прохождение всего, а мимохождение мимо всего.

Курс истории религий имеет право на существование в университете, но не в 4-м классе.

Интересно, что в отличие от остальных пяти модулей нашего эксперимента, перед этим курсом не ставится задача воспитания и погружения в какую-то конкретную культуру. На пространстве 30 уроков перед ребенком предлагается устроить калейдоскоп из множества религий. Зачем? Для учебы в школе знания о буддизме или иудаизме ребенку не очень нужны. Жгучего интереса к вере тибетцев и к тому, как устроена пагода, костромской школьник не испытывает. Ребенка может заинтересовать храм, стоящий на соседней улице. Но у костромского ребенка вряд ли есть интерес к вере и храмам буддистов и даосов. То, что и так есть в кругозоре ребенка, можно и нужно объяснять. Но зачем навязывать ему искусственное расширение кругозора?

Получается, у него просто отбирают учебное время. Ради чего? Оказывается, ради «воспитания в духе толерантности». То есть под видом рассказа о религиях на самом деле собираются решать совсем другую задачу - причем именно ту, которую исторические религии перед собой вовсе и не ставили.

Учебник истории религий, созданный для курса «Основ религиозных культур и светской этики» сделан более или менее добротно: в нем нет откровенных ляпов, материал изложен достаточно корректно. Но совершенно не понятно, зачем это учебник сделан. Очень холодный, очень отстраненный стиль, а главное — избран странный ракурс. Он не исторический, а обзорно-тематический. Такой подход был бы интересен для студентов — философов, религиоведов, культурологов... Но зачем давать десятилетнему ребенку избыточную информацию о далеких религиозных мирах, если он сам об этом не просил?

Дружба ребят разных национальностей может быть воспитана гораздо проще – через внеурочные общешкольные празднования национальных праздников. Пусть православные ребята всех угостят куличами и пасхой, а татарские - принесут в класс те угощения, которыми в их семьях встречают Сабантуй.

Появление такого курса в нашем эксперименте – это не ответ на желания детей, а жертва детьми в пользу глобальной идеологии -идеологии толерантности и либерализма.

Считать это глупостью я не могу – умные люди писали. А посему остается лишь один вывод – курс истории религии для 4 класса заказали умные недоброжелатели нашего эксперимента. Я считаю, что этот модуль сознательно вставлен для того, чтобы как можно больше детей отвлечь от конфессиональных культур. Именно отвлечь. У этого модуля чисто негативная нагрузка.

Конечно, столь однозначно-предвзятые идеологи не услышат моих доводов. Но обычные учителя и родителя вполне еще могут осознать то простое обстоятельство, что наши взрослые игры в "религиоведение" не должны разрушать детский мир.

Во многих школах и даже в некоторых регионах власти побоялись отдельного преподавания ислама и православия. И поэтому ввели курс истории мировых религий. Получилось странно: в этом курсе представлены 4 религии. И представлены в одинаковом объеме. Но если в классе или в регионе есть только христиане и мусульмане – то зачем им половину учебного времени тратить на знакомство с религиями, которых нет в их окружении? Зачем им информация об иудаизме и буддизме?

Поэтому мне кажется существующие шесть вариантов выбора имеет смысл дополнить седьмым: православно-мусульманским учебником. Остается и возможность выбрать ОПК как отдельный курс. И возможность выбрать совсем уж холодный курс мировых религий. Но появится вариант более глубокого и совместного знакомства с мирами двух основных религий России.

Задача такого курса очевидна. Она не в том, чтобы всех обратить в Православие. Задача очень проста: надо, чтобы мы перестали быть чудиками, "инопланетянами" в глазах наших детей – и своих, русских, и мусульман. Такой учебник даст нерусским детям шанс посмотреть на нас, на нашу веру добрыми глазами, не осуждающе.

Следующая задача – сделать нас более-менее понятными. Например, объяснить, что Андрей Рублёв не изготовитель идолов и что не надо словечко "ширк", которое в исламском лексиконе означает некую языческую мерзость, применять к сокровищам Третьяковской галереи.

Я совсем не возражаю против того, чтобы люди знали языки других культур и традиций, но сначала человек должен научиться говорить на своем родном языке.

Глупо, если московский ребеночек, не изучив русский язык, начнет интересоваться японским. Точно так же и здесь: если ты не понимаешь логики родной культуры, ее красоты, ее смысла и ее веры, то как ты сможешь понять святыни другого мира, другой культуры, другой религии? Поэтому сначала научись любить по-русски, а потом уже можешь попробовать понять и иную культуру, попытаться вжиться в мир человека другой традиции.

Я хотел бы, чтобы дети знали все языки. Но, увы, время обучения, да и силы детей ограничены. Поэтому в каждой конкретной школе преподается лишь один иностранный язык. Я хотел бы, чтобы дети одинаково хорошо и глубоко знали историю всех народов, что невозможно, поскольку история России в школах преподается полнее, чем история Англии (это не означает, что история России чем-то глубже или назидательнее - просто школа-то русская...). Я хотел бы, чтобы дети знали всю мировую классику. Но в реальности русскоязычную литературу школьники изучают несравненно подробнее, чем не менее великую литературу Германии.

Я хотел бы, чтобы дети знали все религии мира. Но в тоже время я понимаю, что если они не узнают о мифах племени мумбу-юмбу - это останется всего лишь частичным пробелом в их образовании, и не помешает им стать обладателями культурного наследия своей страны, т.е. России. А вот если они не будут ничего знать о православии - слишком уж досадно будет, что и это поколение с видом иностранцев будет ходить по древним монастырям...

Нам говорят: «Давайте просто введем в такой школе курс «история мировых религий» – и все будет замечательненько!».

Ну, «замечательненько» это будет в зависимости от того, какая поставлена цель. Честно скажу: мне бы хотелось, чтобы курс «основ православной культуры» давал детям не только знание о православии, но и помогал бы детям взрастить в их сердцах любящее, доброе отношение к родной вере.

Нет, не саму веру (ибо это было бы уже религиозным образованием), а доброе отношение к вере родной земли. Мне бы хотелось, чтобы люди смотрели на православие хотя бы глазами Николая Некрасова. Некрасов лично был, наверно, неверующим человеком. Но перед русским храмом он благоговел – ибо этот храм был для него святыней. Храм, в его понимании, был освящен не Духом Святым, а слезами русских баб, которые все свои боли (как и радости) приносили сюда, к порогу сельской церквушки… Толстой, любя русский народ, не смог полюбить его любовь к Православию. Некрасов в этом отношении был последовательнее. Вот мне и хотелось бы, чтобы «добрым глазом» воспитанники российских школ смотрели на русское православие. И в какой же Конституции это запрещено?

Так что разрешение родителям принять «основы православной культуры» есть всего лишь естественный шаг от свободы совести на бумаге к свободе выбора в реальной жизни.

Учебники по религиоведению не вызывают желания немедленно знакомить с ним детей.

Если люди способны отдавать свои жизни и судьбы за свою веру – значит, в их вере есть нечто вдохновляющее. Вот это палящее дыхание «берсерков» способны ли передать светские религиоведческие учебники?

Я еще не видел такого вузовского (и, тем более, школьного) учебника по религиоведению, в котором я мог бы узнать свою веру, и по прочтении которого сказал бы: да, это образ того православия, которое я люблю и которому я посвятил свою жизнь.

В одном из недавних учебников православная вера излагается одной фразой: «В идеологии современного православия главными догматами являются положения о единстве Бога, бессмертии души и загробном воздаянии» . Верно это? Названные тезисы действительно присутствует в нашей вере. Но ведь мы не просто православные, мы – христиане. И вот, оказывается, нашу веру излагают за нас так, что даже для упоминания имени Христа и места не находится. И слово «идеология» тут лишнее... И вообще безумно скучно. Такое можно зубрить, но нельзя «понимать» и уж тем более нельзя понимать тех людей, которые эту схоластику любят. То есть вместо того, чтобы приоткрывать для студентов мир других людей, такой учебник порождает лишь отчуждение от них.

И, кстати, это не просто особенность авторского стиля (мол, автор вообще не умеет писать с огоньком). Завершающая этот учебник глава о кришнаизме написана в совершенно восторженных тонах и от первого лица .

В этом вообще фундаментальная нечестность учебников по «религиоведению» и «истории религий». Каждый из них написан человеком, у которого есть свои убеждения, свои симпатии и антипатии в мире религий. Но автор учебника прячет эти свои симпатии под безликим словом «доцент»: мол, это не я, это «наука так считает». Ну, как тут не вспомнить меткое слово св. Феофана Затворника: «науки нет, а есть научники, которые вертят наукою как хотят» .

Все новейшие «религиоведческие» учебники написаны с позиций антихристианских и про-языческих .

Так что честнее не прятать свои убеждения, а открыто о них сказать: этот учебник отражает православный взгляд на историю религий,.. на мировую культуру,.. на историю России. А этот - исламский. Этот – иудейский. Так честнее перед читателем: ему легче будет брать поправку на пристрастия автора учебника.

Кроме того, очень странно предполагать, будто человек, не имеющий никакой веры (точнее говоря, у него есть вера атеистическая, но он ее и сам не любит), лучше расскажет о верах других людей.

Оттого не приходится ожидать появления «всерелигиозного» учебника, который обрадовал бы и христиан, и мусульман, и буддистов. Не будет учебника, который мог бы «влюбить» читателя сразу во все излагаемые религии.

Да и почему это русские дети обязаны любить все религии, все культуры? Знать, понимать, ориентироваться, - да, нужно во многих мирах. Но любить надо научиться для начала свой, родной мир. Как сказал Честертон, хорошие люди любят другие народы. Плохие - забывают собственный.

Естественно право детей других народов взять в руки учебники, с любовью говорящие об их родных традициях. Но сливать под одну обложку эти слишком разные книги не стоит.

Кстати, даже в более старших классах курс истории религий может оказаться разрушительным. Подросток ищет такую истину, которая наделила бы смыслом его жизнь. Чему поклониться? Чему отдать свою жизнь, любовь, гнев? Ему нужна предельная, абсолютная мерка.

И вот к людям с такими смертельно-жизненно-важными запросами приходит "широко мыслящий педагог" и начинает вещать интеллигентские пошлости: "истину, знаете, никто знать не может... Каждая религия улавливает частицу правды... Бог один, а имен у Него много... И вообще, знаете, важно во что-то верить, а во что не важно... Обряды не нужны, главное в сердце чего-нибудь иметь... Надо свободно исследовать все, не ограждая свой кругозор согласием ни с какой конкретной религиозной доктриной... У каждого своя правда... Не надо осуждать чужую точку зрения... " и т.п .

Но юность-то ищет абсолюта. А значит, если юношу воспитывать "плюралистом", он релятивизм возведет в абсолют и станет просто циником. Для думающего подростка главная проблема – это смысл жизни. И если ему на уроках религиоведения будут говорить, что все религии одинаковы, что нигде нет правды, что все религии это некие равноценные, но виртуальные миры, то это будет способствовать нарастанию подросткового цинизма.

Лучше оставить историю религий для университетов. Ведь школьник – это не студент. В Университете проще. Там есть правила игры, которые уже все понимают. К какой бы церкви ни принадлежал учащийся, он сам освоить язык культурологов: "с точки зрения христиан...", "с точки зрения буддистов"...

Учителя и в школе могут делать вид, что мы чисто светские преподаватели именно "истории религии". Но на самом-то деле самым живым из ребят совершенно не интересна история религий. У них свой вопрос, вопрос своего сердца: Есть или Нет? Правда это или Ложь? Мне сейчас пойти надышаться какой-то гадостью под целлофановым пакетом, или есть еще смысл до следующего лета дожить?

Они нас спрашивают о смысле жизни и смерти - а мы делаем вид, что между уроками химии и физики информацию просто даем им факультативную информацию...

Кстати, даже если будет принято решение о преподавании в старших классах «Религии мира», это еще не означало бы отказа от параллельного преподавания «Основ православной культуры». Ведь идет же параллельное преподавание истории Отечества и истории всемирной.

 

 

ВЫБОР РОДИТЕЛЕЙ, А НЕ ШКОЛЫ

Именно при осуществлении нашего эксперимента школа, наконец, перестанет быть антиконституционным институтом. На сегодняшний день школа – это антиконституционный институт, потому что 13-я статья Конституции РФ ясно говорит о запрете на установление любой идеологии в качестве обязательной.

Но школа никак этого не может расслышать, и в образовании до сих пор идеология воинствующего сциентизма оказывается единственно допустимой.

Сциентизм – это частный случай европоцентризма, т.е представления о том, что единственный «нормальный» путь развития - это путь развития Западной Европы, а единственно «нормальная культура» – это культура новоевропейских университетов. И хотя сами европейские университеты давно уже отказались от европоцентризма и сциентизма, наша школа оказалась феноменально консервативна. Она по прежнему верна заветам 19 века.

Появление нашего курса означает, что плюрализм, который приветствуется либеральной идеологией во всех областях, войдет и в школу.

Наш эксперимент означает, что школа открывает свои двери для народной культуры, причем не на шутовском уровне ложек и матрешек.

Через наш проект в нашу школу входят азы демократии. Наш эксперимент означает, что расширяется пространство родительской свободы. Теперь родители могут сказать школе: если вы таки воспитываете наших детей, то делайте это в соответствии с нашей семейной традицией, с теми представлениями о добре и зле, которые есть у нас, а не у правящей партии.

Теперь каждая семья получает право сделать заказ школе: пусть обычная школа на соседней улице (а не платная или национальная гимназия) продолжит работу с моим ребенком - но на основании тех ценностей, которые дороги именно для меня.

Да, воспитание - это прежде всего семейное дело. Но семья имеет право попросить школу ей помочь.

Законы математики одинаковы для всех людей. Но убеждения и пути воспитания у людей разнятся. Поэтому школа должна гибко реагировать на различные просьбы разно-верующих родителей.

Не заставляйте ребенка отвечать на вопрос - кого он любит больше - маму или завуча. Пусть завуч говорит моему ребенку то же, что я ему говорю дома. А соседскому ребенку пусть тот же самый завуч говорит то, что дорого и значимо в традиции моих соседей. И хотя у моих соседей другая духовная традиция, у них точно такое же право сделать свой воспитательный заказ этой же общей нашей школе. Просто сама школа должна стать разноязыкой.

Вот поэтому и есть шесть модулей:

- основы православной культуры

- основы иудейской культуры

- основы исламской культуры

- основы буддисткой культуры

- светская этика

- основы мировых религиозных культур.

Принципиально важно соблюсти право родителей на свободный и осознанный выбор того или другого модуля.

Ленинский принцип «демократического централизма» тут не работает. Меньшинство не обязано подчиняться большинству. Есть дивные строки Владира Солоухина: «разглядывать каждого, а не поле; выращивать каждого, а не луг!» (стихотворение «Кактусы», посвященное Андрею Вознесенскому). Судьба одного ребенка стоит того, чтобы даже ради него одного вести отдельные занятия.

Субъектом выбора являются родители и только родители, но не школа и не класс. Не может директор сказать матери: «Наша школа уже выбрала…».

 

ЗАЧЕМ ДЕЛИТЬ ДЕТЕЙ?

Противники «основ православной культуры» пугают «второй Чечней» . Доброкачественным этот аргумент назвать нельзя.

Во-первых потому, что, как вполне справедливо сказал главный раввин России Адольф Шаевич (в частности, на открытии 7 Всемирного Русского Собора 16 декабря 2002 года), «евреи только тогда смогут хорошо жить в России, когда в России хорошо будут жить и хорошо себя чувствовать себя русские» . В самом деле – не может быть в стране спокойной жизни, если «нервничает» народ, составляющий большинство населения этой страны .

Отчего у нас никто не думает о том, что страсти может возбудить и запрет на изучение «основ православной культуры». Если большинству народа отказывают в праве изучать свою культуру – всегда ли в ответ будет покорная реакция? Разве не все чаще звучит вполне резонный вопрос – «Почему у нас такое странное понятие демократии, что это всегда право вето, имеющееся у меньшинства»?

Православная культура – культура большинства жителей и регионов России. А православная вера – вера меньшинства жителей России.

Как большинство мы спрашиваем: «да что за демократия у нас такая, что православная культура на порог школы не пускается?! Давно ли Россия оккупирована? И, интересно – кем?!».

Как меньшинство мы говорим: государство должно помочь сохранению уникальной и уже малочисленной культуры. Вопрос, который ставит православное меньшинство (а церковные люди, люди, пытающиеся строить свою жизнь по церковным канонам, действительно в меньшинстве) звучит так: может ли государственная образовательная политика содействовать сохранению нашей культуры? Или же госшкола может прививать детям только «основы хэллоуинской культуры»?

Нам слишком рано и настойчиво стали твердить, что демократия – защита прав меньшинств. Это верно. Но лишь в «университете демократии». А в «школе демократии» демократия – это уважение прав и интересов большинства. Пока еще российское государство не прошло «школу» демократии, а от нас требуют уже «академических» стандартов. Вот когда российская государственная школа научится уважать русское Православие – после этого можно будет ставить вопрос из университетской программы. А пока школьные учебники твердят, что Воланд это воплощение абсолютной истины и справедливости, а император Константин и князь Владимир приняли христианство для удобства эксплуатации крестьян…

… 7 сентября 2003 года Патриарх и московский мэр вручали мне премия «за успешное создание новых форм работы с молодежью» «Обретенное поколение». После ее получения мне пришлось нарушить протокол, потому что накануне глава департамента образования Москвы Любовь Кезина пообещала, что не допустит уроков по основам православной культуры. Поэтому, получив премию (во избежание лишних вопросов сразу скажу, что у нее не было денежной составляющей) из рук Патриарха и мэра, я предложил Лужкову посмотреть на ситуацию в городе со стороны. Поскольку Юрий Михайлович неоднократно упоминал имена Александра Невского и Даниила Московского, я и задал риторический вопрос: «что сказали бы эти великие наши князья, если бы узнали, что в школах Москвы запрещают изучать православную культуру? Они, наверно, сказали бы: какие новые варвары захватили нашу столицу, какое новое иго распростерлось над нашей страной…». Знаете, начав произносить эту фразу, я вдруг испытал прикосновение страха: мне показалось, что когда я завершу вопрос об «иге», зал может громко и публично выдохнуть из себя вполне антисемитский ответ…

Мне было бы очень странно, если бы в Казани или в Уфе решили бы ввести изучение основ исламской культуры, а дирекция школы сказала бы: «нет, поскольку в этом классе есть один русский ребенок, то 20 татар не имеют права знакомиться с Кораном». Не менее мне странна и логика тех, кто, ссылаясь на присутствие в школе детей других традиций, запрещает русским детям узнавать свою.

В январе 2003 года в Иркутске на теледискуссии мне было сказано, что «у нас в России много приезжих», - и потому, мол, изучать православие в школе нельзя. Боже, не Россия, а «страна приезжих»! Так, может, и назовем ее «гостиницей евразийского типа» - чтобы никого не травмировать (травмы русских не считаются: они ж не «приезжие»!)? Если «приезжие» запрещают приютившему их коренному населению изучение родной культуры – это уже не «приезжие». Это называется иначе: «оккупанты».

Несогласные могут создать свои культурно-национальные автономии (со своими школами и газетами). Но кто дал им право отчуждать наших детей от нашей культуры?

Представьте себе: XVIII столетие, калмыки просят принять их под высокую державу российской императрицы, и вот в ходе этих переговоров калмыцкий хан выдвинул бы условие: "Мы согласны перейти Волгу, но при условии, что с этой поры в Рязани и Москве детям в русских школах больше не будут преподавать Закон Божий". Или если бы казахский хан, ведя переговоры о вхождении в состав Российской империи, также заявил бы: "Хорошо, что вы разрешаете нам жить по законам шариата, спасибо вам. Но Закон Божий в России должен быть отныне забыт, и чтобы в ваших школах и университетах больше о Христе ни слова не говорили". А сегодня такие ультиматумы почему-то это считается в порядке вещей...

Если бы я жил в Казани, я бы счел угрозой для безопасности своих детей незнание ими исламской культуры. Лично я с удовольствием бы отправлял своего ребенка на уроки исламской культуры. Но это должна быть именно КУЛЬТУРА, а не законы шариата. Если я хочу, чтобы Казань была не только родиной моих дедов, но и моих внуков, мои дети обязаны знать и татарский язык, и культуру исламского мира.

Не зная ее, они не смогли бы адекватно оценивать перемены, происходящие вокруг, реакцию своих соседей и собеседников на свои слова и действия (как и вообще на «мировые события»). Они просто попадали бы в глупые ситуациии. Вроде той, в которую попали в середине 90-х годов одесские шоп-туристы в Стамбуле.

Они шли по стамбульским переулочкам, пробираясь к рынку. И вдруг увидели участок тротуара, весь заставленный обувью. Обувь хоть и поношенная, но в целом еще годная, - решили они. На Привозе, если поставить соответствующую цену - и такая обувь пойдет. Тем более, что здесь-то ее можно взять вообще задаром. Это, наверно, какой-то праздник у турок, решили они. Такой праздник, в который те расстаются со старой обувью и дарят ее всем нуждающимся. Хороший праздник. Гуманный. И нам прибыльный… Набили они этим секонд-футом свои «кравчучки» и пошли к кораблю… Вот только через квартал они были задержаны полицией. Оказывается, обувь была оставлена перед порогом мечети. В мечеть же по исламским канонам надо входить босиком (подражая Моисею, снявшему обувь у Купины Неопалимой).. Незнание религиозной культуры привело этих одесситов к неприятностям анекдотического толка. Но история показывает, что все может быть куда серьезнее – когда иноверец по равнодушию и незнанию, по снобизму или просто спьяну нарушает местные представления о правилах религиозного приличия или когда политик или администратор, купец или офицер не учитывает особенностей местного национально-религиозного менталитета…

Итак, знание мусульманскими детьми православной культуры, равно как и православными детьми культуры исламской было бы шагом к сохранению добрых отношений между народами России.

Не журналисты, а простые люди, позвонившие в редакцию, спросили Верховного муфтия России, главу Центрального духовного управления мусульман России и европейских стран СНГ шейх уль-ислама Талгата Таджуддина: «Вы поддержали идею введения в школах "Основ православной культуры", ведь у многих мусульман это вызвало протест?». Ответ: «Не у многих. Это отдельные лица. Этот вопрос обсуждался и на межрелигиозном совете, России, в декабре прошлого года обсуждался на пленуме ЦДУМ России, а также на встрече муфтиев в середине декабря 2002 года. Наши муфтии на пленуме заявили после обсуждения вопроса о преподавании религиозного образования: очень хорошо - там, где прошел медведь, мы пройдем. Только председатель так называемого совета муфтиев Равиль Гайнутдин выразил протест против преподавания православной культуры в школах и вузах. Об этом его представители говорили и на межрелигиозном совете. Представители традиционных конфессий нашей страны, в том числе и мусульманских в лице ЦДУМ России и Высшего координационного центра духовных управлений мусульман Северного Кавказа осудили муфтия Равиля Гайнутдина» .

Но и до сих пор на несогласие мусульман ссылаются и журналисты и чиновники…

Упоминали ли газеты о письме, которое Заместитель председателя Центрального духовного управления мусульман России муфтий Фарид Салман отправил министру образования России В. Филиппову (от 2.12 2002)? А в нем ведь сказано так: «Центральное духовное управление мусульман России с тревогой наблюдает за беспрецедентным давлением на Министерство образования России, развязанное в связи с направленным Вами 22 октября 2002 г. органам управления образованием субъектов Российской Федерации письмом с материалом методического характера - «Примерным содержанием образования по учебному предмету «Православная культура». Как мы уже отмечали в обращении к Вам от 22 ноября 2002 г., по нашему мнению, в некоторых случаях выступления против изучения школьниками на основе добровольного волеизъявления традиционной для них религиозной культуры в государственных и муниципальных образовательных учреждениях являются некомпетентными выступлениями и заявлениями. В большинстве же случаев мы оцениваем выступления против изучения православными православной культуры (равно как и мусульманами - мусульманской культуры) как ксенофобские и провокационные выступления, преднамеренно направленные на провоцирование в обществе религиозной и национальной вражды. Право изучать традиционную религиозную культуру - не набор исторических сведений о разных религиях, а именно традиционную для данного народа религиозную культуру - в светской школе никем не может быть поставлено под сомнение. Попытки принудительного замещения возможности изучения традиционной для учащихся религиозной культуры изучением только лишь истории всех мировых религий выглядят столь же нелепо и необоснованно, что и, к примеру, утверждения о том, что татары не вправе изучать свою родную татарскую литературу, русские - свою русскую литературу, а все россияне должны и могут изучать лишь историю зарубежных направлений в литературе».

Что тут сказать? – Умница! В школе дети должны изучать свой родной язык, а не высоколобую сравнительную лингвистику…

Нет, не росту религиозного экстремизма и межнациональной напряженности будет способствовать преподавание в школе «основ православной культуры» . Напротив, этот предмет может стать лекарством от экстремизма.

Так на это смотрит и «мировое сообщество», к чьему мнению обычно наши либералы весьма восприимчивы. В Рекомендациях 1993 г. (R 1202) Парламентская ассамблея Совета Европы напоминает, что "светское государство не должно накладывать на своих граж¬дан никаких религиозных обязательств" (ст. 15), но в то же время прямо призывает правительства стран-участниц "обеспечить изу¬чение религии и этики в рамках общеобразовательных программ" (16.3). Мотивацией для такого призыва является "заметный кри¬зис ценностей" в современном европейском "обществе чистого рынка" (ст. 9) и понимание того, что "осознание собственных ре¬лигиозных и этических принципов является предпосылкой ис¬тинной толерантности и может служить также противодействием индифферентизму и предрассудкам" (16.4).

Здесь же говорится о том, каким условиям должно удовлетворять религиозное образо¬вание для того, чтобы содействовать воспитанию толерантности и взаимоуважения личностей, народов и культур: рекомендуется уделять особое внимание дифференцированному и аккуратному описанию религий в школьных учебниках и в классной работе (R 1202, ст. 16.3), а также препятствовать тому, чтобы "изучение религий как существенной части человеческой истории, культу¬ры и философии" превращалось в "религиозный инструктаж", как формулируют Рекомендации 1999 г. (R 1396, ст. 10).

В ноябре 2001 г. в Мадриде Комиссия ООН по правам человека провела Международную консультативную конференцию по воп-росам школьного образования в связи со свободой совести и убеж-дений, толерантностью и недискриминацией. В основном докла¬де, подготовленном по отзывам из 77 государств, отчетливо прозвучала еще раз мысль о том, что, «религиозное образование, в том случае, если оно является нейтральным и объективным, способно внести значительный вклад в предотвращение нетерпимости и дискриминации, помогая учащимся осознать свою инди¬видуальную и религиозно-культурную идентичность и обрести нравствен¬ные ориентиры» .

Главная угроза нашему эксперименту – в речевом штампе. В утверждении, будто на этих уроках «дети делятся по религиозному признаку».

Это неправда.

В нашем эксперименте дети расходятся по разным классам по критерию интереса к изучению той или иной религиозной культуре. А интерес к изучению – совсем не то же, что религиозная самоидентификация.

Родители будут делать свой выбор по своеобразным критериям.

В Новосибирском Академгородке, где немало еврейской интеллигенции, ни одна семья не избрала основы иудейской культуры. И это понятно: те, кто воспринимал Россию как тюрьму народов, давно уже за рубежом. Многие из уехавших вернулись назад. Именно в фольклоре российских евреев есть термин - «Деревня Израиловка». Это они об Израиле. Им там скучно, им там тесно, они все равно усвоили русский масштаб. Они не хотят в гетто. И поэтому не отдают своих детей на курсы основ иудейской культуры.

Мне известно немало мусульман, которые отдадут своих детей на курсы основ православной культуры, особенно в тех регионах, где мусульман мало.

Православные же родители могут не отдать своих детей на уроки основ православной культуры по многим причинам.

Кого-то испугает имя автора учебника: «это же тот Кураев, который защищает колдуна Гарри Поттера!».

А у кого-то будет аллергия на Марию Ивановну. Это же обычная учительница, хорошо рассмотренная за четыре года. И мама с папой скажут: «Мы знаем Марию Ивановну. Она замечательный математик, считать она умеет. Конвертики ей наш Ванечка носит каждую четверть. Но поэтому про православие пусть наш ребенок узнает не от нее. Пусть она ему лучше про светскую этику рассказывает».

А для кого-то этот курс будет восприниматься как профанация Православия.

Забавная диалектика… Для либеральной прессы наш курс – это клерикализация школы, а для некоторых церковных людей он же оказывается профанацией Православия. И в самом деле – как еще назвать разговор нецерковных педагогов с нецерковными детьми о православных святынях?

У Церкви нет допуска к участию в подготовке педагогов. Церковь не контролирует ни качество образования педагогов, ни их речь. Единственное, что нам разрешили – подготовить наш учебник.

Конечно же, и я боюсь профанации. Но и тут есть свои меры и свои неизбежности. Есть определенные противоречия между пафосом Евангелия и этосом исторического православия. Этос – это некоторые неписанные нормы поведения. В евангельских притчах Царствие Небесное уподоблено зерну, которое брошено в землю, т.е. в грязь, в весеннюю пашню. Неводу, брошенному в море. Овцы посылаются посреди волков, свет светит в объемлющей его тьме, а клад зарыт в землю…

Идея Евангелия реалистична, трагична и оптимистична одновременно. Пафос Евангелия выражается словами Владимира Высоцкого: «Очень нужен я там, в темноте! Ничего, распогодится».

А в историческом Православии возобладала совершенно противоположная установка: Святыню надо прятать от нечистых рук. На многих византийских и древнерусских иконах есть такая деталь – святитель (святой епископ) держит в руке Евангелие, но на его руке подостлан платок. Это означает, что с точки зрения этого иконописца рука человека есть скверна, которая оскверняет Евангелие. Рука даже епископа, даже святого – источник нечистоты. В 17 веке русские люди икон не целовали, потому что боялись осквернить икону. Только раз в году целовали икону в неделю Торжества Православия, когда надо было доказать, что мы не противники икон, мы не реформаторы, ни протестанты, ни иконоборцы, мы иконы чтим, но слишком чтим. Вот раз в году, через «немогу», все-таки к иконам прикасались . И по сю пору в православных чувствуется желание святыню из-за опасности профанации спрятать подальше от людей.

С одной стороны это здорово: если Церковь что-то защищает, ей есть что защищать, а, значит, в ней есть ощущение святыни. Но порой утрачивается баланс между сохранением своей идентичности и миссионерской открытостью. Поиск этой меры - это вечная задача церковной жизни и истории. И это одна из тех проблем, которую Церковь активно обсуждает с участием своего нового Патриарха.

И хотя профанация не есть кощунство, ожидание профанации может оттолкнуть некоторых православных от курса ОПК: «О моем родном Православии я скажу ребенку сам, а в школе пусть он изучает что-либо другое».

(Впрочем, родителям не следует обольщаться своим умением грамотно и систематически преподать основы своей веры своим же детям. Немало детей даже священников проявляют «чудеса» религиозной безграмотности).

Поэтому не будет конфессионально чистых групп. А, значит, и на уроке у группы, изучающей основы православной культуры, нужно говорить очень аккуратно. Это же относиться и к курсу светской этики, где будут дети из религиозных семей. И группа ОПК и группа светской этики будут микросоциальными моделями: в них будут все.

 

ВОСПИТАНИЕ ИЛИ ТОЛЬКО ИНФОРМИРОВАНИЕ?

Начало нашего эксперимента знаменует окончание той школы, которая есть сейчас. Сработал закон отрицания отрицания:

Советская школа была школой воспитательной, но очень партийной. Эта ее идеологизированность вызвала естественный протест общества, и реформа школы конца 80-х годов пошла под лозунгом: школа должна давать только информацию, а воспитание – это дело только семьи. Увы, воспитание, изгнанное из школы, до дома не дошло. Во многих неполных семьях матери хватает лишь на то, чтобы накормить дитя. Но и не во всех даже полных семьях есть время для общения со своим школьником. А даже если время есть, то нет или интереса к воспитанию или же педагогического таланта.

Кроме того, осталось неясным - а кто же будет воспитывать взрослых дяденек и тетенек, определяющих политику телеканалов - ТНТ, СТС или МTV? Родители оказались брошенными один на один с глобальной медиа-империей развлечений.

Главным воспитателем многих семей стал телевизор.

Кстати, я вычислил формулу конца света: «Когда передачу «Дом-2» станут показывать по телеканалу «Культура».

Чтобы сериал «Школа» не стал реальной школой, воспитание должно вернуться в школу. И по этому вопросу уже есть новый общественный консенсус.

Так что наш эксперимент – это лишь часть тех глобальный перемен, которые намечены в системе образования. Новые образовательные стандарты предполагают, что результатом педагогического труда будет не просто энциклопедист, а человек с определенными навыками, среди которых будут и навыки совестной реакции.

Послание президента Медведева к Патриарху Кириллу от 1 февраля 2010 года (http://www.kremlin.ru/letters?date=1.02.2010) говорит о нашем курсе. В нем ясно сказано, что цель курса – нравственное воспитание подрастающего поколения.

Так в чем же подлинная цель эксперимента?

Вот выдержки из статьи трех академиков РАО – А. Я. Данилюка (он автор 1-го и 30-го уроков во всех шести учебниках), В. А. Тишкова (он автор книги для учителя), и А. М. Кондакова (генерального директора издательства «Просвещение»):

«Средняя школа, ориентированная на передачу системных научных знаний, пока не уделяет должно¬го внимания вопросам формирования мировоззрения, позитивной ценностной ориентации обучающихся. При сохранении такого положения в последующие годы обуче¬ния у учащихся вырабатывается устойчи¬вое неприятие, утилитарное отношение к образованию (только ради аттестата и диплома), к труду и творчеству (только ради денег), к жизни (только ради удо¬вольствия).

Одна из приоритетных задач Предме¬та — формирование у младшего подрост¬ка основ мировоззрения в его духовных, нравственных, личностно значимых из¬мерениях, установок и ценностей, обес¬печивающих осознанный нравственный выбор. Традиционные ценности, присва¬иваемые обучающимися, являются для них средствами осознанного различения добра и зла.

Основное содержание Предмета со¬ставляют нравственные идеалы, вопло¬щенные в образах наших соотечествен¬ников, явивших своей жизнью лучшие примеры духовного подвижничества, со¬циально значимого поведения. Ценности нельзя усвоить путем запоминания и пос¬ледующего воспроизведения полученной информации. Ценности нетождественны научным понятиям о них. Усваивается не сама ценность (которая есть всего лишь отношение к чему-то), а способ се приме¬нения личностью в определенных жиз¬ненных условиях. Мало сказать: будь доб¬рым. Надо показать пример доброго по¬ведения, создать условия для принятия, осмысления этого примера обучающим¬ся, перевода "доброты" как общественно одобряемого человеческого деяния из плана значения в план личностного смысла. Российскую историю, литературу, искусство трудно понять и, следовательно, принять, не зная их общих религиозно-культурологи¬ческих основ, не понимая тех идеалов, ценностей, жизненных приоритетов, ко-торые разделяли и к которым стреми¬лись наши предки.

Цель курса — духовно-нравственное разви¬тие и воспитание младшего подростка посредством его приобщения к российс¬кой духовной традиции.

Первоисточником духовной традиции в религиозном значении является Бог, в светском — морально-нравственный опыт предшествующих поколений, культура народа.

Основные задачи:

• приобщение младших подростков к традиционным морально-нравствен¬ным идеалам, ценностям, моральным нормам;

• развитие представлений младшего подростка о значении нравственности и морали для достойной жизни личности, семьи, общества;

• формирование начальных пред¬ставлений о российской духовной тра¬диции, включающей знание, понимание и принятие обучающимися общего, осо¬бенного и уникального в каждой из тра-диционных религий и этике, основан¬ное на отечественных культурных тра¬дициях;

• формирование представлений о традиционных религиях в России, их ис¬тории, современном состоянии, значе¬нии для жизни человека, общества, наро¬да, России;

• укрепление ценностно-смысловой, содержательной, методической преем¬ственности между ступенями начального и основного общего образования;

• смягчение негативных послед¬ствий кризиса младшего подросткового возраста.

У обучающегося формируется систем¬ное представление о той духовной тради¬ции, которую он избрал в качестве пред¬мета изучения. В результате освоения со¬держания данного блока учащийся дол¬жен знать и понимать, что есть (по вы¬бору): православие, ислам, буддизм, иуда¬изм, традиционные российские религии, этика.

Основная педагогическая задача — сфор¬мировать первоначальное представление об определенной духовной традиции, позна¬комить обучающихся с примерами лю¬дей, следующих в своей жизни нрав¬ственным ценностям; сформировать у учащихся представление о том, во имя каких идеалов, на основе каких ценностей должен жить нравственный человек» (Данилюк А. Я., Кондаков А. М., Тишков В. А. Учебный предмет «Основы духовно-нравственной культуры народов России» // Педагогика. М., 2009, № 9, СС. 15-21) .

 

 

ЦЕЛЬ ЭКСПЕРИМЕНТА

Цель эксперимента, проходящего в 2010-2012 годах очень локальна и конкретна - доказать, что мы с вами взрослая гражданская нация, способная воспринимать своё религиозно-этническое разнообразие не как проблему, а как богатство, что мы можем заметить наше разнствование и, заметив его, все же не вставать на тропу войны.

Соответственно, успех или неуспех эксперимента определяется тем, умножил он количество этнических конфликтов в наших городах и селах или уменьшил. Единственный критерий успешности труда педагога, вашего труда, - это не умножение числа юных прихожан в храме или мечети, а отсутствие жалоб. Как говорил персонаж Леонида Куравлёва в фильме «Афоня»: «Отсутствие жалоб со стороны населения – лучшее вознаграждение за наш труд!».

Оцениваться будет одно: смогли ли вы быть корректными в изложении материала.

Противопоказанием против продолжения и расширения эксперимента будет конфликт.

Цель эксперимента маленькая и локальная – доказать нашу способность говорить о наших святынях на разных языках и при этом не провоцировать гражданскую войну. Цель эксперимента - открыть дорогу курсу.

Этой стратегической цели эксперимента (доказательству его бесконфликтности) служит техническая его цель – обкатать механизм выбора модулей родителями.

Эксперимент будет длиться только два года, и, входя в него, надо понять, куда мы из него выйдем. Здесь не должно быть иллюзий. Мы выйдем в общешкольное пространство. Если преподавание в 19 регионах в течение двух лет покажет, что серьезных конфликтов не возникает, в этом случае этот курс станет общешкольным.

Несомненно, он станет общешкольным по географии – то есть этот курс будет вестись во всех школах России. В поручении президента Д. Медведева премьер-министру В. Путину от 2 августа 2009 года выстроена именно такая перспектива: «... с 2012 года – во всех субъектах Российской Федерации».

Но весьма вероятно и то, что он станет общешкольным и в том смысле, что он придет в разные возраста.

В какой именно форме - никто еще не может сказать. Будет ли это еженедельный урок во всех одиннадцати классах… А, может, это будет по одной четверти каждый год… Мне же кажется, что для того, чтобы не прискучить детям, лучше обращаться к ним по временам. То есть дать три годичных курса: по одному году в начальной, средней, старшей школе (например, в 4, 7 и 10 классах). Так по спирали можно возвращаться к ребятам в разных их возрастах, на разных этапах их самопознания.

И хотя будущая форма нашего курса еще не определилась, но привыкать к его стабильному присутствию в расписании надо уже сейчас. Копить необходимые книжки и интернет-знакомства. Готовить родителей к тому или иному выбору. Преодолевать былые стереотипы.

Поэтому одна из задач этого экспериментального учебника – психотерапевтическая: успокоить тех, кто считает, что разговор о православии в школе приведет к каким-то негативам. Вот мы и показываем: слово «Православие» в названии курса совсем не означает, что детей будут учить целовать руку батюшке и отбивать поклоны.

 

ЦЕЛЬ КУРСА

А какова же цель именно курса, а не эксперимента?

Цель самого курса – привить детям навыки нравственного самоанализа. Чтобы ребенок открыл внутренний мир своей души, познакомился со своей душой. Чтобы он научился реагировать не только на боль в пальчике, но и на боль в своей совести. Чтобы он научился делать запросы к совести, прося ее ответить - к добру или ко злу то или иное его стремление.

Задача курса – это именно нравственное воспитание людей, а не выращивание богословски грамотных прихожан.

Курс православной культуры ориентирован не на повышение искусствоведческой осведомленности детей, а на их нравственное воспитание еще и по той причине, что альтернативой ему оказывается курс светской этики. Именно этики, а не эстетики, этики, а не истории.

Не исключаю, что некоторым «антиклерикалам» хотелось бы, чтобы курсы религиозных культур говорили лишь о прошлом, об археологии да музеях. А вот учить детей жизни в современном мире стали бы лишь уроки светской этики. Возможно, поэтому в качестве альтернативы религиозным культурам предлагается не история светского искусства и не история этической мысли, а просто этику.

Согласитесь, выбор между рассказами о памятниках христианской археологии и рассказами о жизни ребенка в его семье и классе («светская этика») – это выбор между двумя весьма разными предметами, а не выбор между двумя вариантами одного и того же курса. Если альтернативой светской этике будет рассказ об искусстве православия, то это будет не выбор между двумя этическими традициями, а выбор между этикой и эстетикой, т.е между двумя весьма разными предметами.

Ну, а если один из вариантов курса называется «светская этика», то и остальные неизбежно должны разворачиваться в сторону этики: христианской, мусульманской, иудейской… Нельзя же делать вид, будто этическая напряженность мысли и воли присуща лишь нерелигиозным людям! Нельзя же делать вид, будто в мире современных проблем могут жить лишь атеисты, в то время как люди религиозные безнадежно заперты в музеях своих древних вер.

Поэтому мы, разработчики конфессиональных блоков, решили не отдавать неверам исключительное право на разговор с детьми о добре и зле. Мы также стали говорить о мирах наших ценностных ориентаций. О внутренней логике христианской, исламской, еврейской, буддисткой души, о мотивах наших поступков и выборов. Наши курсы стали этикоцентричными.

Я поставил себя на место родителей: мне предстоит выбрать между курсом светской этики и ОПК. А что такое светская этика в четвертом классе? Наверное, там будут учить любить маму и папу, слушаться их, ухаживать за младшей сестренкой и так далее. А что там на православной культуре преподают? Там или христианские догмы или древние еврейские библейские истории, или рассказ о картинах, висящих в далеких музеях. Все это бесконечно далеко от нашего дома и от нашей повседневной жизни. И поэтому, скорее всего, я как обычный малоцерковный родитель сделал бы выбор в пользу светской этики.

В этих условиях, я решил наполнить курс Основ православной культуры не эстетическим, а этическим содержанием.

То есть, моя задача - не просто рассказать о тех или иных фактах культуры, обычаях и привычках, а пояснить мотивации православного человека. И поэтому многие темы в курсах светской этики и православной культуры пересекаются.

Весь наш курс из шести модулей является морально-экуменическим. Это означает, что нравственные ценности, которые доносятся им до ребенка, одинаковы: почитание старших, забота о слабых или о младших, бережное отношение к природе, любовь к отечеству и т.п. Это общие семейные ценности.

Опыт показывает, что донести эти ценности до ума и сердца всех детей одним языком и одним путем невозможно. Этико-религиозные традиции различны, а светская этика не всех убеждает творить добро по причине нехватки у нее аргументов: «Дети, надо творить добро! - А почему надо? – Потому что надо!».

Что ж, раз аргументы светской этики не для всех убедительны, пусть к детям обратятся разные культуры с разным подбором образов и аргументов.

Если мне нужно лекарство, то мне нужна такая таблетка с этим лекарством, которая гарантировала бы, что оно сработает именно в больном моем органе, и не начнет свое действие еще по дороге к нему. Поэтому в таблетке есть еще и защитная оболочка, предотвращающая ее разрушение лекарства в желудке, есть балластные, защитные вещества.

Так вот лекарство нашего курса - нравственные ценности, - одинаково во всех шести модулях. Но форма и пути их доставки до ума и сердца детей разные. Для кого-то заповедь «Люби ближнего твоего» будет значима, если под ней будет подпись «Иисус Христос». Для кого-то будет авторитетна подпись «Лев Толстой», а для кого-то - «Пророк Магомет». Вот поэтому аргументация будет разная.

В химически чистом атеистическом виде нравственные нормы мало убедительны и доходчивы. В живой народной культуре (равно как и в высокой) нравственные размышления и советы растворены в том числе и в религиозных сюжетах. Примеры и слова святых. Горькие антипримеры грешников. Слова мудрецов и бабушкины сказки. Истории и легенды. Все это вместе создает целостную картину мира, усваивая которую, ребенок вместе с ней получает и представления о добре и зле, равно как и мотивы к тому, чтобы их различать.

Значит, не только выцеженные из народных культур прописи должны придти к детям, но в школу должны придти сами эти культуры в своей органической целостности – даже если при этом они не «стерильны» с точки зрения атеистов.

 

СВЕРХЗАДАЧА

У курса есть и неофициальная задача. По крайней мере, я такую задачу ставил. Я хотел бы, чтобы наш курс породил поколение блудных сыновей.

Возраст нашего эксперимента 10-11 лет, младшие подростки. Скоро начнутся начнутся бури переходного возраста. То, что мы им расскажем, быстро забудется.

Блудными они станут и без нашей помощи. Важно, чтобы с нашей помощью они стали «блудными сыновьями» в евангельском смысле этого слова. Для этого надо попробовать оставить у них послевкусие: ощущение того, что мир православия, мир Церкви, храма, иконы - это что-то свое, родное, к чему можно обратиться, если «тусовки» и уроки уже перестали греть твое сердце. Ощущение того, что православие это естественная часть нашей жизни. Не сенсация, не экзотика, а что-то привычное. Чтобы человек знал и помнил, что кроме того, что он видит в зеркале, еще у него есть его душа. И что он любим не только мамой, папой, но и еще и Тем, кто с Неба смотрит на нас. Впрочем, главный парадокс христианской культуры состоит в том, что Тот, Кто смотрит на нас с Неба, на самом деле смотрит с Креста...

Даже поповичи переживают подростковый кризис веры и ее новое пост-подростковое обретение. После 15-ти ребята начинают приходить в себя, заново открывать самих себя. Главное, чтобы «блудному сыну» было что вспомнить, чтобы у него был родной дом, в который можно вернуться.

Когда на новом уровне они задумаются над тем, кто они такие и в чем смысл их жизни, пусть через воспоминание о наших уроках к ним вернется ощущение чего-то доброго и светлого. Вернется память о том, что где-то в их жизни им уже встречался мир, наполненный солнцем и смыслом. Пусть по итогам курса ребенок воспринимает мир православия как часть родного пейзажа. Не экзотику, а часть родного доброго мира, к которому потом, в минуту отчаяния, можно обратиться и вернуться. Это сверхзадача курса.

Но эта сверхзадача должна быть достигаема без призывов. Да, я хочу, чтобы дети полюбили мир православия. Но призывать их к этому нельзя.

Легко сказать: «Любите Родину - мать вашу!». Легко сказать и стукнуть при этом кулаком по столу. Но научить любить Россию в непогоду гораздо тяжелее.

Легко написать: «Наташа любит Андрюшу». Написать легко, а вот для того, чтобы читатель погрузился в эту любовь, нужен гений Льва Толстого. А скажешь прямо в лоб: «Наташа полюбила князя Андрея» - и получишь репортаж бульварной сплетницы. Толстой же умел показать рождение любви, не сказав слова «любовь». Это высшее мастерство художника .

Такое же мастерство ожидается от педагога. Абсолютно отстраненный разговор о религиозных и этических ценностях невозможен. Хотя некоторые методисты очень хотели бы видеть наш учебник безжизненно-стерильным: «вы, мол, расскажите детям о христианском понимании добра и зла, но так, чтобы они с этим вашим мнением не согласились, а просто приняли его к сведению!».

Но если перед курсом ставится задача воспитания и формирования мировоззрения, значит, курс призван родить в детях любящее понимание православия и притяжение к нему, при этом не бросая лозунга: «Дети, полюбите Православие».

Вот в клубе кинопутешествий нам показывают разные страны, показывают интересно, с попыткой понять их жизнь, без критики и с любовью. Но нас не призывают: «Купи путевку и езжай туда!». Захотим мы туда поехать туда, сможем или нет - мы решаем сами. Но задача телеведущего в любом случае – вовсе не в том, чтобы рассказать нам о свинцовых мерзостях жизни под чужим небом.

Задача учителя – просто сделать презентацию проекта под названием «Православие» и не более. Как верно сказал министр А. Фурсенко, "мы не можем за руку вести ребенка к Богу... Мы можем показать, что путь такой есть" http://www.rian.ru/edu_news/20100219/209994849.html.

И вот без прямых призывов, а все-таки надо сказать о мире веры с такой любовью, чтобы ребенку самому потом захотелось: «Я хочу войти в этот мир! Я хочу, чтобы этот мир стал моим! «Я хочу, чтобы эта сказка стала былью!».

Вспомним о демографическом срыве России – и поймем, что курс ОПК должен быть открыт для детей не только из уже православных семей. Поэтому от преподавателя ОПК требуется высший педагогический пилотаж: рассказать о православной культуре так, чтобы и тени пропаганды тут не было, но детям все же захотелось бы сделать мир православия – своим.

Сверхзадача культурологического курса – выйти за пределы «культуры» и стать жизнью. Стратегическая цель этого курса - не в знакомстве с терминами православной архаики, а в том, чтобы ребенок сам актуализировал ее в своем выборе и в своей жизни. Значит, перед педагогом стоит сложнейшая задача: вести культурологический предмет так методически выверено и талантливо, чтобы он, оставаясь культурологическим, тем не менее помогал бы ученику переживать его как духовно-нравственный и личностный.

Кстати, ни оценок, ни домашних заданий наш курс не предусматривает.

 

ПСЕВДОЦЕЛЬ КУРСА: «ТОЛЕРАНТНОСТЬ»

Перемены, к которым подошла школа, настолько серьезны, что даже среди участников нашего проекта есть серьезные разногласия.

Например, учреждение, готовящее преподавателей для нашего эксперимента - Московская академия повышения квалификации и професиональной переподготовки работников образования - выпустило учебное пособие «Основы православной культуры» для учителей. Вроде бы это методическое пособие к моему учебнику.

Но очтего-то в нем:

- нет ни одной цитаты из моего учебника.

- не так названы все уроки.

- уроки даны не в том порядке.

- перечисляемые в нем иллюстрации не присутствуют в моем учебнике (хотя это именно те иллюстрации, которые я хотел бы видеть в своем учебнике, но издательство «Просвещение» все же решило иначе. Это означает, что сия странная методичка готовилась все же как бы к моему учебнику).

И вообще все сто страниц - треп ни о чем. К учебнику и к изучению православной культуры это издание не имеет никакого отношения, кроме названия ... Содержание методичек по всем шести модулям нашего курса совпадает на 70 процентов.

Халтурность этого издания видна по предлагаемому в нем списку литературы. Он абсолютно одинаков для всех шести модулей. В итоге в нем нет ни одной книги по культурам ислама, буддизма иудаизма. Православный мир представлен в этой библиографии лишь одной весьма случайной книгой, выпущенной издательством и ненаучным и нецерковным – Баландин. Р. К. Святые и подвижники православия» М., АСТ, Астрель, 2007. В списке рекомендуемой литературы нет ни одной книги собственно по культурологии и по этике.

Мне эту методичку не показывали, при ее написании со мной не советовались.

В итоге на четвертой странице читаю:

«Целесообразно считать, что курс «Основы религиозных культур и религиозной этики» является, прежде всего, средством формирования у школьников поликультурной компетентности, которая понимается как интегративное качество личности ребенка, включающая в себя систему поликультурных знаний и умений, которые реализуют себя в способности выстраивать позитивные взаимодействия с представителями различных культур, национальностей, верований, социальных групп. Содержание поликультурной компетентности включает принятие человеком культурного и религиозного разнообразия мира, доброжелательное отношение к любой культуре и ее носителям».

Поток привычных пропагандистских штампов, главная задача которых – не позволить проснуться самостоятельной критической мысли у читателя… Как можно обязывать к доброжелательному отношению к любой культуре? К любой – значит, и к гей-культуре. Но гей-культура – это культура смерти, ибо это культура бездетности. Гей-культура и дети несовместимы. Пропаганда гомосексуализма – это пропаганда смерти...

А ЛСД-культура, культура наркотиков – это тоже культура. Тоже будем учить детей толерантно к ней относиться?! А культура нацистской Германии? А рэперская культура черного расизма?

Но беда даже не в этом. По мнению авторов этой чудовищной декларации среди целей курса даже не значится освоение ребенком ценностей самой православной культуры. У авторов явно в глазах еще сталинские линзы: для них религия - это зараза. Поэтому им так важно надеть на наш курс нечто «предохраняющее», чтобы никакая религиозная инфекция в мозги детей не попала.

Их отношение к религиозной культуре точно передается старым анекдотом: «Скажите, а телевизор смотреть можно? – Можно. Смотрите. Но только не включайте!». Вот и эти методисты наставляют педагогов: «О религии говорите, но только чтобы, упаси Бог, не заинтересовать ею детей. О религии говорить надо так, чтобы дети с вами не согласились!».

Однако при очевидной несостоятельности официальной методички, учителям вдобавок запрещают пользоваться самостоятельно найденными методическими материалами!

"Был сегодня в родной школе... Поинтересовался на предмет завтрашнего переголосования-перевыбора набора модулей родителями четвероклашек. Узнал много (для себя) нового. Например, (говорят) есть такая инструкция областного отдела образования НИЧЕГО ИЗ ИНТЕРНЕТА НЕ ЗАКАЧИВАТЬ. Ни учебников, ни методичек - ничего. У нас обычно как: если нельзя, но сильно хочется, то можно. Но вот если не хочется, да ещё и (вроде как) нельзя... В общем очень яркое впечатление от разговора с завучем начальной школы и будущим учителем курса осталось. Ощущение такое, что я - прокаженный. Они даже из вежливости НИЧЕГО не взяли из моих рук: ни спецвыпуск газеты посвященный ОПК, ни видео выступлений Кураева в Томском Институте Переподготовки работников образования 4 и 5 марта" http://dionissios.livejournal.com/103492.html

Кстати, также и Красноярске учителям запрещали брать с моей флэшки текст учебника и дополнительные материалы к нему … Мол, мы принимаем лишь тексты, утвержденные Министерством образования

Но вообще это методы тоталитарной секты - запрет на свободный поиск информации. И тут уместно сопоставить такое торможение с одной из дефиниций, которую предложили сами авторы официальной методички. «Светское общество - общество, характеризующееся готовностью к инновациям» (Основы светской этики. Учебное пособие для учреждений системы повышения квалификации. М., АПКиППРО, 2010, с.43). По этому критерию те чиновники, которые противятся появлению в школах новых учебников, подготовленных конфессиями, сами отнюдь не являются светским сообществом. Но если они не светское сообщество, и при этом они противники традиционных религий, то кто же они? Секта? Какая? Не из мира ли романов Дэна Брауна?..

Сводить задачу нравственного воспитания к воспитанию толерантности – значит нейтрализовать начинающийся эксперимент. Воспитание в духе толерантности не ответит на вышеперечисленные вызовы.

Воспитание в духе толерантности не прибавит количества детей, наоборот, убавит - ибо дети, воспитанные в духе уважения к любой (гей)культуре, будут беззащитны перед рекламой бездетной«любви».

Воспитание в духе толерантности не поможет сохранить суверенную российскую историю, наоборот, ее уничтожит.

Воспитание в духе толерантности не поможет вести диалог с мусульманским миром по той простой причине, что мусульманский мир не уважает людей, у которых нет убеждений.

Спецкор «Комсомольской правды» Дарья Асланова рассказала: «Однажды в Пакистане меня с одним коллегой-журналистом местные люди позвали на обед. А за обедом спросили, указывая на мой крест: "Ты – христианка?" "Да", – ответила я с гордостью. А мой коллега испугался и ответил: "Я атеист". Его с оскорблениями выгнали из-за стола. То, что я христианка, люди приняли: Христос в Коране – вообще почитаемый пророк. Но они отказались обедать с безбожником» (http://volgograd.kp.ru/daily/24446/610881).

Четверть века назад, будучи семинаристом, я ехал в ночной электричке из Москвы в Загорск. Ко мне подсел парень лет двадцати восьми, поддатый, азербайджанец, и начал вполне русский разговор «по душам». Одна его фраза до сих пор не дает мне покоя своей оскорбительной правдивостью: «Ты знаешь, за что мы, мусульмане, вас, русских, презираем? За то, что у вас нет ничего святого! Вы в Бога не верите, а слово «мать» у вас ругательное!».

Вот почему не стоит полагать, что если русские дети будут идентифицировать себя как христиане, то это вызовет аллергию у мусульман. Все будет как раз наоборот.

Когда советская армия получала в свое распоряжение призывников-семинаристов, она их посылала в стройбат. Ракеты и танки советская страна «религиозным фанатикам» не доверяла – в отличие от лопаты. Советский стройбат был конгломератом «национальных меньшинств». Поэтому внутри него уже наши русские православные семинаристы оказывались в меньшинстве – среди номинальных мусульман. Когда уже после службы они возвращались в семинарию, я спрашивал: «Скажите, как менялось отношение к вам, если узнавали, что вы семинаристы?» И всегда слышал в ответ – «Только в лучшую сторону. Как только мусульмане узнавали, что мы верующие, христиане, готовящиеся стать русскими муллами, нам тут же говорили: мы вас берем под свою защиту! Вы наши! Никто не смеет их обижать».

А немецкий лютеранский богослов как-то сказал мне: «Отец Андрей, я не понимаю, кого присылает к нам Московская Патриархия на диалоги, на богословские конференции? Зачем вы шлете к нам дипломатов с гибким языком? Нам не интересны общие места, не интересно согласие с нами, мы хотим узнать своеобразие вашего русского Православия, а свое мы знаем и так! Нам интересно вас понять! И знаете, для тех людей, которые со всеми соглашаются, всем поддакивают, у нас в немецком языке для есть специальное выражение - мягкие яйца (weiche Eier)». Такие люди никому не интересны.

Так вот, у нашего курса задача воспитательная, и под воспитанием имеется в виду не просто принятие толерантных установок. Речь идет о том, чтобы дать ребенку возможность принять нравственные и духовные ценности, содержащиеся в каждой из этих религий.

 

 

«ОСНОВЫ ПРАВОСЛАВНОЙ КУЛЬТУРЫ» КАК ЛЕКАРСТВО ОТ ЭКСТРЕМИЗМА

Начинающийся эксперимент - это трудно. Но иногда человек должен делать нечто трудное просто из опасения того, что отказ от нынешнего труда в завтрашнем дне вызовет кризис еще более серьезный. Мне не в радость поход к стоматологу. Но знание о том малоприятном будущем, куда развивает меня мой кариес, понуждает меня к этому труду. Вот и в дискуссии об «основах православной культуры» важен вопрос о том, а что – в альтернативе?

Что является альтернативой (то есть отрицанием) «основ православной культуры»? - «Без-основательное не-православное бес-культурье» .

В стране, в которой государство десятилетиями разрушало высшие формы духовности и преследовало всякую религиозно-философскую и богословскую мысль, пробуждение религиозного чувства естественно начинается с активизации самых примитивных форм религиозности. Наивно думать, что многомиллионный народ, однажды пробудившись, вдруг разом шагнет из бездны атеизма к вершинам православия. Отдельным людям - волевым, сильным, ищущим, чистым - это под силу. Но большинство стало практиковать самые архаичные изводы религиозности: магия, астрология, "целительство", оккультизм, теософия...

Бескультурна обывательская мода сегодняшнего дня, требующая немедленного создания единой мировой религии. Вроде только что мы вышли из казармы единомыслия. И, казалось бы, все рецепты введения нового идеологического единообразия должны были бы восприниматься с опаской. Но стоит лишь кому-то заговорить о том, что он нашел способ синтезировать все мировые религии в одну - и зал замирает в восторженном ожидании.

Поэтому собственно церковным проповедникам приходится сегодня не столько "жечь сердца людей", сколько охлаждать приступы массовой доверчивости. Призывами к рассудительности и трезвости приходится умерять порывы энтузиастов "нового религиозного сознания".

Человек, берущийся писать на медицинские темы и утверждающий, что симптомы болезни есть на самом деле признаки небывало крепкого здоровья, оказался бы реальным воплощением пресловутых газетных "вредителей в белых халатах".

Также и интеллигент (в некотором смысле тоже "душевный врач"), уверяющий себя и окружающих, что неразборчивость сегодняшних любителей "духовности" есть признак небывалого нравственного прогресса по пути к "открытости" и "терпимости", на деле лишь способствует затягиванию периода религиозного одичания России.

Так что «Основы православной культуры» скорее уменьшит возможности межрелигиозных конфликтов, нежели их увеличит.

Ибо это шанс государству взять под свой контроль знакомство детей с религиями, шанс предложить детям не-экстремистское изложение вероучений. Введение «основ религиозной культуры» (как православной, так и исламской) может стать превентивным образовательным ударом против экстремизма. Для того, чтобы уберечь общество, в котором возрождаются религиозные традиции, от межрелигиозных столкновений, очень важно, чтобы были государственно выверенные учебники, излагающие основы разных религий.

Двойная цензура означает следующее: человек, который будет нести знания о Православии людям, должен транслировать эти знания так, чтобы Церковь узнавала себя и свою веру в его словах . Со стороны же школы естественна цензура педагогическая, поскольку богословски грамотный человек может оказаться педагогически бездарным.

И потому «отказываться сегодня от религиозного образования из страха религиозной нетерпимости – примерно то же, что отказываться от заработка по причине нищеты» .

Выбор ведь очень простой: или мы оставляем людей (и маленьких, и больших, и детей, и учителей) один на один со стихией религиозной иррациональности, в мире бескультурья, в мире примитивнейших религиозных и магических практик, которые сегодня проповедуются на каждом углу. Или мы даем им возможность прикоснуться к традиции мысли человеческой на религиозные темы. Это означает знакомство с богословием, с религиозной философией православия (это снова к вопросу о том, что «основы православной культуры не надо понимать как простой комментарий к сюжетам картин на библейские темы).

Когда речь шла о втаскивании в школу программ сексуального образования , то не в меру активные педагоги-новаторы причитали: «Ну как же дети будут об этом узнавать в подворотне?! Давайте мы их просветим!». Но когда речь идет о духовном образовании – то они же оказываются против! Я же, напротив, считаю, что эту часть человеческой жизни нельзя оставлять во власти стихии. Если Россия не желает быть растерзанной в межрелигиозных столкновениях, не желает платить судьбами своих детей за душевные болячки тех или иных религиозных активистов, то она должна взять под свой контроль ознакомление детей с основами религиозной культуры. Как православной, так и мусульманской.

В священных текстах как христиан, так и мусульман можно найти оправдания для своей ненависти. Было бы желание… Но от внутреннего такта, от воспитанности толкователя зависит, сделает ли он призыв «иди и убей» лейтмотивом своей проповеди или же призыв к миру. Неужто для общества совсем уж все равно – кто именно с Библией или с Кораном в руке приходит к детям?

Значит, и с этой точки зрения «основы православной культуры» – это лекарство от экстремизма. «Основы православной культуры» – это превентивный образовательный удар против экстремизма.

Вот после этого и я повторю вопрос, который задал Никита Михалков на одной теледискуссии, посвященной проблеме ОПК: «Братцы, чего испугались-то?».

 

 

ПОЛИТКОРРЕКТНЫЕ УЧЕБНИКИ

Откуда конфликт может ворваться в класс? Откуда может исходить угроза школьному миру?

Есть три составляющих урока: учебник, дети и учитель.

Учебники хорошие… Впрочем, уточню, учебники заслуживают самой сокрушительной критики с педагогической и методической точек зрения. Иначе и быть не могло - потому что нельзя за три месяца на коленке написать новый учебник по абсолютно новому предмету. Поэтому на все шесть учебников (включая мой) педагоги будут справедливо ругаться. Это неизбежно.

Но наши учебники прекрасны с точки зрения политкорректности. Ведь у нас было правило: авторы каждого из шести учебников следят за всеми остальными, то есть перекрестно читают заготовки уроков всех модулей.

Мы подглядывали друг за другом, потому что дети будут действовать точно так же. Учебники математики для всего класса одинаковые. А наши учебники будут разными. Какой интерес подглядывать в учебник математики моего соседа? У меня такой же! А вот учебник по религиозной культуре у него другой. И поэтому из простого детского любопытства Ванечка полистает на досуге учебник Ахмедик, а Ахмедик залезет в учебник к Ванечке. И вот важно, чтобы этих «чужаков» ничего не укололо в любом из учебников. Ни Ахмедик не должен уколоться обо что-то в учебнике Ванечки. Ни Ванечка не должен быть царапнутым какой-то строчкой из учебника Ахмедика.

Мы исходили из того что, если мальчишки захотят на переменке подраться, то пусть они дерутся учебниками, но не цитатами из учебников.

Так вот, с точки зрения толерантности все учебники хороши (кроме учебника по этике: поскольку у него нет автора, то не к кому было обращать наши возражения, и этот учебник оказался абсолютно глух к критике).

Но если в классе все же вспыхнет конфликт, кто же будет в нем виноват? Если не учебник, то кто из оставшихся двух составляющих урока его породит – дети или учитель?

Дети по определению не виноваты: они маленькие, им десять лет, они еще котятки.

Значит, в любом конфликте окажутся, виноваты лишь учителя.

 

ОШИБКИ ПЕДАГОГА

Какие могут быть ошибки у педагога?

Первая ошибка – критиканство.

Фундаментальное условие нашего эксперимента: «Пой о своем, не ругая чужого!». О своем говори с любовью, с пониманием. Но не ругай чужую святыню.

В конце концов, мы преподаем курс истории русской литературы, но мы при этом никак не ругаем польскую литературу. Так же должно быть и здесь.

Конечно, это не просто - говорить о своем главном, не противопоставляя и не возвышая себя над кем-то. Это не просто и для атеистов, и для православных, и для мусульман.

Православным будет особенно тяжело, потому что мы - Церковь неофитов, и в сознании многих людей, в том числе православных педагогов, Православие - это то, что «не»: мы не протестанты, мы не католики…

А на уроке нужно сказать позитивно, что такое Православие. Нести позитив всегда труднее, чем противопоставлять. Формулу смерти знают все: цианистый калий. А формулу жизни сможете нарисовать?

Очень легко сказать, что значит быть плохим педагогом. Плохой педагог – тот, кто советует: «детей надо поднимать в пять утра, давать им пять шлепков по заднице, потом накормить их кусочком сухарика и поставить на колени в угол, на сухой горох на два часа, по истечении которых дать еще два подзатыльника». Да, рецепты плохой педагогики изложить легко. А какая - хорошая? Тут сложнее найти слова, образы, рецепты.

Так и в разговоре о Православии. Очень легко говорить, что Православие это не то, не то, не то… Но нам надо сказать, что оно такое, не противопоставляя православие инославию.

А ведь есть общая черта у византинизма и сталинизма. И там, и там за человеком не признается право на ошибку. Если токарь Петрович запорол импортное сверло, то не потому, что он Первое мая накануне хорошо отметил, а потому что японская разведка специально ему заказала эту диверсию, и он сознательный вредитель…

Так же считают многие православные люди до сих пор. Однажды в Севастополе на городской лекции я получил поразительную записку: «Отец Андрей, скажите, почему в Ветхом Завете ничего не сказано о Господе нашем Иисусе Христе, и кто в этом виноват?».

Так что от православных педагогов в этом курсе потребуется максимальная выдержка. Или, говоря церковным языком: аскетизм. Православный педагог в этом эксперименте - это аскет, который очень тщательно контролирует даже модуляции своего голоса.

Вот пример не-аскетичного срыва (правда, в антицерковном, раскольничьем издании): «Как заявил Кураев во время своей лекции «Почему Бог один, а религии разные» 11 декабря 2006 г. в Санкт-Петербургском политехническом университете, ОПК должны быть «рассказом о Космосе Православия, а не зазыванием в Церковь». «Когда я открываю учебники, по которым предполагается преподавать ОПК в светских школах и читаю там „Господь наш Иисус Христос» или „наш ангел-хранитель», это, конечно, ненормально», - убежденно заявил Кураев. Встает вопрос: ненормально для кого? Для русского православного человека, чьи деды и прадеды проливали кровь за свою Веру? Или же для пришлых кураевых, пытающихся навязать нашим детям боязнь произносить: «Господь наш Иисус Христос». Чему может научить такой учебник? Не основам Православия, а теплохладности к вере, подобно той, которую активно проповедуют либералы-приспособленцы. Они давно уже подобно Иуде продались католической ереси, стремящейся идти в ногу со временем. Поистине говорит Господь: кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу (Иак. 4, 4)» .

Я е настаиваю: на школьных уроках нельзя критиковать чужую святыню, Критиковать можно только религию древних греков, так как ее адепты вряд ли окажутся в 4 классе...

Запрет на критику чужой веры распространяется и на сектантов. Нельзя критиковать не только те четыре религии, которые участвуют в эксперименте, но и кришнаитов и «Свидетелей Иеговы». Ведь у них тоже есть дети, и они могут быть в этом классе, в этой группе.

Наверняка среди тысяч учителей, вовлеченных в эксперимент, окажутся и представители религиозных меньшинств (баптисты, свидетели Иеговы, рериховцы). Надеюсь, и они ответно смогут удержаться от критики православия.

Для атеистов особо приходится подчеркнуть: вне зоны критики на этих уроках все живые религии – в том числе и православие. Запрет на критику чужой святыни распространяется и на разговор учителя-атеиста о православии. Ни интонациями, ни намеками он не должен высказывать пежоративного (уничижительного) отношения к православию – в том числе на уроках светской этики или мировых религий. Православные дети – это тоже дети. И слезы любого ребенка не стоят чьих-то идеологических амбиций.

Для педагога в этом эксперименте для каждого урока есть лишь одна цель - сделать урок интересным. Не надо на этих уроках «спасать Россию» (от «безбожия», от «зажравшихся попов», от «мусульманских экстремистов» и т.д.). Не надо детей приносить в жертву своим личным симпатиям и антипатиям Цель урока – рассказать о той или иной религии, а не об отношении учителя к ней.

 

Второе ограничение - речь педагога должна быть инклюзивной, а не эксклюзивной. Речь педагога не должна исключать, отторгать от себя никакого ребенка.

Педагог может позволить себе объединяющее «мы» только в двух случаях. «Мы – люди» и «Мы – люди, граждане России».

Конфессиональные идентификации в речи педагога недопустимы. Рассказ не должен вестись от первого лица. Нельзя сказать «мы – православные», «мы – мусульмане», «мы – атеисты». Нельзя сказать «Господь заповедует нам», равно как и нельзя сказать «мы, передовые ученые планеты, убеждены в ложности религиозных догм».

Интонация педагога – интонация экскурсовода: «Православная Церковь полагает, что это место Евангелия имеет такой-то смысл…, такой-то обряд дорог православным потому…».

Это ограничение, кстати, может расширить круг посетителей именно этого урока: именно в этом случае нецерковная семья сможет сделать выбор в пользу урока ОПК, а не урока светской этики.

Научиться говорить о своей вере с отстраненно-культурологических позиций важно для самой Церкви.

Потому что культурология - это умение смотреть со стороны на себя и свою веру. Само изложение христианства, его кредо - Символ Веры - начинается со слова "верую". То, что христиане свои убеждения излагаем, начиная с "верю", свидетельствует о высокой степени философской рефлексии. Человек, не обладающий опытом философско-критической самооценки, никогда не скажет: "Я верю". Он скажет: "Я знаю. Еще моя бабушка так делала. Да у нас в деревне все так делают...". «Я верю» означает: я знаю, что мое видение мира неочевидно для других.

Сегодня основания христианской веры неочевидны для большинства. Попытка культурологически изложить христианство - это и есть учет вот этой неочевидности. Это попытка из режима проповеди перейти в совершенно другой режим интеллектуальной работы - объяснения. Это не разговор в ключе «почему вы должны…», а беседа в интонации: «почему они (христиане) это понимают так…».

Мне кажется, что такого рода работа важна и для самой Церкви - чтобы избежать перерождения в замполитов.

В разнообразном и светском мире надо уметь объясняться с людьми. Не проповедовать, не обличать, и даже не доказывать, а просто объяснять. При этом объясняющий сам учится смотреть на себя со стороны. И в итоге понимает неочевидность, а, значит, и логическую необязательность всех своих убеждений. А потому и сам проходит школу неосуждения инакомыслящего.

Без этого осознания своей собственной «факультативности» Церковь ждет печальная роль старой брошенной любовницы, вечно комплексующей и скандалящей из-за осознания своей невлиятельности.

Это очень трудно: христианство, как и любая сотериологическая религия, убеждено в том, что оно исключительно и сверхнужно людям: оно несет им «спасение». Но многие люди как раз и не видят той угрозы, от которых их якобы спасает Церковь. Классический сюжет триллера: малоадекватный «пророк» косноязычно пробует предупредить обывателя о катастрофе… Кто виноват в непонимании? «Обыватель» в силу своего статуса не обязан понимать мистические тайны. А вот миссия «пророка» как раз и состоит в установлении коммуникации, и если он это делает неадекватно, неэффективно – значит, несостоятелен именно он в качестве «пророка». Или, как сказал профессор Дамблдор Гарри Поттеру: «Гарри, я задолжал тебе объяснение. Объяснение ошибок старика. Юноше не дано понять, как думает и чувствует старик. Но старики виноваты, если они забывают, как это – быть молодым».

Так что для самой Церкви важно поскорее бросить наводить косметику на свою привычную законоучительную проповедь и попробовать всерьез овладеть трудным искусством объяснения и диалога.

В школе и в университете умеют рассказывать о внутренней логике мира Достоевского, а затем – о той логике, что определяла творчество Льва Толстого, и вслед за этим – о вселенной символов Маяковского. Требуют одно: «пойми!». Но не требуют: «согласись!». Но так же можно говорить и о православной культуре – о целостном мировоззрении, характерном не для одного гения, а для целой семьи народов.

Очень непросто будет отвечать на вопрос детей о личном отношении учителя к религии. Скрывать его – нечестно. Дети же не прощают лукавства. Так как же отвечать на прямые вопросы?

Если православный учитель на уроке ОПК скажет, что он сам – православный, проблем не будет.

Но как православному сказать на уроке ислама о том, что он не мусульманин?

Такие ответы надо продумать заранее.

Например: «Я признаюсь вам ребята, что я сама знакомлюсь с этой интереснейшей религией вместе с вами. Меня в моей семье воспитали в христианстве. Но и мир ислама мне очень интересен, и я очень хочу понять его еще глубже. Надеюсь, что и мусульманские ученики нашего класса помогут мне в этом»…

 

Третье табу - нельзя призывать детей к религиозной практике. Это требование идет вразрез с той аксиомой педагогики, которая считает, что знания должны превращаться в навык: раз ты что-то узнал, то немедленно преврати новые знания в действие. Но в нашем курсе нельзя призывать превратить знания о религии в религиозные действия.

Императивы в классе могут быть только двух видов – обучающие и нравственные.

Можно призвать детей - «подумайте!».

Можно призвать детей – «спешите делать добро!».

Но нельзя призвать – «помолитесь, попоститесь!».

От учителя ожидается грандиозная выдержка, потому что дети гениальные провокаторы. Они задают непредсказуемые вопросы и потрясающе ставят в тупик.

Вот искушение №1 для педагога. Вы рассказали о молитве, и ваша любимая Машенька тянет руку: «Марья Ивановна, у меня вчера котенок заболел, скажите, какому Боженьке помолиться?»

Сердце православной учительницы рвется к девочке с полным набором советов: «Машенька, умница, я тебе сейчас расскажу, что надо делать! Котенок пусть попоститься 10 дней! Вместо молока крещенскую водичку ему в блюдечко налей! Затем протри ему спинку песочком с могилки блаженной Матронушки! Потом возьми котенка на руки и 10 земных поклонов вместе с ним! Потом в храме поставь 3 свечки за 15 рублей у такой-то иконы и 2 свечки за 10 рублей у такой-то иконы!».

Ой, как хочется всю женскую рецептуру спасения ребенку рассказать! Но нельзя. На уроке можно сказать только одно: «Машенька, мы сейчас не об этом, останься после урока, и мы по-девичьи пошепчемся!».

Искушение №2: Вы рассказали молитву «Отче наш», и дети всем классом откликнулись на нее. Они же практики… «Марья Ивановна, Герде эта молитва помогла, а давайте, и мы следующий урок с молитвы начнем!».

Вот ужас для православного педагога: весь класс желает молиться, даже Ахмедик… А нельзя…

Да, дети с радостью посвятят минуту своей жизни новой для них молитве. Но Ахмедик потом папе расскажет (и правильно сделает). И совсем не очевидно, что папа Ахмедика будет в таком же восторге от вашего эксперимента.

Поэтому надо уметь наступать на горло собственной педагогической и миссионерской песне. А это не просто.

Эти ограничения важны даже при работе с вроде бы однородно-конфессиональной группой. По той причине, что таких групп как раз и не будет. Огромной ошибкой педагога будет считать, будто в результате разделения на шесть модулей в каждом из них конденсировалось «конфессионально чистое вещество» - чисто православная группа, чисто мусульманская, чисто атеистическая и т.п. Этого не будет, и потому речь учителя должна быть религиозно-инклюзивной.

 

 

ТРУДНОСТИ БЕЗ КОТОРЫХ МОЖНО БЫЛО ОБОЙТИСЬ

Первая из них – это неравнокачественность шести учебников.

4 учебника, подготовленных конфессиями, написаны с любовью к предмету разговора и с учетом возрастных особенностей читателей. Эти качества совсем не присущи учебнику по «основам мировых религиозных культур».

А учебник по светской этике получился крайне неудачным.

Если бы мне поручили писать учебник светской этики, как писатель я был бы счастлив. Надо мною не было бы ни Патриарха, ни Священного Писания, от которого я, как христианин, просто обязан отталкиваться, не было бы догматов и канонов. Я был бы абсолютно свободен в выборе любого исходного материала, сюжетов и героев.

Я бы взял Тома Сойера и через него построил бы все уроки. Это было бы энциклопедией детской жизни и детских проблем: ябедничество, сплетничество, предательство, воровство, обман и т.п. Если бы организаторы эксперимента были заинтересованы в его успехе, то они бы пригласили не университетских профессоров - воинствующих атеистов, а детских писателей вроде Григория Остера . Университетские профессора знают Аристотеля (он активно цитируется в учебнике), но не знают, как устроен четвероклассник.

«Выбор между нравственным и безнравственным поведением прежде всего зависит от стойкости следования добродетелям, которые и составляют характер человека …Острая ситуация морального выбора иногда называется моральным конфликтом. Моральный конфликт – это когда стремления к одной нравственной ценности разрушают другую, возможно, не менее дорогую. При разрешении морального конфликта очень важно сделать не просто правильный, а добродетельный выбор» сс. 22-23). Это что – детский текст?

Главный же недостаток этого учебника светской этики в том, что именно этот учебник - единственный из шести – нарушил общее правило эксперимента: говорить о своем, не превознося его над чужим и не ругая чужих убеждений.

Например, на стр. 35 ставится вопрос: «Вспомните «Сказку о попе и его работнике Балде. Кто из главных героев добродетелен, а кто порочен?».

Обращение к этой сказке могло бы быть уместно лишь на страницах учебника по православию. Все-таки одно дело – анекдот о евреях в устах еврея, и другое – тот же анекдот, но в устах скинхеда.

Мы, русские люди, готовы критично говорить о своей истории, но мы возмутимся, если те же самые слова про нас скажет иностранец.

Вот также анекдот про попа из уст русского и православного человека (например, Пушкина) становится другим при его озвучивании проповедником атеизма. Сказка Пушкина была рождена в православной стране, в православной культуре. Дети пушкинской поры знали попов не по этой сказке, а по жизни. Знали их разных – и святых и грешных.

Но дети, которые будут учиться по учебнику советской этики, по одному персонажу оной сказки могут составить представление о целой группе людей. Это – воспитание в ненависти. Это столь же «толерантно», как в рассказе о евреях ограничиться упоминанием венецианского купца Шейлока…

"Сказка о попе и работнике его Балде" – нормальное произведение христианской традиции. Юмор возникает тогда, когда обнажается разрыв между ожидаемым сценарием и неадекватным этим ожиданиям поведением персонажа.

Смеховая ситуация возникает потому, что работодатель в сказке Пушкина – священник. В той культуре все люди именно духовенство считали носителями высших нравственных ценностей. И если над попом смеются – то смеются именно из-за согласия с поповской (христианской) системой ценностей. Идеал-то был общим и для иронического рассказчика, и для попа! Ну, а чтобы понять, насколько Пушкин творил в каноне русской народной сказки – надо прочитать полный вариант сказки про «Курочку рябу» из афанасьевского собрания:

«Жил-был старик со старушкою, у них была курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко разбилось. Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идет просвирня, спрашивает: что они так, плачут? Старики начали пересказывать. «Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком…». Просвирня как услыхала — все просвиры из¬ломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала? Она пересказала ему все горе; дьячок побежал на колокольню и пере¬бил все колокола. Идет поп, спрашивает у дьячка: зачем колокола перебил? Дьячок пересказал все горе попу, а поп побежал, все книги изорвал» .

Сказка-то оказывается - об абсурде! О том, как несоизмеримы могут быть неприятности – и человеческие реакции на них. Представители духовного сословия здесь действуют не как предмет антиклерикального осмеяния, а как носители нормы. Юмористическая ситуация возникает оттого, что мол, даже они, носители грамотности, знаний, трезвости и морали, из-за мелочи вот так разбуянились.

Еще одно неуместное противопоставление - на стр. 7. «Различают этику религиозную и светскую. Слово светская означает «мирская», «гражданская». Светская этика предполагает, что человек сам может определить, что такое добро, а что такое зло; что от самого человека зависит, станет он хорошим или плохим; что человек сам должен отвечать за свои поступки перед другими людьми».

Впрочем, тут целая гроздь ошибок.

В первой фразе этого урока было сказано «Этика – это наука». Если вслед за этим говорится, что, «Различают этику религиозную и светскую», получаем, что есть религиозная наука. Я в принципе не против. Но вряд ли атеистические авторы этого учебника хотели такого вывода.

Далее: безличная фраза - «Различают этику религиозную и светскую» - несет в себе неправду о состоянии дел в этике как науке. Никто, кроме авторов этого учебника, такого различения не делал.

Совершенно недопустимый тезис на стр. 14: «В ходе исторического процесса менялись представления о добре и зле».

И не надо врать, будто это научное мнение. Никакая антропология не сможет доказать, что представление о ДОБРЕ радикально менялись в ходе истории. Всегда добром считалось поделиться и поддержать другого человека. Прогресс состоял лишь в том, на кого распространялось доброе отношение: "Кто мой ближний?". Только моя семья? Мой клан? Мой народ? Или все люди?.

Изменялись представления о том, как именно надо помогать, в чем состоит помощь (инквизиторы считали, что своим приговором они спасают душу казнимого еретика). Но сама установка на альтруизм всегда считалась благом…Представления о добре являются константой человеческой истории. Забота о детях и о стариках, альтруизм – это константа.

Это неверно и педагогически: воспитание в младшей школе – это декларация норм. Здесь же ясные критерии добра и зла не укрепляются, а размываются в сознании детей. Зачем детям гадят в мозги тезисом о тотальной относительности представлений о добре и зле?

Кроме того, учебник противоречит самому себе. Ведь на стр 9 утверждается, что константы в мире этики все же были: «Всегда, во все времена, осуждались трусость, предательство, жадность, жестокость, клевета, лицемерие».

Если представления о добре и зле относительны, то как можно говорить, будто «В наши дни люди должны заботится о стариках и больных… Люди становятся лучше» (с. 15)?. И кстати, что, в былые времена люди не должны были заботиться о стариках?

Точно также в культурологическом курсе и в курсе, исповедующем тотальную относительность всех ценностей, неуместна оценка: «У некоторых народов раньше справедливым считалось правило «око за око, зуб за зуб». Однако в современном обществе принимают меря для искоренения этого дикого обычая» (с. 26). Кстати, правило талиона – одно из правил Пятикнижия Моисеова (Исход 24,20). Назовем иудаизм диким обычаем?

Наконец, этот абзац прячет в себе совсем не обязательную колючку – «Светская этика предполагает, что человек сам может определить, что такое добро, а что такое зло; что от самого человека зависит, станет он хорошим или плохим; что человек сам должен отвечать за свои поступки перед другими людьми»

Неужели все это предполагает только т.н. «светская» этика? А буддисты не считают, что «от самого человека зависит, станет он хорошим или плохим»? Мусульмане разве не считают, что «человек сам должен отвечать за свои поступки перед другими людьми»? А христиане разве забыли слова ап. Павла о том, что «у опытных чувства навыком обучены различать добро и зло», и теперь не верят в то, что «человек сам может определить, что такое добро, а что такое зло»?

Зачем только неверующих людей представлять в качестве нравственно ответственных?

Потрясающий вопрос на 45-й странице светско-этического учебника: «Было ли вам когда-нибудь стыдно, и по какому поводу?». Это неуместная и даже кощунственная претензия на исповедь, понуждение ребенка к публичной исповеди. Какое авторы учебника имеют на это право?

Кончается курс светской этики поразительным по своему антигуманизму абзацем (это последний абзац последнего урока): «Жизнь человека имеет особую ценность. Именно люди могут строить города, выводить новые сорта растений и новые породы животных, создавать машины, шить одежду и т.п. Все это заставляет ценить жизнь любого человека» (с. 61).

То есть вот он, смысл жизни человека! Этот перл умножается в бесконечность последней фоткой учебника: пограничник… Светская этика кончается таким вот человеком с ружьем…

Если бы мне поставили задачу: напиши учебник, компрометирующий атеистов, от имени самого атеиста, я бы не мог лучше справиться с такой диверсионной задачей.

Учебник столь плох, что он вышел без упоминания автора. Даже автор отрекся от своего детища.

У одного из разработчиков эксперимента журналисты в приватной беседе спросили: «Скажите, если бы этот учебник был издан 30 лет назад, какое название он носил бы?» Чиновник честно ответил: «Марксистско-ленинская этика». Это абсолютно справедливо! Только теперь это еще хуже, чем марксистско-ленинская этика. Потому что даже в учебниках советской этики никогда не обходилось без ссылок на имена Моисея, Будды, Христа, Златоуста, Августина. Этот же учебник абсолютно религиозно-«стерилен». И тем самым – не очень основателен, не очень культурен и не очень научен.

В общем, учебник по светской этике сделан плохо. А жаль. Без этой трудности можно было бы обойтись.

 

ЮРЬЕВ ДЕНЬ

Вторая не неизбежная трудность в апробации нашего курса связана с тем, что не все чиновники расслышали слова, сказанные президентом Д. А. Медведевым 21 июля 2009 года на встрече с руководителями традиционных религий России: «Ученики и их родители должны будут самостоятельно выбрать предмет обучения. Выбор учеников и их родителей, конечно, должен быть абсолютно добровольным – это важнейшее дело. Любое принуждение по этому вопросу не только носит незаконный характер, но и будет абсолютно контрпродуктивным» (http://www.kremlin.ru/text/appears/2009/07/220032.shtml ).

Техническая задача нашего эксперимента - в отработке механизма выбора родителей того или иного модуля. Манипуляция родителями, неадекватное и ложное информирование их о происходящем ставит под угрозу сам ход эксперимента.

На деле же во многих школах и целых регионах родителям не давали право выбора, их мнением манипулировали, их принуждали к выбору, выгодному для администрации школы.

Например, город Шадринск Курганской области. 80 тысяч населения. И - ноль человек, избравших основы православной культуры. Такого не может быть по законам социологии.

И не надо ссылаться, что это, мол, сибирская вольница. В еще более дальнем и сибирском Биробиджане 1000 детей будет изучать ОПК, а светскую этику выбрали только 200 (иудаизм - 24, ислам - 29).

В Пензенской области – также ноль. Причем даже в православной гимназии и казачьем кадетском корпусе.

В Томской области мухлёж был столь очевиден, что вызвал гнев со стороны губернатора.

В Ставрополе по итогам аналогичного скандала все развернулось на 180 градусов: если сначала 60 процентов было заявлено в качестве сторонников светской этики и лишь 20 процентов - как желающих знакомиться с ОПК, то при переголосовании получилось ровно наоборот.

В екатеринбургской 175 школе родителям лишь одной девочки (сотрудникам епархии) удалось отстоять изучение ею ОПК – заявления всех остальных родителей были проигнорированы. Давление в пользу атеистических курсов сильнее ощущалось именно в городе Екатеринбурге в отличие от Свердловской области.

Красноярский край: в городе Железногорске из 642 четвероклашек до ОПК добрались лишь 9 человек. В Зеленогорске из 69-ти – только 8. В Казачинском районе Красноярского края на 113 учеников – ноль тех, кто что-то узнает об ОПК (также и в Ермаковском)…

Чиновники мухлюют с цифрами, даже не опасаясь того, что элементарный обзвон родителей позволяет установить их мухлеж.

Несколько примеров:

- Гимназия № 10 г. Красноярск. Предложили на собрании всем выбрать светскую этику, православным родителям пояснили, что на уроках ОПК их детям о православии не расскажут лучше, чем в воскресной школе, поэтому выбирайте СЭ, кроме того, нет ни учебников, ни подготовленных учителей.

- Гимназия № 13 г. Красноярск. Родителям просто объявили, что в классе вводится новый предмет "светская этика". О возможности избрать что-то иное даже не упомянули.

- Школа № 149 г. Красноярск. На собрании родителям дали список шести модулей, чтобы родители выбрали и поставили галочку против выбранного модуля. Родители спросили учителя : что это за предмет? Учитель ответил: я ничего не знаю!!! Выбирайте СЭ. Родители послушались. И только в одном из пяти 4-х классов родительница взяла слово, выступила перед родителями, объяснила что такое основы православной культуры, в результате 10 родителей последовали ее примеру. В остальных 4-х классах этой школы тотально выбрали СЭ.

- Школа № 53, г. Красноярск. Один 4-й класс (100%) "выбрал" СЭ, второй 4-й класс (100%) "выбрал" Основы мировых религий. Выбор сделан по принципу упростить расписание уроков по устной рекомендации РАЙОНО.

- Школа № 7 г. Енисейск-4. Всех принудили написать заявление на преподавание светской этики.

- Казачинская школа (с.Казачинское) – аналогично

- В Железногорске из 14 школ лишь девять человек будут изучать ОПК, остальные - СЭ.

- Ермаковская школа № 1, с. Ермаковское. Директор разъяснил всем, что изучать будем СЭ. Также и в школе № 2

По социологическим опросам, год назад свыше 60 % родителей пожелали преподавания основ православной культуры в школе. А при реальном голосовании оказалось, что таковых в три раза меньше. Такой разрыв может быть объясним лишь одним: манипуляцией тех, кто проводил выборы.

Это как в старом советском анекдоте:

-Что будете пить, чай или кофе?

– Пожалуй, я буду кофе!

– А вот и не угадали! Я принес вам чай!

Понятен мотив манипуляторов. Директору школы легче организовать обучение по одному модулю, чем ломать голову над согласованием 3 или 4 курсов для одного и того же класса. Кроме того, дешевле платить педагогу за 2 часа в неделю (т.е за один модуль), чем за шесть.

И тогда для экономии своих финансовых, интеллектуальных и физических сил директор (или завуч, или классный руководитель) идет на подлог.

Врет родителям, что, мол, школа не сможет закупить альтернативные учебники (это ложь, потому что школы и дети получат учебники всех модулей бесплатно за счет федерального бюджета).

Или врет, что в школе учителя готовы лишь к одному курсу – светской этики (это неправда по той причине, что Министерство готовит всех педагогов, участвующих в эксперименте, к работе по всем шести модулям).

Интересно, что директорский довод о нехватке специалистов всегда всплывает, когда нужно тормознуть голосование за ОПК, но никогда – если класс склоняется к выбору истории мировых религий. И это уже смешно. По аналогии можно сказать: «Поскольку в сельских школах нет специалистов по арифметике, учителя будут преподавать курс высшей математики». Уж если человек способен говорить с детьми обо всех религиях, неужели он не может рассказать об одной из них?

Еще один директорский довод против ОПК - ребенку будет трудно в меньшинстве (ну, такие слова уже равнозначны признанию в собственной педагогической несостоятельности: как же ты в течение 4 лет воспитывал детей, если в итоге они способны лишь к травле иноверца?).

«Хочу сказать откровенно — я глубоко разочарован тем, как сегодня избирается этот курс, — отметил Патриарх Кирилл 17 апреля 2010 года на встрече с общественностью Екатеринбурга. — Мне на стол ложится информация о том, как местные власти оказывают давление на директоров школ, чтобы те, в свою очередь, оказывали давление на родителей — для того чтобы избирался курс светской этики… Не надо в очередной раз наступать на те же грабли. Нужно дать детям и родителям возможность свободного выбора. Когда происходит насилие над убеждениями людей, когда родителей пугают на уровне директоров школ: "если ты изберешь Православие, то имей в виду…" — это очень плохо» http://www.patriarchia.ru/db/text/1139718.html

В Челябинске Патриарх вернулся к этой теме: "Я хотел бы также сказать о том, что в этом году с 1 апреля реализуется еще очень важное начинание — преподавание «Основ религиозной культуры и светской этики» в школах. Были подготовлены учебные пособия. На мой взгляд, любой учебник можно критиковать, но всегда с чего-то нужно начинать, и полагаю, что мы начинаем не с самых плохих учебников, хотя, конечно, нужно совершенствовать этот курс. Но самое важное, что мы имеем сегодня, — это то, что все эти учебники формируют в сознании учащихся одну систему ценностей. Сегодня у нас, к сожалению, школа никакой системы ценностей не формирует. Отдельные преподаватели, энтузиасты, подвижники изо всех сил стараются оказывать воспитательное воздействие на учеников. Однако улица, а нередко и семья, но более всего — современные средства массовой информации, которые часто навязывают другие ценности и идеалы, разрушают духовный мир наших детей. Вся Россия содрогнулась от сериала «Школа». Сколько было критики в адрес постановщиков и телевидения! Но на самом деле этот сериал показал (конечно, в гротескной форме, ведь всякое кино — это гротеск), что происходит с нашими детьми и молодежью. Нам некуда уже отступать, нет этого пространства. Как говорится, «за нами Москва», за нами сама жизнь нашего народа. И поэтому все прекраснодушные рассуждения о том, нужно или не нужно, в этом году, к счастью, закончены. Президентом было принято решение — за что огромная благодарность Дмитрию Анатольевичу — что в наших школах будут преподаваться по свободному выбору основы религиозной культуры и светской этики и что все эти курсы будут направлять мысль наших учащихся на одни и те же ценности. Это не значит, что православный человек будет воспитываться в своем мире, неверующий в своем, мусульманин в своем. Как я уже говорил в Екатеринбурге, мы договорились о том, каковы наши фундаментальные нравственные ценности, и к этим ценностям мы и будем прививать наш народ. Очень важно, конечно, чтобы здесь полностью соблюдалась добровольность, чтобы не было перегибов, напоминающих советские выборы, когда вдруг 99,9 % голосуют за один из курсов, чаще всего за светскую этику, как это произошло в Пензенской области. Я в шутку спросил, когда мне доложили, что 100 % выбрали светскую этику: «Там же около 200 священников — что, их дети тоже светскую этику выбрали?» Видимо, организаторы этой подтасовки не подумали о том, что хоть какой-то процент надо было оставить для того, чтобы убедить людей в добровольности сделанного выбора. Я очень надеюсь, что этих перегибов, которые оскорбляют наше национальное достоинство, не будет. Мы свободный народ, мы имеем право выбирать в области мировоззрения то, что мы хотим выбрать, тем более что весь этот выбор имеет, как я уже сказал, некий важный общий знаменатель. Поэтому я бы попросил, чтобы в Уральском округе была полная свобода выбора, чтобы дети и их родители могли выбирать то, что они желают и чтобы была оказана поддержка в тех регионах, где осуществляется эксперимент по внедрению преподавания «Основ религиозной культуры и светской этики» в школах" (http://www.patriarchia.ru/db/text/1141705.html).

В любом случае родители избирали кота в мешке, не зная ни программы, ни учебника, не беседуя с представителями конфессий.

В связи с этим принципиально важно в конце первой части обучения (то есть в конце 4 класса, в мае) объявить «Юрьев день», т.е. дать возможность родителям изменить свой выбор. К этому времени и дети и родители присмотрятся к учебнику и к педагогам. А педагогии родители присмотрятся к реакции детей на учебники.

Полагаю, что некоторые православные родители будут разочарованы. Они полагали, что их чадо не менее православно, чем они сами. А реальность показала, что это не вполне так. Может, их ребенок уже вырос из того возраста, когда он с восторгом целовал «боженьку». А, до возраста Алеши Карамазова, до вопроса о смысле своей жизни еще не дорос.

Но если ребенка, который не желает изучать Православие, насильно кормят им, то есть риск воспитать будущего товарища Сталина (бывшего некогда семинаристом). Поэтому именно с точки зрения интересов православной семьи лучше вовремя забрать ребенка с курса ОПК. Пусть его зреющий подростковый бунт выльется на другой модуль…И махорку пусть он потом подмешивает в тесто не попу, а атеисту..

… Еврейский юноша подходит к раввину: «Ребе, я хочу жениться! – прекрасная идея, давно пора! А на ком? – На Сарочке Рабинович. - О, это благочестивая девушка, она будет прекрасной матерью для твоих детей! – Спасибо, ребе». Через неделю парень снова подходит к раввину: «Ребе, а можно я не буду пока жениться? – А в чем дело? – уж больна Сара страшненькая! Хорошо, не хочешь, не женись на ней! - Ой, спасибо, ребе!». Еще через неделю: «Ребе, хоть Сарочка и страшилище, я все же решил на ней жениться, ведь у ее папы такой роскошный магазин в центре города! – Хорошо, женись!». Спустя неделю: «Ребе, ну я прям не знаю, что делать - эта Сарочка, хоть и богатая, но такая уродина. Можно, я не буду на ней жениться? – Знаешь, что я тебе скажу? Крестись! – Ребе, это сказали вы? И мне? – Да, я, и тебе. Крестись. И тогда попу голову морочить будешь!».

Я убежден, что многие захотят пересмотреть свой изначальный выбор и не станут мучить своих малоросликов совсем не к возрасту притянутым сравнительным религиоведением или философией. Поэтому, чтобы не было напряжения и насилия над детьми, надо в конце четверти дать возможность перевыбора.

А в одном из городов Свердловской области по окончании первой четверти эксперимента треть родителей забрала своих детей с уроков ОПК. Им было невыносимо, что они не могут поддержать разговор со своими детьми на совершенно неизвестные им самим темы… В том же городе половина родителей, ранее избравших курс мировых религий, также пересмотрела свое решение. И по той же причине. Что ж, Юрьев день дает им такое право.

У противников же Юрьева дня два полупубличных аргумента (непубличный и главный мотив, боюсь, один: «не допустить разрастания влияния Церкви!» ).

Первый аргумент: «У нас нет лишних учебников!».

Это весьма несерьезный ответ. Новый тираж можно напечатать за две недели, и за лето не торопясь развести по всей стране.

Второй аргумент: «Дети уже отстали на полкурса, как они с середины перейдут на новый модуль?».

Но ведь наш курс это не курс математики. Каждый урок это обособленная миниатюра, по крайней мере, в моем учебнике. К тому же 1 сентября все дети будут в одинаковом положении - за три месяца каникул все, что они успели получить за два весенних месяца, у них выветрятся, и потому со всеми придется начинать с нуля.

В начале марта 2010 года я получил письмо от учительницы, которая уже несколько месяцев преподает по моему учебнику. В эпоху интернета такое возможно: хотя учебник в ту пору еще не вышел, но в интернете уже давно висят его заготовки. Так вот, она говорит, что после летних каникул дети забыли, что означает слово «Евангелие» (а одна девочка предположила, что это как-то связано с ангелами). Да, да, ее ученики именно в начале марта вернулись именно с летних каникул. Ведь школа-то в Австралии...

Так что аргументы против «Юрьева дня» несерьезны. Посему чиновные оппоненты-контролеры нашего курса шепчут: «ладно, если какой-то родитель будет громко требовать пересмотра – пойдите ему навстречу. Главное, чтобы широкие родительские массы не узнали, что такое возможно!».

***

Протокол № 3 заседания Межведомственного Координационного Совета по реализации плана мероприятий по апробации в 2009-2011 годах комплексного учебного курса для общеобразовательных учреждений «Основы религиозных культур и светской этики» от 15 марта 2010 г. , пункт 1:

«Отметить особую важность обеспечения субъектами Российской Федерации реализации права родителей обучающихся на выбор одного из 6 модулей курса для изучения их детьми.

Рекомендовать субъектам Российской Федерации предусмотреть организацию возможности смены модуля для тех родителей, которые сочтут важным внести корректировки в свой выбор после первого этапа апробации курса ОРКСЭ (IV четверти 4-го класса).

Рекомендовать разработчикам методического письма для учителей и организаторов курса ОРКСЭ в субъектах Российской Федерации внести данное положение в проект указанного письма…

Подпись: министр, председатель МКС А. А. Фурсенко».

http://www.apkpro.ru/content/view/2554/623/

 

 

СКРЫТАЯ УГРОЗА: СЕКТЫ В ШКОЛЕ

Красноярский краевой институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования издал методичку «Комплексный учебный курс Основы религиозных культур и светской этики. Учебно-методические материалы для системы повышения квалификации работников образования» (Красноярск, 2010). Составители – О. Г. Зелова, методист ККИПКиППРО, Е. Г. Пригодич, руководитель центра гражданского образования ККИПКиППРО.

На стр. 31 этой методички читаем:

«Примером диалога культур и поколений может быть эпизод из книги В. К. Арсеньева, который, мы считаем, полезно прочитать и обсудить со школьниками на уроках об основах мировых религий:

…Вечером я подошел к огню и увидел старика, беседующего с Дерсу. Удивило меня то обстоятельство, что старовер говорил с гольдом таким приятельским тоном, как будто они были давно знакомы между собою.

— Должно быть, вы раньше встречали друг друга? — спросил я старика.

— Как же, как же, — отвечал старовер, —я давно знаю Дерсу. Он был молодым, когда мы вместе с ним ходили на охоту.

Когда я собрался уходить, случайно разговор опять перешел на Дерсу.

— Хороший он человек, правдивый, — говорил старовер, — Одно только плохо — нехристь он, азиат, в Бога не верует, а вот поди-ка, живет на земле все равно так же, как и я. Чудно, право! И что с ним только на том свете будет?

— Да то же, что со мной и с тобой, — ответил я ему.

— Оборони, Царица Небесная, — сказал старовер и перекрестился. — Я истинный христианин по церкви апостольской, а он что? Нехристь. У него и души-то нет, а пар.

Старовер с пренебрежением плюнул и стал укладываться на ночь. Я распрощался с ним и пошел к своему биваку. У огня с солдатами сидел Дерсу. Взглянув на него, я сразу увидел, что он куда-то собирается.

— Ты куда? — спросил я его.

— На охоту, отвечал он. — Моя хочу один козуля убей — надо староверу помогай, у него детей много. Моя считал — шесть есть.

«Не душа, а пар» — вспомнились мне слова старовера. Хотелось мне отговорить Дерсу ходить на охоту для этого «истинного христианина по церкви апостольской», но этим я доставил бы ему только огорчение и воздержался».»

Как видим, для Министерства образования Красноярского края толерантность кончается там, где начинается христианство. На словах заклинают – «нельзя принижать другие религии!». На деле предлагают детям крайне заниженный образ христианина-старовера.

Зато в той же методичке на стр. 33 учителям навязывает оккультная антропософия Штайнера:

«Магомет и ислам»: опыт изучения темы в вальдорфской школе.

Отобранные на основе учебного плана Рудольфа Штайнера, «отца» вальдорфской школы и основателя антропософского движения, материалы по истории раннего средневековья в шестом классе обязательно включалм в себя тему «Магомет и ислам».».

Если бы в этой методичке было только принижение христианства, можно было бы это счесть выходкой атеистов. Но совершенно произвольная реклама оккультиста Штайнера заставляет предположить наличие оккультных симпатий у самих методистов.

Родители должны помнить о том, что большинство религиозных течений в России религиями и уж тем паче сектами себя не считают. Они себя презентуют в качестве чисто культурных или даже научных или медицинских проектов (рериховцы, антропософы, поклонники Порфирия Иванова и Анастасии, энтузиасты-валеологи…) . Увы, далеко не все педагоги в состоянии разобраться в этом тумане, и потому в некоторых классах курс преподавания «основ религиозных культур» окажется в руках оккультно настроенных учителей.

Поскольку у учителей на руках нет ни методичек, ни серьезных дополнительных книг по темам уроков, они вынуждены в свободном интернет-поиске обретать необходимые им дополнения к урокам. В итоге на презентациях уроков по ОПК мне доводилось видеть и мормонские картинки и даже физиономию Рона Хаббарда – основателя мрачной секты под названием «Сайентология». И это совсем не потому, что учителя симпатизировали этих религиозным группам. Просто они без особого разбора брали все, что попадалось на глаза.

Поэтому я надеюсь, что Министерство образования (раз уж оно сделало подготовку учителей своей исключительной компетенцией) даст педагогам хотя бы минимум сектоведческой информации…

 

 

 

ОБ ОПЫТЕ ПРЕПОДАВАНИЯ ОПК

У многих православных людей, в т.ч. и педагогов, есть иллюзия о существовании некоей сокровищницы православной педагогики, из которой можно брать продукт в готовом виде. Увы, это не так. В Церкви много замечательных традиций, но среди них нет православного педагогического предания.

Основу церковной библиотеки составляют книги, написанные монахами и для монахов . Великие книги. Мудрые советы. Но в итоге, как оказалось, христианскую педагогику нельзя импортировать из средневековья. Ее там просто не было: «идеал благонравного ребенка – тихий, рассудительный маленький старичок» .

Нужны были столетия, чтобы через них проросло евангельское новое отношение к ребенку: «если не будете как дети…». Христос – первый, кто увидел в ребенке плюсы. И, кстати, не пояснил, какие именно, дав нам тем самым и свободу и долг добрым и ищущим глазом всматриваться в жизнь детей. Может быть, главный детский плюс – отходчивость, непамятозлобие…

И потом через века зрело новое отношение к ребенку . Например, когда Златоуст неожиданно переворачивает традиционное отношение Бога и человека и предлагает нам на Бога взглянуть не как на своего Отца, а как на своего ребенка .

Но все же это было редкостью (уже на следующей странице тот же Златоуст говорит привычное – «приходя в зрелый возраст, мы смеемся над детскими забавами»).

Византийский устав семейной жизни советует – «Держи дочерей в затворе, как осужденных, подальше от чужих глаз, дабы не очутиться в положении как бы ужаленного змеею» . И русский «Домострой» запрещает отцу улыбаться своим детям: «Не жалея, бей ребенка… Воспитай дитя в запретах… Не улыбайся ему, играя… Сокруши ему ребра, пока растет» .

Тут уместно привести столь же длинное, сколь и печальное размышление замечательного русского церковного историка предреволюционной поры профессора Н. Каптерева:

«Как христиане, древние предки наши должны бы усвоить новозавет¬ный идеал; но хотя они и были религиозны, но по-своему, на свой лад. Они были церковники, обрядники и с настоящим христианством были знакомы мало, а строй их семьи был строго патриархальный, еврейский. Начала еврейской семьи были им вполне понятны, отвечали их взглядам, их жизненному укладу, а новозаветная христианская педагогия была им чужда, до нее они еще не доросли. Так как в древнерусской жизни практиковался суровый патриархат, то такого же патриархата наши предки искали и в педагогической теории. Они его и нашли в ветхоза¬ветной педагогии, его и усвоили.

Старые, крайне узкие еврейские пат¬риархальные идеи о семье и семейных отношениях, варварский взгляд на женщину, малокультурный идеал отца, подавляющего самостоятельную личность детей, суровая до жестокости домашняя дисциплина — все эти еврейские свойства ветхозаветного педагогического идеала пришлись по плечу, по сердцу нашим предкам, а евангельские заповеди о любви, кротости и снисхождении влияли на них пока слабо.

Наши предки заимствовали педагогический идеал главным образом из двух книг Ветхого Завета: Притчей Соломона и Премудрости Иисуса, сына Сирахова. В этих книгах начертан такой педагогический идеал: во главе семьи стоит отец, источник не только земного благополучия семьи, но и ее вечного спасения, источник милости Божьей к семье. Сирах говорит: «дети! послушайте меня, отца, и поступайте так, чтобы вам спастись, потому что Господь возвысил отца над детьми и утвердил суд матери над сыновьями. Почитающий отца очистится от грехов и уважаю¬щий мать свою — как приобретающий сокровища. Почитающий отца будет иметь радость от детей своих и в день молитвы своей будет услышан. Уважающий отца будет долгоденствовать и послушный Господу успокоит мать свою. Боящийся Господа почтит отца и, как владыкам, послужит родившим его. Благословение отца утверждает домы детей, а клятва ма¬тери разрушает до основания. Слава человека — от чести отца его, и позор детям — мать в бесчестии. Хотя бы отец и оскудел разумом, имей снисхождение и не пренебрегай им при полноте силы твоей. Милосердие к отцу не будет забыто; несмотря на грехи твои, благосостояние твое умножится» (Сир. 3,1-15). О ценности и самостоятельности детской личности в изложенном не сказано ни слова, да самостоятельность детей и невозможна в суровом патриархате.…

Иисус, сын Сирахов заповедует: «есть у тебя сыновья? Учи их и с юности нагибай шею их. Есть у тебя дочери? Имей попечение о теле их и не показывай им веселого лица твоего. Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им. Поблажающий сыну будет перевязывать раны его. Лелей дитя, и оно устрашит тебя; играй с ним, и оно опечалит тебя. Не смейся с ним, чтобы не горевать с ним и после не скрежетать своими зубами. Не давай ему воли в юности и не потворствуй неразумию его. Нагибай выю его в юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе» (Сир. 7:25-27; 30:1-10). Таким образом, руководящий мотив ветхозаветной педагогии в отно¬шениях родителей к детям — самый полный и последовательный роди-тельский эгоизм, выражающийся в суровом до жестокости унижении дет¬ской воли и полном подчинении детей родителям, доходящем до потери детьми личности и всех прав пред родителями. Дети — это предмет гор¬дости или унижения родителей и, помимо этого, никакого другого значения сами по себе не имеют. Поэтому учи детей, с юности нагибай шею их, не давай им воли, не смейся и не играй с ними, а сокрушай им ребра, чтобы не вышли из повиновения, — вот что постоянно слышится в вет¬хозаветной педагогии и что наши предки усвоили весьма твердо, так как такие заповеди были им по сердцу, отвечали их нравам и складу жизни» .

Многим церковным людям трудно смириться с мыслью о том, что не на все вопросы в Церкви есть готовые ответы, что в Церкви есть пространство для наших церковных поисков и недоумений.

О том, как млада еще традиция православной педагогики, напоминает одно обстоятельство: до 1867 года в качестве учебника для детей по «Закону Божию» использовалась ну совсем не детская книжка – «Катехизис» митрополита Филарета.

В школьно-аудиторную работу Церковь включилась довольно поздно. Все же это разные вещи: работа с учеником наедине (именно так в веках и передавались духовные традиции), и работа в аудитории. Духовная традиция - это своего рода машина по борьбе со временем. То, что передается в священном предании – это внутренний облик Учителя. В монастыре идет многолетнее перетекание души учителя в душу ученика . Тут не может быть технологий. Но класс тем и отличается от кельи, что тут – поток, конвейер, а, значит, образовательные технологии. А вот их-то Церковь и не создавала в былые века.

Поэтому наивно считать, что можно отксерокопировать и переиздать какие-то дореволюционные книги. Дореволюционный опыт преподавания Закона Божия не поможет. Он не уберег страну от гибели сто лет назад, тем более не пригодится он и сегодня.

В нашем веке православную педагогику приходится разрабатывать в режиме поиска, а не перебора цитатных четок – совмещая наработки светской педагогики, а также возрастной психологии ХХ века с этикой древнего Православия. Каждому православному педагогу и родителю сегодня приходится идти путём творческого синтеза.

Попытки введения ОПК в 90- годы дали первый педагогический опыт (пусть и нередко отрицательный), без которого сейчас мы бы, наверное, не смогли работать. Я понимаю, что «опыты на детях» вызывают большое раздражение, но без них педагогическая наука, к сожалению, невозможна, потому что учитель не может быть только лишь теоретиком, он должен иметь и практику тоже… Общение с детьми нельзя подменить общением с аспирантами или с кроликами. Педагогика такая вещь, что вдали от детей научиться общаться с детьми нельзя

Но пока практически на всех учебниках ОПК, которые были изданы до сей поры, лежат два проклятия: прошедшего времени и женского рода.

 

 

ПРОКЛЯТИЕ ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ

Главной моей задачей при написании учебника была борьба с прошедшим временем. Темой каждого урока я постарался сделать некую константу в жизни человека, то есть то, что не зависит от времени: раскаяние, совесть, добро, зло, вера, молитва.

Но большинство учебников по ОПК - это рассказы о том, как жил и творил чудеса некий древний пророк или святой. И с каждым новым уроком дистанция между миром ребенка и миром учебника не столько сокращается, сколько увеличивается, ибо учебник населяется всё новыми, но всё столь же древними и странными персонажами. Чем более ребенок читает эти учебники, тем более он уходит от своего мира, тем более рождается отчужденность его от того мира, в который его эмигрируют. «Христос сказал», «преподобный Сергий благословил» – всё в прошлом, всё далеко...

Курсы ОПК, созданные за последние 15 лет, безнадёжно историко-центричны. Они отправляют на экскурсию в Древнюю Русь, Византию, Древний Израиль. Они говорят о том, что было когда-то, а не о том, что происходит в жизни ребёнка сейчас. А нам хотелось, чтобы ребенок понял: православная культура — это его мир, мир его сегодня и его же завтра.

Если отождествлять православную культуру с археологией, а Православие - со средними веками, то православно-средневековая культура представится чем-то далеким, закованным в золотые цепи и закрытым на большой амбарный замок, ключи от которого находятся в Патриархии или в историческом музее. Такой учебник не дает возможности увидеть проблески Православия в современной культуре. А, значит, читатель обречен на выбор: или Православие с сопутствующей ему эмиграцией в былые века, или же современность, видящая в Православии лишь музейную ценность.

Но православная культура – не то же самое, что культура средневековая. Она живет сейчас, она творится и поныне.

Валентин Распутин и Мстислав Ростропович, Шостакович и Солженицын – это православная культура. Более того — в сыктывкарских «Епархиальных ведомостях» статья в защиту преподавания в школе «Основ православной культуры» добавляет такой аргумент: «Кто не понимает языка Православия, не поймет очень многое о русской культуре. Нам будут не до конца понятны миры Достоевского и Шмелева, мы не проникнемся по-настоящему текстами Гребенщикова, Шевчука, Цоя и Кинчева». Вот так: не будете знать катехизис — вам не понять творчества Кинчева! И это верно.

И, значит, от православного преподавателя ОПК ожидается серьезная жертва: хочешь говорить детям о православии - погрузись не только в любезный неофитскому сердцу мир монастырей, но и в мир молодежной культуры. Смотри их фильмы, читай их книги, слушай их музыку – и все это ради того, чтобы в этом не-нашем мире найти то, с помощью чего можно завязать разговор с когда-то нашими детьми.

Мне бы хотелось, чтобы эти учебники показывали детям, что мир Православия – это их мир, тот, в котором живут именно они, а не их предки. И что Православие говорит не о прошлом, а о вечном. И вечное не значит «абсолютное» или «потусторонее». Православие говорит о вечных проблемах, о том, что во все века вызывало болезненный кризис у любого нормально взрослеющего и думающего человека.

Увы, написанные в 90-е годы учебники по ОПК не помогают самопознанию подростка. Я же надеюсь, что уроки ОПК будут построены по принципу «наше понимание ваших проблем».

По этой причине я постарался свой курс построить максимально актуализировано. Я вообще убеждён, что разговор о православной культуре в светской школе в любом возрасте возможен лишь в одной интонации: наш взгляд на твои проблемы.

Взрослеющий Гарри Поттер в пятом томе возмущается: «Какой ерунде нас учат в Хоггвартсе! Вместо того, чтобы учить нас астрологии, лучше бы нам рассказали, как мальчик может понять девочку!». Именно о проблемах жизни и внутреннего мира современного ребенка должен быть наш курс.

Поэтому, вопреки обычному подходу, рассказ о молитве «Отче наш» начинается у нас не с того, что эта молитва дана Христом и записана в Евангелии. Ведь ни Христос, ни Евангелие — не авторитет для нецерковных детей. Лучше этот рассказ начать с того, что Герда молилась этой молитвой, когда входила в чертог Снежной королевы...

Привычно в учебниках ОПК и Закона Божия видеть пересказы библейских событий. Но в этом случае урок становится экскурсией в очень далекие времена, и снова между сюжетом урока и жизнью ребенка возникает стена… Поэтому я с самого начала говорил, что не учебник будет объяснять Библию, а Библия будет использоваться как иллюстрация к сюжетам учебника. Понимаю, что для слуха богослова это звучит дико, но методически это работает.

Именно потребностью вынести разговор о православии за рамки истории древнего мира объяснялся подбор многих сюжетов в данном учебнике.

Так, для урока «Монастырь», можно было найти огромное количество дивных преданий из истории православного монашества – но я выбрал Луку Войно-Ясенецкого по той причине, что он наш современник. Значит, вместо иконы можно поместить его фотографию, а не икону (ведь икона воспринимается современным школьником как нечто условное и говорящее о фантазийном или древнем мире). Кроме того, он врач-хирург, учёный, и поэтому со временем память о нём помешает школьнику, (а, может, и педагогу) воспринять дикий миф о том, что якобы христианская вера и наука находятся в конфликтных отношениях.

Или, например, урок «Милосердие». Для него также можно было бы найти множество примеров из истории. Я же рассказываю эпизод из жизни Иннокентия Смоктуновского и опять же помещаю его фотографию. Имя Смоктуновского вряд ли что-то скажет детям (мало кто из них смотрел даже «Отроки во вселенной»). Но это безусловно теплое и значимое имя для их учителей и родителей (которые тоже будут заглядывать в этот столь новый учебник).

Поскольку педагоги, работающие с этим учебником, далеко не все будут лично православны, я постарался сделать эту книжку интересной и для них.

То есть при написании я помнил не только о детях, но и об учителях, и о родителях. И как книжки про Гарри Поттера читают не столько дети, сколько родители, оправдывая себя тем, что надо же знать любимые книги своих детей, - так, надеюсь, будет и с этим учебником…

Для многих семей он станет первой книгой о православии не только для детей, но и для родителей. Поэтому некоторые фрагменты в данной книге или необязательны, или сознательно усложнены. Можно было бы обойтись без какого-то сюжета, поскольку ребенку он не очень важен, но у взрослого этот не-детский эпизод оставит в памяти зарубку.

Например, в учебнике можно прочитать такой фрагмент: Разбив Наполеона, русская армия вошла в Париж. Парижане в трепете ждали мести за сожженную Москву... И вот на балу русский Император Александр Первый пригласил на танец бывшую жену Наполеона Жозефину. Та с тревогой спросила: «Теперь, наверно, вы переименуете парижский мост Аустерлиц?». За 9 лет до этого в битве под Аустерлицем войска Наполеона нанесли поражение русской армии, которой командовал Александр. В честь той победы Наполеон назвал мост в своей столице... Но русский царь ответил: «Зачем мне переименовывать этот мост? Мне достаточно, что по нему прошли мои солдаты!»…

Так вот, Смоктуновский говорил: «Я, может, и жив только потому, что верую в Господа. Я через все тяготы войны прошел, когда со мной ну только смерти не было, она просто случайно мимо прошла. Он, наверное, берег меня для каких-то маленьких моих свершений… До войны я жил у тетки, мне было шесть лет, в какой-то праздник она дала мне тридцать рублей: «Пойди в церковь, отдай на храм». Тридцать рублей! Я помню, они были такие длинные, красненькие. А мороженое, которое я так любил, стоило двадцать копеек. На эти деньги года полтора можно есть мороженое! Нет, не отдам я тридцать рублей каким-то тетям и дядям в храме. Я уже принял решение, что оставлю деньги себе, а тетке скажу, что отнес. И тем не менее почему-то все равно иду к храму. Сам не понимаю, как с зажатым кулаком я оказался около церкви. Зашел внутрь, там было так красиво, я стоял весь разомлевший, а потом легко подошел к служителю и сказал: «Возьмите на храм, возьмите, пожалуйста»… И вот сейчас я убежден, что это Господь меня испытывал. С той поры я понял, что Кто-то на Небе поверил в меня. Если бы тогда я не отдал эти деньги, я не смог бы пройти войну, плен, тюрьму».

…Однажды я рассказал эту историю Олегу Табакову. Он удивился и сказал, что с ним была почти такая же история. Он с бабушкой жил на окраине Саратова. Недалеко был лагерь немецких военнопленных. В 1944 году в нескольких городах прошли прогоны немецких военнопленных по улицам. Шла репетиция такого прогона и в Саратове. Немцев построили, прогнали к замёрзшей Волге. Там они помёрзли с часик, и потом их погнали обратно в бараки. «И моя бабушка, - говорит Табаков, - почему-то сжалилась над ними. Это странно, потому что у неё к этому времени один сын пропал без вести на войне с немцами, другой сын вернулся с нее калекой. А она, увидев, как они мёрзнут, отрезала им от своего пайково-карточного хлебушка половину и говорит: «Олежек, отнеси!»… Мне было так страшно – я боялся наших конвоиров, я боялся овчарок, я боялся этих немцев… Но я пошёл и отнёс им этот хлеб и – бегом назад. И я убеждён, что Господь за этот хлеб меня отблагодарил: в 1992 году, когда гайдаровские реформы довели до голода, было впору закрывать театр. И вдруг, в самую трудную минуту, звонок из Ленинградского морского порта: «Вам пришёл контейнер с гуманитарной помощью из Германии». Оказывается, какие-то театры в Германии решили собрать помощь театру Олега Табакова. Несколько раз в году они присылали эти контейнеры, и это помогло выжить артистам, не закрыть театр… Я убеждён, что так вот та горбушка мне вернулась от Бога»…

Еще пример актуализации – глава «Чудо». Сколько чудес было в истории Православной Церкви, а я рассказываю только одно – это чудо из жизни семьи нынешнего патриарха Кирилла (и снова становится возможным фото и узнавание человека из учебника).

«Мой дед более двадцати лет просидел в тюрьмах только за то, что он боролся за сохранение православной веры. Когда его забирали — а дело было в 1932 году — то бабушка обратилась к нему и сказала: «На кого же ты нас оставляешь? Ты видишь, что голод идет!». Тогда дед сказал: «Я иду страдать за Христа — волос не упадет с вашей головы». И вот когда в доме не осталось ни одного грамма муки, бабушка испекла вечером для семерых детей лепешечки, раздала им и сказала: «Дети, у нас нет ничего, что мы завтра сможем покушать. Мы завтра начнем умирать». А ночью раздался стук в окно, и бабушка услышала голос: «Хозяйка, выходи». Вышла — никого. А рядом с дверью стоит большой мешок муки. Этот мешок муки спас мою семью и дал возможность родиться мне».

 

 

ПРОКЛЯТИЕ ЖЕНСКОГО РОДА

У нашей педагогики вообще, и, тем более, у педагогики церковной - слишком женское лицо.

Женское начало очень резко чувствуется и в некоторых учебниках ОПК. В одном из них на первой же странице читаю: «Дорогой друг! Ты живешь в красивом мире нашей Родины». Такая эстетическая подача – это чисто женский подход, и мужика любого возраста вне зависимости от того, 7 ему лет или 70 (если он не относится к племени «стилистов») от такой слащавости просто начинает тошнить.

Когда лет 15 назад я переходил на работу в Свято-Тихоновский богословский институт, то спросил тамошнего проректора:

— Большинство ваших учащихся — девушки. Как устроен семинарист, я знаю, а вот что такое девушка, изучающая богословие?

И в ответ услышал:

— Видите ли, отец Андрей, лексикон Эллочки-Людоедки состоял из тридцати слов. А наши студентки обходятся четырьмя: искушение, смирение, послушание, благословение.

На этом лексиконе мужчину не воспитать.

Как не лишить мальчика активного, творческого, агрессивного начала? Как не растворить его в бесконечных моралях и проповедях о «послушании»? В святоотеческой литературе смирение кладется в основу духовной жизни. А само смирение поясняется так: «Не сравнивай себя ни с каким другим человеком». Для взрослого человека это очень хороший совет. Но можно ли мальчика воспитывать с этим назиданием?

У детей все построено на соревновании. Вы ведете двух мальчишек домой. Дорога им знакома, страха перед неизвестным нет. И что — два мальчика одного возраста просто так дошагают с вами до своей двери? Нет, конечно. Метров за 50 они сорвутся в перегонялки: «Кто первый добежит?!». И так всюду: «Кто первый построит», «Кто первый мороженое съест», «Кто первый прочитает»... Так как же воспитать в мальчике мужчину, если ему все время твердят про послушание и смирение? Как совместить романтику конкуренции, желание первенствовать,— по-моему, естественное для растущего мужчины, — с нашей православной проповедью смирения?

Я еще и сам не знаю ответа на этот вопрос. Но учебник я попробовал написать мальчуковый.

 

ЕРЕТИЧНОСТЬ УЧЕБНИКА

Следующая черта этого учебника – он еретический. Слово «ересь» - «выбор», от глагола «эрэо» (выбираю). Выбор был прежде всего в том, что от очень многих сюжетов приходилось отказываться. Курс очень короток. Всего 26 уроков. При этом и на них наложено очень искусственное ограничение: тело урока 2600 знаков.

Конечно, сначала я возмущался. Потом меня успокоила одна еврейская притча – я подсмотрел её в учебнике иудейской культуры. Юноша нееврей подходит к раввину и говорит: «А во что вы, евреи, верите? Расскажи мне ваш, еврейский закон. Только, знаешь, у меня времени нет ваши еврейские сказки долго слушать, поэтому я встану на одну ногу, и пока я стою на одной ноге, ты мне быстренько всё расскажи». Раввин согласился с таким ограничением и ответил: наш еврейский закон такой: люби Бога всем сердцем твоим и люби ближнего, как самого себя.

Такой же сюжет мы встречаем и в Евангелии: Христос в этом видит суть еврейского закона ветхозаветного. Но в этом раввинистическом варианте мне понравился нюанс, уточняющий рамки ожидаемого ответа: «пока я стою на одной ноге». Это очень точно: если ты любишь свой предмет, ты будешь готов рассказать о нём на любом пространстве, даже в жанре миниатюры. Марина Цветаева сказала: «Правота ищет помоста: всё сказать – пусть хоть с костра!». Столь же замечательны слова физика-ядерщика Нильса Бора, сказанные им своему коллеге: «Если ты не можешь объяснить суть своей работы уборщице, которая прибирается у тебя в лаборатории, значит, ты сам этого не понимаешь».

Можно было бы, конечно, тратить время и силы на то, чтобы скандалить: «нам мало дали!». Но лучше даже и на столь малом пространстве попробовать создать педагогическую миниатюру.

Я уже говорил, что величайшим искушением для православного педагога будет вместить в это малое пространство всё знание о Православии. Не надо делать детей православными энциклопедистами. Даже студентов МГУ я ежегодно спрашиваю: «Ребята, как Вы хотите: я могу пробежать по всем темам быстренько, и за год сориентировать вас в разных отраслях православного богословия. А можем избрать три-четыре темы для копания. Целых 2 месяца мы можем читать лишь одну страницу Библии. Что предпочитаете?». И студенты МГУ всегда выбирают: «Давайте копаться! Пусть лучше немного, но покопать глубоко и в одном месте».

И в этом есть своя правда - в этой дотошности, съедающей час за часом, ты все же получаешь некий метод, навык, а владея им, ты уже сам найдешь нечто интересное в других текстах.

Помните старый советский анекдот: ЮНЕСКО объявляет год слона. Реакция разных стран: немецкие учёные выпускают многотомную энциклопедию «Введение в слоноведение». Американские учёные выпускают 20-страничную брошюрку «Всё о слонах». Французы издают иллюстрированный альбом «Любовь в мире слонов». Советские учёные выпускают двухтомник: «Россия – родина слонов» и «Советский слон – самый лучший слон в мире». А монгольские учёные выпускают труд «Монгольский слон – лучший друг советского слона».

Так вот, не надо идти американским путём и писать «Всё о слонах». Не надо в 26-урочный объём пытаться вместить весь желаемый объём знаний о Православии. Лучше обжиться в двух-трех темах и через них показать красоту и мудрость Православия.

Поэтому, например, в учебнике просто нет библейской истории. Нет и пересказа евангельской истории: нет последовательного рассказа о жизни Христа, о Его чудесах и проповеди. Нет рассказа о Рождестве Христовом.

Для этого умолчания есть 2 мотива:

Во-первых, наш курс является летним, и Рождество Христово в него просто календарно не укладывается.

Во-вторых, я надеюсь, чтобы педагоги, родители, и дети по окончании нашего маленького курса заметят, что что-то интересное, очевидное и важное сюда не уместилось, и поэтому возопиют: «Товарищ Фурсенко! Послушайте! Как же так можно! Давайте больше часов!».

Так что мое молчание – это моя небольшая провокация. Надеюсь, люди заметив эти вопиющие пробелы, будут настаивать на их восполнении. То есть - на увеличении числа часов, отводимых на знакомство с православной культурой.

Еще одно самоограничение, которое мы на себя наложили - мы не стали рассказывать библейскую историю о создании мира. В четвертом классе на отведенном маленьком пространстве мог бы появиться только крайне упрощенный пересказ библейского текста. И, боюсь, что он неизбежно произвел бы впечатление древней примитивной еврейской сказки (по крайней мере на родителей и учителей). Вряд ли нецерковный учитель приложит достаточно усилий, чтобы объяснить детям, что со временем им откроются более глубокие понимания этого текста…

Кроме того, в пятом классе уже начинается природоведение. И, значит, уже в 5 классе уроки природоведения начнут обличать зарисовку из 4 класса… Если мы упростим текст книги Бытия до рассказа детской Библии, то мы превратим детей, которые искренне ему поверят, в мишени для битья для остальных одноклассников и преподавателей на все оставшиеся годы школьной учебы.

В учебнике нет ничего такого, что может вызвать иронию, усмешку у неверующего педагога, которого поставили вести этот предмет.

Такое умолчание не понравится некоторым православным. Что ж, им я так объясню свою позицию: Представьте, что я хочу быть принятым в некий дом. При этом я не скрываю, что хозяина дома терпеть не могу. Его домочадцы мне противны. На каждом шагу я говорю, что если меня туда пустят, то я сначала поменяю обои у них в гостиной, затем мебель в спальной заменю по своему вкусу, а их сервиз я просто разобью. Эти мои намерения широко известны. Так стоит ли возмущаться тем, если меня в этот дом все же не пустят?

А ведь именно так нередко строятся отношения церковных людей и школы. Ну, зачем на Рождественских чтениях пугать учителей секцией "Шестоднев. Святоотеческое толкование мира"? На этой секции говорили о том, что мир был создан за шесть дней семь тысяч лет тому назад, а кто считает иначе - еретик и отступник.

Если вы активно озвучиваете от имени Церкви такую позицию, то что вы удивляетесь, что к вам не относятся потом как к серьезным людям? Как можно, с одной стороны, утверждать, что теология - это наука, с которой мы хотим прийти в высшую школу, и при этом тут же от имени теологии демонстрировать совершенное надругательство над методами светской науки и ее выводами?

Вы говорите, что теология – наука? А к другим наукам проявляете ли вы уважение и понимание их языка и метода? Вы говорите, что вы – носители культуры? А умеете ли вы читать языки культур и отличать художественный текст от свода догматики? Если да – то отчего же тогда не смолкают анафемы в адрес романа Михаила Булгакова, вошедшего в школьную программу? Вы говорите, что ваша проповедь принесет стабильность в наше сложное общество? А сами вы умеете терпеть хоть минимальную критику в свой адрес? Ведь не можете же вы рассчитывать на всецелое согласие с вами в наших классах и учительских комнатах. Так сможете ли вы разрешить вашим оппонентам остаться вашими оппонентами? Вы говорите, что сможете убавить число суеверий, обуревающих наших современников? Но тут же, в фойе Кремлевского дворца, причем на стенде организаторов – синодального отдела религиозного образования – в былые годы продавалась совершенно идиотская брошюрка про телегонию - сказку про то, что если женщина имела первое сексуальное общение с негром, то и через 20 лет у нее негритята будут рождаться от белого мужа.

Когда такого рода суеверия подаются от имени Церкви, то у наших светских контрагентов возникают законные сомнения в нашей адекватности. Поэтому первый шаг на пути наших совместных проектов – это наведение богословской дисциплины в самой Церкви.

Есть два варианта вхождения в школу. Первый – мы остаемся такими, какими хотим быть, и ни в чем не «уступаем». Но тогда при вхождении в чужой дом надо вести себя вежливо, ненавязчиво и всячески подчеркивать, что мы тут только для желающих и ненадолго – так, на факультатив зашли… Второй путь – принять «чужие стандарты» и переложить нашу веру на их язык – язык науки и культурологии.

Такую возможность нам сейчас предоставили.

Теперь единственное, что всерьез может помешать детям узнать правду о православии - это мы сами. Если православный педагог в обычной школе будет вести себя как цензор, если он присвоит себе право идеологически цензурировать курсы других педагогов - то быть беде. Если православные будут вести себя агрессивно - Православие вновь будет изгнано из школ.

Увы, и с этим уже нередко приходится встречаться. Педагоги, обратившиеся в православие, требуют отмены уроков по изучению теории эволюции ("атеизм!"), Льва Толстого ("еретик!"), Пушкина ("растлитель!")... Бывают случаи, когда детей даже отлучают от народных сказок ("там лешие и нечисть!").

Правило поведения православного педагога в школе должно быть то же, что и в семье. Если в неверующей семье один из ее членов уверовал - у него есть лишь один способ привести к вере остальных. Если он будет их чуждаться и противопоставлять себя, "чистого" и "посвященного" остальным "грешникам" ("не приду я на вашу пьянку - празднуйте ваш семейный юбилей без меня: у меня пост!") - он останется один. Если он будет при каждом удобном и неудобном случае "проповедовать" - он тоже останется один. Если близкие заметят, что твоя вера создает для них проблемы - они вряд ли приблизятся к вере. Но если они заметят, что твоя вера помогает разрешению семейных проблем, если они увидят, что из храма ты возвращаешься светлее, чем пошел туда, если они увидят, что твой мир стал богаче и глубже, чем мир "читателей газет - глотателей пустот" (М. Цветаева)...

В общем, если православный педагог будет помнить о "факультативности" своей веры, то есть всегда будет помнить о том, что самое главное в его жизни, мягко говоря, неочевидно для всех остальных - как детей, так и коллег - то будет меньше поводов для взаимных недоумений между Церковью и школой. Тогда мы сможем говорить друг с другом уже не на языке статей закона, а на языке более уважительном и человечном. И вместо "вы обязаны" будем говорить: "давайте попробуем...".

«Еретичность» учебника состоит ещё и в том, что в православной культуре Книга одна – Библия. Все остальные христианские тексты - лишь комментарии к ней. В этом же учебнике всё наоборот: библейские сюжеты используются только как комментарии к сюжету урока. В нашем учебнике упоминания о страницах библейской, национальной, церковной истории даются лишь как иллюстрации к разговору о вечных (но, значит, и современных) жизненных и нравственных сюжетах, значимых для современного ребенка

Вот, скажем, урок «Труд». В этом уроке появляется рассказ о том, что, когда Бог создал людей – Адама и Еву, Он дал им заповедь труда – повелел «возделывать сам эдемский». Но люди вместо того, чтобы трудиться, пошли лёгким путём – путём магии: скушай яблочко и всё будет хорошо… Это лишь врезка в самый последний урок курса. Я не могу себе представить учебник Закона Божия, в котором о создании людей и грехопадении рассказывалось бы на последнем уроке, а не на первом. Я не могу себе представить учебник Закона Божия, в котором сюжет, столь значимый для богословия, оказался бы низведен до статуса лишь подпорки, иллюстрации к общему ходу урока, к его главному и вполне светскому тезису о честном и совестном отношении к труду.

Или, скажем, есть урок «Христианское отношение к природе». И в этом уроке библейский сюжет – лишь текстовая иллюстрация на полях. Рассказ о потопе поясняет главную и опять же вполне светскую тему урока - ответственность человека за экологический кризис. Обращение к Библии лишь иллюстрирует призыв к экологически ответственному поведению: «Библия рассказывает, как однажды из-за человека весь мир уже пострадал...»

Ещё один пример разборчивости учебника – урок о 10 заповедях. Упоминается, что заповедей было 10, а разбирается только 6. Первые 4 заповеди, собственно религиозные (хранение субботы, воздержание от идолов и т.п.) не цитируются и не поясняются. В учебнике вы не встретите ни рассказа о Вселенских соборах, ни повествований об основных вехах русской церковной истории...

Учебник вопиюще неполон ещё и потому, что в нём нет разговора о Св. Троице. Если честно, мне, профессору богословия, сложно объяснить догмат о Троице даже семинаристам. А как будет нецерковный педагог говорить о Троице перед нецерковными детьми – это вообще трудно себе представить.

Поэтому в учебнике есть лишь упоминание о Троице цитат из Евангелия: «Идите и крестите народы во имя Отца и Сына и Святого Духа». Это значит, что мы не прячем наш самый трудный догмат, но и объяснить его на таком пространстве и такому возрасту вряд ли сможем.

Объяснение веры в Троицу чуть-чуть намечено в главе «Чудо». Посыл этого разговора такой. С точки зрения православного богословия, фразы «Бог единичен» или «Бог троичен» - не вполне корректны. Бог сверх-числен. Здесь уместен переход на язык Дионисия Ареопагита с ключевой для него приставкой ипер- - сверх. Бог выше наших слов, терминов, ограничений и стереотипов. Бог – свободен. Он дал законы нашему миру, но Он Сам законам этого мира не подчиняется – в том числе, и законам арифметики.

Отношения Бога и мира - это отношения автора и книги. Вот моя книга, я могу её взять и переписать, поменять порядок глав, изменить сюжет. Эта книга не есть я. Если в этой книге кто-то оторвёт страницу, это не означает, что у меня будет оторвано ухо. Судьба этой книги – не моя судьба. Читая эту книгу, можно составить представление обо мне: в какой-то мере эта книга презентует меня. И все же эта книга – это не я.

Вот, скажем, Толкиен создал интереснейший огромный мир Средиземья, придумал для него особые языки – язык эльфов, орков, гномов и т.д. Но кто при этом сам Толкиен – гоблин, гном, орк, эльф? Нет, Толкиен остался просто англичанином. Т.е. он придумал волшебный мир, но сам не стал его частью. Толкиен не подчинил себя законам того мира, который он создал.

Вот также и Бог, создав мир, остаётся трансцендентен по отношению к законам мира, которые Он дал созданному Им космосу. Если в нашем мире есть закон, по которому единица не может равнять трём, то на Творца этот закон не распространяется. Бог Сверх-единичен.

В богословии такой метод называется методом апофатики: не приписывай Богу человеческих ограничений. Бог – это не то, не то, и не то. «Мои мысли – не ваши мысли, и Мои пути – не ваши пути», - так Бог говорит пророку Исайе.

Именно таким путём можно попробовать примирить логику серьёзного верующего мусульманина с существованием христианства. Не обратить мусульманина в христианство, а примирить его.

Очень важно уметь объяснить - в том числе и мусульманам - что у христианства есть своя логика.

Отношение мусульманского богословия к христианскому весьма своеобразно: всё, что говорит ислам говорит о Боге, совершенно верно с точки зрения Православия. Мусульманин скажет, что существует Единый Бог. Христианин ответит: Аминь! Мусульманин скажет, что этот Бог бесконечен и непостижим – христианин соглашается. Мусульманин скажет, что Бог создал наш мир, управляет им и будет его судить в последний день – и тут христианин согласится.

Расхождения начинаются тогда, когда мусульманский богослов начинает что-то отрицать. Например: «Бог един, и поэтому Он не может быть троичен». Или: «Бог есть Дух, Он велик, и поэтому Он не может стать человеком». Или «Бог один, и потому у Него не может быть Сына».

Вот здесь, когда христианское ухо слышит «Бог не может», у православного богослова загорается сигнал тревоги и недоумения: «Подожди! Ты сам-то слышал, что и как ты сказал? Что значит: не может? Бог и не может? Всемогущий – и не способен? Кто ты, чтобы Богу указывать, что Он может, и чего не может? Где тот гаишник, который может перед лицом Бога зажечь красный свет? Бог – свободен, и Он может творить даже то, что с нашей, человеческой точки зрения это может казаться безумием. Любовь – вот источник Божественного безумия. Любовь способна на безумные поступки...».

При презентации христианства перед лицом радикально монотеистических людей, будь то иудеи, мусульмане, важно объяснить: христиане полагают, что, Бог бесконечно высок, и поэтому наши ограничения до Него не достигают. И – напротив: Бог есть Любовь, и поэтому по любви Бог может снисходить до наших ограничений, подчинять себя нашим, человеческим законам, как Христос подчинил Себя еврейским законам, приняв обрезание. Но это поступки любви, а не необходимость, навязанная законом. До самого события Рождества или Распятия никто из людей не мог бы догадаться, что оно будет – потому что это совершенно не человеческая логика, не человеческие поступки.

В общем, о многом в учебнике не сказано. И потому у церковных его читателей я прежде всего прошу понимания, прощения и терпения. Огромный мир православия нельзя вместить в столь сжатое время и в такой жестко ограниченный объем без потерь. Все равно что эпическое полотно романа вместить в новеллу. Но вкус океана можно понять и по одной его капле…

 

 

ПАРАШЮТ ДЛЯ НЕВЕРА

… Года два назад в Брянске губернатор ввел обязательные уроки основ православной культуры. Некая вполне нецерковная учительница, мобилизованная на этот проект, не успела подготовиться к очередному уроку. Ничего, думает, я просто почитаю учебник вместе с детьми. Читает. Переворачивает страницу, а на следующем и ранее незнакомом ей листе - икона Пятидесятницы. На иконе над головами апостолов языки пламени (образ сошествия Духа Святого на них). Видя языки пламени, учительница от неожиданности выпалила: «Ой, у них пожар, что ли?!».

Как видим, наш курс нарушает одну из фундаментальных аксиом педагогики. Эта аксиома гласит: в глазах детей авторитет учителя должен остаться безукоризненным. И вот этой аксиоме наш курс угрожает. Почему?

Потому, что, к сожалению, педагог зачастую о теме урока будет знать не более того, что написано в детском учебнике. Очень многие педагоги будут людьми нецерковными; у них не будет личного религиозного бэкграунда. До звонка, возвещающего о начале их урока, религия оставалась вне их кругозора.

Министерство образования чрезвычайно опасливо готовит педагогов по этому курсу, оберегая их от контакта с Церковью и защищая от изобилия религиозных знаний. Это же смешно, когда на курсах тьюторов в Москве разговор о Православии занимает лишь одну лекцию, причём, как видите, большая ее часть – разговор об идеологии о методике курса, а не собственно о Православии.

Кстати, то что так мало места на курсах тьюторов уделяется содержанию и много методике, означает, что тьюторы ничему сами не могут научить, и педагоги оказались просто вброшены в эксперимент и брошены в нем…

В нормальной ситуации учитель должен прослушать как минимум 20 лекций на ту тему, которую он потом уложит в два урока с детьми. А тут все наоборот.

Вот для того, чтобы учителя не попадали в такие ситуации, в каждый урок я вложил парашют для нецерковного педагога. Парашют - это возможность уйти от конфессиональной тематики, перевести дискуссию в классе на более понятные для нецерковного человека сюжеты.

Вот урок – две полосы. 2600 знаков. По требованиям СанПИН дети в конце четвертого класса должны читать со скоростью 80 – 90 слов в минуту. Значит, им этот урок - на 10 минут чтения. Что делать остальные полчаса? Вести диалог с классом по теме урока. А текст урока построен так, что в нем есть развилки - возможность перевести разговор на привычную тему – моральную, историческую, литературную.

Задача курса в том, чтобы традиция разговора на этические темы вернулась в наши школы. Пусть детишки хотя бы об этом поговорят вместе с учителем. Но при этом все равно название предмета будет православным, учебник будет приводить слова Писания и святых отцов, в нем будут иконы... И детям будет понятно, что норма добра связана с миром православия. Даже если светский педагог не сможет объяснить какие-то конфессиональные нюансы и акценты, эти уроки все равно смогут оставить у детей, а, может быть, и у их родителей ощущение того, что мир добра связан с Евангелием.

 

 

 

ДЕТИ ЭКЗАМЕНУЮТ

Итак, культурология позволяет рассказывать и о своем, и о чужом. Но учитель не будет на один перед этим странным и сложным материалом. Ему не экзамен по истории религии предстоит сдавать, а вести диалог с детьми.

Дети - гении, они будут быстро схватывать значение новых слов и новых сюжетов. А главное - перед их загоревшимися глазами нельзя будет отмахиваться: «Ой, не обращайте внимание, это не интересно, это не важно и т.д.».

Именно в сотрудничестве с детьми педагоги сами лучше поймут излагаемый им материал.

У меня же есть один совет для учителей: не стесняйтесь говорить «не знаю!».

Во-первых, потому что мир религии – это мир тайн. Здесь кончаются проблемы и начинаются тайны. Как говорил святой Григорий Богослов «Мы знаем, что Бог есть, но мы не знаем, что Бог есть». Поэтому богослов имеет право сказать «не знаю», и это не будет стыдно.

Во-вторых, свое незнание можно превратить в задание: «Машенька, какой хороший вопрос ты задала! Ты знаешь, он стоит того, чтобы мы вместе над ним подумали. Поэтому спроси дома маму, папу, а я сейчас не буду тебе давать ответ! Зато следующий урок мы начнем с обсуждения твоего вопроса!».

Машенька ушла домой, а учитель куда? В Интернет - и стучать, стучать, стучать. Стучать можно по таким адресам.

www.kuraev.ru. Это мой сайт. Более оперативно я откликаюсь в своем ЖЖ: www.diak-kuraev.livejournal.com.

Там и текст учебника, и методичка, и форум, где можно задавать вопросы и обсуждать ответы. Причем не только я буду на них отвечать (на форуме десяток тысяч участников).

Еще одна и очень профессиональная методичка есть по адресу: http://experiment-opk.pravolimp.ru/lessons.

Я оптимист. Я обречен быть оптимистом… Ведь судьба России – это судьба русской интеллигенции. А русская интеллигенция – это вы, русское учительство. И если русское учительство даже в этих условиях окажется равнодушным к миру Православия, это означает, что судьба России кончена… России нет… Есть Соединенные Штаты Евразии. Следующая станция - Московский Халифат, ну, а конечная - Поднебесная империя, мирно граничащая с Финляндией... Ехать в поезде с таким назначением не хочется. Поэтому я уговариваю сам себя и вас: у нас должно получиться…

Настал момент истины для одного из любимейших тезисов православной пропаганды. Это проверка тезиса, которым много лет бряцает наша публицистика – мол, весь наш народ православен, мы на Святой Руси, мы в большинстве, а миссионеры пусть едут в Африку, нам они не нужны…

Может, и в самом деле наши люди более православны, чем кажутся? Очень часто бывает, что человек - Серая Шейка до тех пор, пока он не услышит призвания, пока ему не дадут какую-то серьезную ответственную работу. Тогда человек расправляется, у него глаза загораются. И Серая Шейка становится Лебедем.

И здесь такое может быть. И Марья Ивановна, которая скучно, без души талдычит в 4 классе про умножение и спряжение, и которая и не думала никогда, что она сама как-то связана с миром православия, может быть, будучи обязанной вести урок Православия, сама откроет для себя мир своей души. И этот ее мир окажется неожиданно (для нее самой) глубоким и неожиданно православным…

Мы видели, как это происходило с солдатиками на чеченской войне. Пока парень жил у себя дома, он, конечно же, в промежутках между школьной дискотекой и пивнушкой не забегал в местный храм. Но когда в чеченском плену ему предлагали на выбор - сорви крестик или умри, то вот эти обычные наши мальчики проявляли такую высоту духа, которую нельзя было в них заподозрить. Я убежден, что и многие учителя выпрямятся в свой полный рост, их душа завибрирует на вот этой родной волне.

И, может, так же случится с некоторыми детьми.

Да, не надо ожидать тотального улучшения. Но и не надо вспоминать принцип «все или ничего» (поскольку в России в таких случаях обычно победа остается за «ничего»). Я все же полагаю, что число тех, кого эксперимент по введению предмета «Основы православной культуры» отодвинет от Церкви, будет меньше числа тех, кому наша попытка пойдет на пользу

Да, многие учителя возьмут ведение этого предмета, что называется, по обязаловке, без энтузиазма. Но у Бориса Гребенщикова были такие слова - «Кто мог знать, что он провод, пока не включили ток?». Я убежден, что многие из вас откроют в себе самих такие струны, о которых вы сами даже и не подозревали. Очень многие учителя при вопросе об их личном отношении к вере полустыдливо говорят: «Я не из того поколения. Я слишком стар, чтобы менять свои взгляды… Я воспитан в ту эпоху, когда об этом не говорили. Мне поздно переучиваться…». И вдруг у него появляется профессиональная необходимость ознакомиться с миром веры. Причем о результатах этого своего знакомства он должен доложить не профессору-религиоведу, а детям, которые смотрят на него глазами, ждущими и правды и чуда одновременно.

Я полагаю, что многие люди отзовутся; их души срезонируют в тон излагаемому ими Евангелию. Люди поймут с удивлением для самих себя, что они более русские и более православные, чем они сами о себе думали раньше. Именно как миссионер я убежден, что по ходу этого курса будут меняться не столько дети (они в этом возрасте и так хорошие), сколько учителя.

Поначалу мы, конфессии, были за то, чтобы каждый из модулей вел специально подготовленный человек. Мы хотели, чтобы право выбора было у всех - и родителей и педагогов. Но министерство настояло на том, чтобы учитель был один на все 6 модулей. И сегодня я благодарен за это Министерству: в результате его настояний курс ОПК теперь стал миссионерским. Но только не по отношению не к детям, а по отношению к учителям. Именно министерство заставило 15 000 педагогов войти в пространство православной культуры. Мы хотели действовать мягче: «подходите, кому интересно!». А министерство всех педагогов вынудило войти в контакт с нами и тем самым подвергло их облучению православной культурой. Что ж – мы рады.

Тут уместен мой любимый анекдот — новый русский приходит к батюшке и говорит: «Батюшка, если я пожертвую на храм 100 тысяч долларов, ты можешь гарантировать, что я в рай попаду?» И слышит в ответ: «Гарантировать, пожалуй, не могу. Но попробовать стоит».

Вот и я не хочу обманывать читателя обещанием, что дети тут же станут ангелами, а вся страна резко изменится к лучшему. Но если удастся помочь хотя бы кому-то — дело того стоит. Поэтому я оптимист.

 

 

ПОУРОЧНОЕ ЧТЕНИЕ

Урок № 1 во всех шести учебниках будет одинаковый. Это урок, написанный не мною, а академиком РАО А. Я. Данилюком. И я вынужден сказать о своем несогласии с тем, что говорится в этом уроке.

Цитирую: «Духовный мир – это знание и информация, содержащихся в книгах, произведениях искусства, и кино. В школе вы знакомитесь с этим миром, изучая русский, родной и иностранный языки, математику и информатику».

Первая странность: неужели фраза не могла быть построена так, чтобы не оскорблять русских читателей, своей корявой фразой лишая их права считать русский язык родным?

Но главное – какое отношение духовность имеет к информатике и математике?

Когда я читаю такого рода фразы, я рычу: «Господа атеисты! Ну перестаньте тырить по мелочам! Какого черта вы сперли слово «духовность»! Это слово из религиозного лексикона, с совершенно определенным историческим смыслом, который он обрело задолго до эпохи исторического материализма! И уж тем более в учебнике православной культуры извольте это слово употреблять в том смысле, в каком оно знакомо именно православной культуре!».

Ключ к пониманию слова духовность – в словах апостола Павла: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем» (1 Кор. 2,14-15). Как видим, для апостола это антонимы - душевный и духовный. Правду этих слов мы можем видеть прямо в этом зале – например, в отсутствующем взгляде учительницы, которая жует жвачку, не понимает, зачем она здесь находится и что обозначают мои слова…

Духовность – это поле гравитации Бога. Это то, что влечет человека за рамки культуры, за рамки обыденности. Первое проявление этого притяжения – «печаль яже по Бозе», тоска по Богу. Был такой удивительный человек, епископ Иоанн Сан-Францисский, в миру князь Шаховской. Даже внешне это был удивительно красивый человек, друг Марины Цветаевой. Уже в парижской эмиграции в 20-е годы он был издателем модного литературного журнала. И вдруг он бросил все и ушел на Афон, принял монашество. Спустя годы он объяснял, почему он стал монахом: «Понимаете, я затосковал в своих правдах и захотел истины».

Есть замечательные строчки Арсения Тарковского (к сожалению, опошленные Софией Ротару):

Вот и лето прошло,

Словно и не бывало,

На припеке тепло,

Только этого мало

Жизнь брала под крыло,

Берегла и спасала.

День промыт как стекло.

Только этого мало.

Понапрасну ни зло,

Ни добро не пропало.

Все горело светло

Только этого мало.

Листьев не обожгло,

Веток не обломало.

Мне и вправду везло.

Только этого мало.

 

Духовность не в книгах и фильмах, не в компьютерных играх и музеях. Она – в сердце. Если в этом сердце есть Бог (хотя бы в форме тяги к Нему).

Я же не могу не поразиться расхождению слов и дел сановных атеистов. На словах они за толерантность и уважение. Но разве это уважительно – в учебники по религиозным культурам, в учебники, в которых конфессии говорят о себе, вставить урок с тезисами, с которыми религии принципиально не согласны? Причем мы говорили об этом и автору этого урока, и издательству. Предлагали варианты этого урока без этого кощунственного тезиса. И не были услышаны теми, кто на словах учит «уважать все культуры».

 

 

Урок 2. Православие и культура. Название и тема урока недетские. Но раз уж эти слова стоят на обложке учебника, то приходится их поскорее объяснять. Мы исходим из латинского корня слова cultura: то, что растёт в огороде и не встречается в «дикой», то есть вне-человеческой природе.

Песенка советского строителя возглашала - «А без меня, а без меня здесь ничего бы не стояло, здесь ничего бы не стояло, когда бы не было меня!». Это – довольно точное определение культуры: то, что появилось на свет благодаря человеку. Следует только уточнить, что культура, в отличие от строителей, созидает не только в окружающем, но и во внутреннем мире человека, созидает самого человека.

Второе слово, определяемое в этом уроке – религия. В предлагаемом определении религии нет слова Бог. Дело в том, что один из модулей нашего курса посвящен буддизму, а в буддизме нет понятия Бога-Творца. И тем не менее это религия. Магия или шаманизм также могут обходиться без представления о Боге, но и это формы религии. Корректное религиоведческое и культурологическое определение религии должно вбирать в себя и эти религиозные пути. Но, значит, оно должно обойтись без слова Бог. Зато наш следующий урок будет посвящен привыканию именно к этому слову.

 

Урок 3. Бог и человек в православии.

На страницах учебника, содержащих этот урок, больше картинок, чем текста.

Эти страницы учебника смотрятся как букварь первоклассника. 90 процентов площади – картинка. На одной странице от этого урока оставили лишь пять строк, на другой – девять. При том, что на других страницах этого же учебника на странице по 40 строк. Явный знак того, что тут поработала цензура.

Изначальный текст был следующим:

(Сокращенное я выделил жирным).

 

Урок 3. Отношения Бога и человека в православии

Множество детских рук гладили котенка, которого Ваня только что на глазах у всех спас от собаки:

- А тебе не страшно было?

- Поначалу было…

- А потом?

- А потом я кое-что вспомнил…

- Вспомнил? Что? О чем? Кого? - наперебой загалдели друзья.

- Вспомнил, что с Богом бояться не надо.

Ребята в недоумении замолчали.

Быстрее всех на новое слово отозвалась Леночка:

- Бог это кто? Дяденька в черном платье и бородой? Я его по телевизору видела! Но тут его не было!

Все засмеялись, включая Ваню. Но затем он стал серьезным:

- В черном платье и с бородой это, наверно, священник. Это человек, который служит Богу. А Бог…

Ваня снова растерялся. А потом тихо сказал:

- Ну не смогу я это объяснить. Просто когда я вспоминаю о Боге, мне бывает хорошо. Ну, как бывает, когда вместе с отцом что-то мастеришь. Или когда мама обнимает. Но маму-то я вижу. А Бога я не вижу. А всё равно чувствую что-то доброе…

Из школы вышел учитель физики. Ребята бросились к нему с вопросом – «Что такое Бог?!»

Учитель ответил по ученому:

- Мир культуры – это мир человеческих творений. Однако и в былые века и сегодня есть немало людей (в том числе и выдающихся ученых), которые полагают, что и сам мир приролды – это тоже творение. Правда, не человеческое, а Божественное. Эти люди Творцом всего мира и человеческого рода считают Бога. Отношения человека и созданной им культуры они переносят на отношения мира и Бога. Они говорят: представьте себе модель Солнечной системы. Это как бы глобус из тонких прутиков. На прутья нанизаны шарики-планеты. В центре светильник-солнце. Вокруг шарика, обозначающего нашу Землю, вращается Луна. Планеты можно передвигать по прутьям и выстраивать из них разные сочетания. Могла ли такая модель возникнуть сама собой, или у нее есть автор – мастер, который ее придумал и изготовил? Может эти прутики и шарики появились постепенно? Может, шарики катались себе, катались, а потом нанизали себя на эти прутики и вот так вот закрутились? А центральный шарик решил еще и засветиться? Но если даже для простой игрушки все же нужен творец, то, по убеждению религиозных людей, тем более Творец необходим для создания нашего огромного сложнейшего и прекрасного мира.

Я и сам считаю, что Бог дал миру законы природы. А человеку он дал законы добра. (Правка, заменяющая все убранное: Под словом Бог в православии понимается творец, который создал весь мир и человеческий род). Камни просто подчиняются законам природы. Им для этого свобода не нужна.

Но если человека заставить сделать добрый поступок, станет ли такой вынужденный поступок добрым? Вот Ваня палкой отогнал собаку. Он свободно решился на этот поступок и его поступок стал добрым. Котенку, которого защитила Ванина палка, тоже стало лучше. Ну а сама-то палка разве стала от этого чем-то лучше? Вот и человек если действует несвободно как бездумная палка в чьих-то руках, не может стать лучше. Добро рождается только тогда, когда человек сам свободно выбрал свой поступок. Поэтому ради умножения добра человеку Бог дал (правка: ДАНА) ещё и свободу.

Но свободный несмышленыш может быть опасен. Поэтому к свободе полагается еще и разум. Но если рядом с умом нет ни совести, ни любви, то может получиться просто хитрый преступник. Поэтому людям также даны совесть, доброта, любовь.

Ну, а тот, кто такие дары дает, сам, конечно, ими обладает. Итак, можно сказать, что Бог - это свободный и разумный Творец, Который создал мир и любит Свое творение. Поэтому Бога называют ещё Творцом и Любовью.

Тут подошла учительница русского языка и присоединилась к беседе:

- Честно говоря, в моей жизни Бог мне не встречался. Но я знаю, что вера в Бога всегда (правка: НЕРЕДКО) вдохновляла людей на создание прекрасного: храмов, икон, картин, стихов, музыки… Великий итальянский поэт Данте именно о Боге сказал, что это – «Любовь, что движет солнце и светила». А русский поэт А. Толстой сказал так:

И всюду звук, и всюду свет,

И всем мирам одно начало,

И ничего в природе нет,

Что бы любовью не дышало.

Хорошо, что вам интересна религиозная культура. А Ваня молодец. Человек, верящий в Бога, очень часто именно благодаря своей вере совершает светлые, добрые и отважные поступки. И если он верит в любовь и в Бога, то это придаёт ему силу, и он сам становится добрее.

И ещё всё, что связано с именем Бога, - продолжила учительница, - даже на письме оформляется особым образом! Загляните в нашу «Копилку знаний».

– А Бог сам сказал, что его надо звать Богом? - поспешила уточнить Лена.

– Нет, это слово, созданное людьми. В русский язык оно вошло из очень древнего языка, на котором несколько тысяч лет назад говорили предки и нашего и многих других европейских и восточных народов (включая индусов). На этом древнем языке бага или бхага означало – доля, порция, удел, часть. В том числе – богатство. Затем же это слово стало обозначать Того, Кто распределяет эти дары, то есть самого Бога.

- А сейчас Бог нас видит?

Физик авторитетно подтвердил:

- Пожалуй, да.

Дети стали тревожно осматриваться…

- Так Бог за нами подглядывает!

Привыкший к точности физик не согласился:

- Нет! Подглядывать значит делать что-то втайне. А Бог и не скрывает от людей, что Он всегда здесь. Чтобы кому-то помочь, надо же видеть, что происходит и быть рядом! Кроме того, подглядывают чужаки. А когда на тебя смотрит тот, кто любит тебя и тот, кого любишь ты – это же не шпионство!

- А откуда мы можем знать, что Бог любит нас?

- Все, что касается любви, не объяснить одними словами. Но люди как-то умеют это ощущать. Наверно, если бы Ваня не верил и не чувствовал, что он любим и храним Богом – он бы и к собаке не решился подойти. Правда, Вань?

Ответа никто не услышал. Ваня так смутился от того, что его тайна вышла наружу, что незаметно убежал. Похоже, что и котенка он унес с собою.

 

***

Как видим, это сценарный урок. Повествование в нем идет через сценку из школьной жизни. Дети просят своего одноклассника объяснить упомянутое им слово Бог. 10-летний Ваня, конечно, этого сделать не может. Но тут по воле автора из кустов выезжает рояль. То есть из школы выходит учитель физики.

Для меня важно, чтобы дети новое для них знание (в данном случае - о религии) получали все же от школьного учителя. В то же время учитель физики для них почти незнакомый персонаж. Он учитель – но не их. Соответственно, отношение к нему и к его словам такое же, как у солдата к товарищу майору из соседнего полка: командир-то он, конечно, командир, но не мой. Поэтому честь ему отдать надо, но спешить исполнять любой его приказ не стоит.

Таким путем смягчается конфессиональное давление на детей. Разговор о Боге ведется не от имени учебника и не от имени их реального классного наставника, а от имени персонажа. Во многих учебных пособиях персонаж ведет учебную беседу с детьми. Наряжать Чебурашку в рясу богослова я не стал. Поэтому у меня просто появляется получужой-полусвой учитель: из моей школы, но не из моего класса. Слушать его я могу, соглашаться – не обязан.

Этот метод подачи материалы был зарезан атеистами в издательстве «Просвещение». По их убеждению, учитель физики не может быть верующим. Странно. Во-первых, не надо говорить за всех физиков. Профессор А. Московский, читавший мне курс физики в МГУ в 79 году, - православный верующий человек.

Во-вторых, никто иной как министр Фурсенко недавно сказал, что по его представлениям идеальный преподаватель курса ОПК – именно учитель физики. Что ж, министр мог бы считать свою мечту воплощенной в моем учебнике.

Следующий аргумент тех, кто вырезал ножницами из моего учебника учителя физики – мол, дети в 4 классе не знают, что такое физика. Это верно. Они не знают, что такое физика. Но они знают, что такое учитель физики. За четыре школьных года они успели облазить всю школу. И они знают, что в ней есть три запретные для них и потому самые интересные комнаты: необычно оснащенные кабинеты физики, химии и биологии. И в отличие от шестиклассников они еще хотят узнать, что такое физика.

Так что для 4-классника учитель физик – это тот, кто выгоняет из кабинета физики. Персонаж знакомый и загадочный.

Физик в учебнике об отношениях Творца и мира говорит сложно. Детям его речь может быть не вполне понятна. Это не мой недосмотр. Так и было задумано. Идея Бога отнюдь не примитивна. Богословие –мир виртуозной мысли и диалектики. Пусть дети поймут, что они оказались на пороге очень сложного мира. Пусть пока они просто привыкают к звучанию этого нового для них слова и к тому, в каких контекстах оно может звучать.

А затем из школы выходит уже родная для 4 класса учительница русского языка русского языка, которая признается в своем неверии.

Так дети узнают о разном отношении к Богу. Это смягчает конфессиональное давление на них сейчас, а в будущем поможет понять, почему так по разному люди восприняли проповедь Христа.

В итоге атеистической правки получилась глупость. Читаю: «Ваня ответил: Я не смогу объяснить, что значит слово Бог, просто, когда я вспоминаю о Боге, мне бывает хорошо! Под словом «Бог» в православии понимается творец, который создал весь мир и человеческий род». Это что - ответ 4-класника? То, что было фразой учителя при устранении учителя стало фразой 10-летнего ребенка.

Вообще из-за этой правки учебник стал тормозным. Первый урок- атеистический. Второй урок – «культура и религия» - не детский, не увлекающий. Третий урок оказался никаким… Сложный и обстоятельный рассказ физика о Боге был нужен для того, чтобы дети привыкли к новому слову. Попробовали его на язык, обкатали его. Так входят в любую мифологическую или философскую систему: обвыкая к ее языку, понимая, в каких контекстах то или иное новое слово и имя может встречаться… Но атеистические цензоры подставили подножку.

Я был на реальном школьном уроке, на котором учительница пыталась работать с купировано-изданным текстом. Его обрубок она зачитала за три минуты. А поскольку ни учебник, ни прилагаемый к нему диск не давали больше никакого материала, она просто взяла другой учебник по ОПК и стала продолжать по нему. Так дети на этом уроке узнали не только о том, что Бог – Творец, и но и о том, что Он Всеведущ, Всемогущ, Всеблаг и т.д. То есть атеистические цензоры достигли результата, противоположного тому, на который рассчитывали. Они заставили педагога перейти на прямую богословскую речь и проповедь.

У меня же все равно есть просьба к педагогам, ведите, пожалуйста, этот урок по его электронной авторской версии.

Пресса перед началом эксперимента высказывала уверенность, что разделение детей по религиозному признаку вызовет межконфессиональные конфликты. Но начался эксперимент с откровенной агрессии со стороны вроде бы «толерантных» атеистов.

25 марта в передаче Светланы Сорокиной «Гражданская оборона» М.М.Шахнович, координатор группы разработчиков учебников в нашем эксперименте, сказала:

«Я должна констатировать что в некоторых учебниках содержались пассажи которые совершенно немыслимы при преподавании в светской школе. В учебнике ОПК на самом последнем этапе работы на этапе оригинал макета появились полторы страницы, которых не было в предыдущих рукописях, связанные с креационистскими представлениями о мире. Просто были фразы , что Бог даровал людям законы природы. Сама структура вселенной интерпретировалась совсем не с точки зрения современной физики, а давалась ей богословская интерпретация. Но я надеюсь, что группа экспертов сможет принять радикальное решение по этому вопросу, и такие страницы до детей не дойдут, поскольку это противоречит тому научно материалистическому представлению о мире, которое преподается параллельно на уроках естествознания в школе. Учебников должно быть много. Эти учебники готовились в ударные сроки и к ним будут предъявляться претензии. Должны быть написаны новые учебники, и тогда учителя смогут выбирать. Эти учебники отразят весь спектр знаний, всю ту информацию, которой владеет современная наука» http://www.rian.ru/go/20100325/214695890.html

Ключевая фраза в этом заявлении - "научно материалистическое представление о мире". Материализм, надо отметить – это не синоним слова «наука». Это название одной из философских школ. Это самоназвание одного из мировоззрений, кстати вполне полемического.

Если чиновник говорит, что в школе нет места для всего, что противоречит материализму, значит, он настаивает на том, что лишь одно-единственное мировоззрение имеет право на существование в школе. И тем самым вступает в противоречие с 13-й статьей Конституции России: «В Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной».

Ту же ошибку некогда допустили авторы «Письма 10 академиков». Они тоже говорили о «монополию материалистического видения мира». «Видение мира» - это мировоззрение, идеология. И будь оно «материалистическим» или «пантеистическим», «гилозоистским» или «теистическим» - все равно по Конституции России оно не может быть монопольным. Отличие науки от идеологических спекуляций на ней хорошо видно из знаменитой фразы Аркадия Райкина – «Партия учит нас, что газы при нагревании расширяются».

Академики задали вопрос, которым им казался риторическим – «Так на что же нам предлагают менять «монополию материалистического видения мира»?». «Монополию» менять не надо. Клин клином тут вышибать не след. Один тоталитаризм заменять другим монополизмом не стоит.

Вместо монополии материализма как философии в образовании должны быть а) просто наука; б) знакомство с культурой в многообразии ее языков и мировоззренческих моделей; в) методологическая ясность, которая будет четко различать научные факты от научных теорий, а последние – от научных гипотез.

В этой связи хорошо бы пораньше сообщать старшеклассникам и студентам о зависимости фактов от теорий. О том, что нет ни одной стопроцентно доказанной научной теории и теоремы (см. теорему Гёделя), но в науках есть свои критерии, по которым та или иная теория «терпится» даже с присущими ей недостатками. Об аппроксимациях. О том, когда, при каких условиях и почему общепринятая теория все же начинает отстраняться. О том, что научные гипотезы неоднородны: они бывают разного качества и разной степени признанности…

Именно это и хотела бы Церковь слышать на школьных уроках биологии. Не изгнания эволюционизма и дарвинизма из школы мы хотим. Хорошо бы встретить в учебниках биологии суждения такого типа: «Теория Дарвина – научная гипотеза, подтвержденная лишь косвенно и частично. Есть серьезные вопросы, на которые дарвинистская гипотеза (может быть, только пока) не дает ответа. Не все феномены живого мира она может объяснить. По этой причине в современном научном сообществе неодарвинистская модель эволюция не является общепризнанной. Есть другие эволюционистские модели (финалистские; теория номогенеза Берга и т.д.), в которых предполагается участие Разумного фактора в развитии живого мира. Есть и ученые-креационисты. Есть и вненаучные способы самопонимания человека и антропогенеза. В частности – библейский рассказ. Люди библейской культуры выносили из этого рассказа следующие важные для них смыслы… Кстати, есть такие трактовки библейского текста, которые не будут противоречить эволюционистской модели . Поэтому не стоит сложные и творческие отношения между современной наукой и религиозным мировоззрением загонять в жесткие рамки взаимоисключительности».

На вопрос академиков – «Что же в школе изучать — научные факты или «библейское учение» о сотворении мира за семь дней?», ответ очевиден: и то, и другое (пусть и не с одинаковым количеством часов). Но с необходимым уточнением: все собственно научные суждения (от фактов до гипотез) надо отличать от их мировоззренческих истолкований. Даже в хорошо знакомой академикам советской философии проводилось четкое различие между научными и мировоззренческими суждениями. Не одно и то же научный факт и идеологические обобщения, возлагаемые на него.

Нет прямой и необходимой связи между естественно-научным суждением и навязываемой ему философской интерпретацией. Если каждый из десяти авторов письма сделает по десять научных открытий, установит по десять новых глубинных причинно-следственных связей в материальном мире, то неужели появятся сто новых доводов в пользу атеизма? Даже если эти десять умов сделают именно такой вывод из этих своих открытий, для меня эти их открытия станут сотней новых доводов в пользу Творца, который так премудро и логично устроил мир…

Так что ни работа в науке, ни ее выводы не требуют быть атеистом. А потому всеобщее уважение к науке и к труду ученых не должно превращаться в мировоззренческое подчинение философским взглядам одной из групп ученых, исповедующих атеизм. В своих научных отраслях они могут быть «монополистами», но в философии монополия любезного их сердцу атеизма должна быть оспорена.

Если бы академики (и примкнувшая к ним Шахнович) настаивали на монополии просто научного знания – в этом случае они были бы сциентистами. Мол, наука безо всяких идеологий, философий и мировоззрений приведет человечество к счастью… Это позиция культурного нигилизма и дегуманизации – навязывание человеку только одного способа познания себя и мира. Зауживание человека лишь до одного обязательного языка – языка математики.

Сциентизм (от лат. scientia - знание, наука) - мировоззренческая позиция, в основе которой лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире. Сциентизм - это вера в науку. Это вера в то, что язык естествознания и математики является единственным достойным языком, с помощью которого человек может познавать мир и самого себя. Сциентизм - это идеологическая установка, которую осуждала даже советская марксистско-ленинская философия, правильно понимая, что сциентизм и наука – не одно и тоже.

Но академики (и примкнувшая к ним Шахнович), памятуя, наверно, что сциентизм считался ересью даже в марксистко-ленинской философии, настаивают на необходимости именно мировоззренческих тезисов.

Значит, они признают право на существование за другими формами человеческой мысли, нетождественными естествознанию. Хорошо. Но напрасно они считают, что сие право распространяется лишь на те из этих форм, которые связаны с естествознанием, и уж совсем необязательно считать, что с наукой может быть связана лишь материалистическая философия. Ни исторически, ни логически этот тезис недоказуем. А с правовой точки зрения требование такой жесткой связки между школьно-университетским преподаванием и одной из философских школ просто некорректно.

Академики говорят – «мы не можем оставаться равнодушными, когда предпринимаются попытки подвергнуть сомнению научное Знание, вытравить из образования «материалистическое видение мира»». Вот эта заглавная буква в слове «Знание» говорит о вполне религиозном отношении авторов письма к предмету своих интересов. Заглавные буквы не терпят конкурентов. Они на вершине пьедестала почитания.

Задевший академиков призыв из резолюции XI Всемирного русского собора (Москва, март 2007) о прекращении «монополии материалистического видения мира в российской образовательной системе» не означает «вытравливание» этого мировоззрения из школы и университета. Разрешение деятельности КПРФ не означает же травлю «Единой России».

Кроме того, такой призыв является следованием Постановлению Верховного Совета СССР от 1 октября 1990 г. (№ 1690-1). Пункт пятый постановления «О введении в действие закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях»» гласил: «Поручить Совету Министров СССР обеспечить пересмотр программ обучения в государственной системе образования с целью приведения их в соответствие с Законом СССР "О свободе совести и религиозных организациях"». Сам же текст закона установил: «Ст. 5. Государство не финансирует деятельность религиозных организаций и деятельность по пропаганде атеизма. Не допускаются ограничения на ведение научных исследований, в том числе финансируемых государством, пропаганду их результатов либо включение их в общеобразовательные программы по признаку их соответствия или несоответствия положениям какой-либо из религий или атеизма».

Что – в Советском Союзе тоже был клерикализм? Нет, я не требую жить по Закону СССР 1990 года. Но при разговоре о монополии материалистического мировоззрения в школе вспомнить о нем вполне естественно.

От людей высшей академической культуры ожидается умение критически относиться к самим себе, к собственным «интуициям». Мое мировоззрение, мои «предрассудки» - это очки. Очки полезны. Неполезно забывать о том, что ты видишь мир не прямо, а через определенные очки. Неполезно не делать поправку на субъективную искаженность своего воззрения на мир. Академики, ставящие знак равенства между «материалистическим видением мира» и «знаниями, накопленными наукой», расписываются в собственной философско-методологической наивности.

От их письма веет дискуссией между «физиками» и «лириками» 60-х годов прошлого века. Последняя фраза письма – тому подтверждение. «Никакой альтернативы этим знаниям, добытым современной наукой, не существует».

Почему разговор идет только в терминах конфликтологии – «вытравливание», «альтернатива»? Неужто невозможны отношения дополнительности?

Сложность человеческого мира лучше отражена в поступке другого Нобелевского лауреата – академика И. П. Павлова. Отвечая на анкету, присланную от архиепископа Кентерберийского, на вопрос "Верите ли Вы в Бога или нет?" Павлов написал - "Нет, не верю". Следующий вопрос интересовался - "Считаете ли Вы религию совместимой с наукой или нет?". И ответ Павлова на этот раз звучал: "Да, считаю". Когда ученики подступили к нему с вопросом, как же согласуются эти ответы, он объяснил: «Целый ряд выдающихся ученых были верующими, значит - это совместимо. Факт есть факт и нельзя с ним не считаться» .

Аксиология вполне может и должна восполнять позитивные знания. Естествознание говорит о фактах; аксиология, философия, религия - о смысле. «Что это значит для меня» - вот вопрос, который нельзя закрыть методами естествознания. Любезное академикам «научное мировоззрение» - это первая в истории человеческой мысли попытка дать миру объяснение, не наделив его при этом человеческим смыслом.

Рецидив воинствующего и цензурирующего «научного материализма» тем более странен, что уже более десяти лет назад, 21 января 1999года, президент РАН, академик Ю. Осипов, президент РАО Н. Никандров, ректор МГУ, председатель Российского союза ректоров, академик РАН В. Садовничий вместе с патриархом Алексием направили письмо министру общего и среднего образования РФ В. Филиппову, в котором ясно сказали о не-необходимости материалистических выводов из данных науки: «Отказываясь от сокровищ христианского наследия, мы сами загоняем свой народ в атеистическое гетто. Атеизм, даже не воинствующе агрессивный, не есть какое-то объективно-надрелигиозное прогрессивное знание. Он всего лишь одно из мировоззрений, выражающих взгляды отнюдь не большинства населения земного шара, притом не имеющих какого-либо научного обоснования. В стране с тысячелетней православной культурой, где даже в конце XX века, ознаменовавшегося жесточайшими гонениями на веру, больше половины населения заявляет себя верующими, нет разумных оснований для того, чтобы по-прежнему предоставлять атеизму господствующее положение в образовании и воспитании. А если учесть, что атеизм, отрицая онтологическое существование добра и зла, не способен логически непротиворечиво обосновать необходимость и обязательность морали, то тем более не должен он иметь господства в нашей гибнущей от безнравственности стране» (http://www.philosophy.ru/edu/teo.html).

Ну, а последние слова из реплики М. Шахнович звучат уже как прямая угроза: тихо, конфессии, не дергайтесь, а то мы вместо вас про вас учебники напишем. С точки зрения единственно верного научно-материалистического мировоззрения, которое учит, что любые представления о добре и зле исторически ой как переменчивы...

Эта радикальная угроза смягчается только сопрягаемой с нею откровенной глупостью: намерением в учебники для 4 класса вместить "весь спектр знаний, всю информацию, которой владеет современная наука".

Вообще пока ход нашего эксперимента показывает странную вещь… Пока пресса беспокоится о том, не станут ли религии конфликтовать между собой в школе, реальную конфликтогенность показали лишь атеисты

Авторы учебника «Основы иудейской культуры» выразили недовольство новой редакцией уже согласованных с Министерством образования текстов. «Мы были раздосадованы, когда увидели многочисленные купюры. Книги из типографии еще не поступили, так что не знаем, что в результате осталось», – рассказал ИТАР-ТАСС один из создателей книги Андрей Глоцер (http://www.gzt.ru/topnews/society/-predstaviteli-razlichnyh-religii-vyrazili-/296760.html)

И меня чиновные атеисты не смогли убедить в том, что на страницах учебника по «основам православной культуры» не может быть изложена христианская точка зрения на отношения мира и Бога.

И потому они просто грубо изуродовали учебник.

3-й урок «был сокращен в 2,5 раза. Но еще раньше в Российскую Академию наук учебник ушел в полном виде. И в рецензии, полученной от Академии (автор рецензии мне неизвестен), было сказано, что «Урок 3 «Человек и Бог в православии» является, на наш взгляд, одним из самых удачных, т.к. через диалоговую форму воображаемого разговора детей и учителя удалось передать то главное, что важно было сказать в этой теме. Удачными являются иллюстрации цветами, улыбающимся мальчиком, четверостишием А. Толстого, которые эстетически точно передают тональность разговора».

Увы, в изданном тексте именно диалог с учителем был убран полностью. Равно как и стихи А. Толстого…

Директор издательства «Просвещение» А. Кондаков (28 марта В 17.10 на радио вести.fm) сказал, что правка моего учебника была вызвана его несоответствием санитарным правилам.

"Мы получили заключение экспертов что курс носит вероучительный характер, что противоречит поручению президента и светскому характеру образования. Но корректура была связана не столько с этим, а с тем что есть нормы санитарно-гигиенические для этого возраста".

Ну, мнение экспертов из РАН об этом уроке было как раз положительным.

Но и ссылка на санитарные нормы не менее цинична, чем лживая ссылка на «экспертов». Сокращенный урок вполне соответствовал этим нормам, ибо был сверстан (уже сверстан!) в издательстве самого же Кондакова.

Да, есть правила, регламентирующие вес учебника, кегль текста, соотношение картинок и текста.

Но если вы заменяете на странице текст картинкой – вес от этого ни на миллиграмм не изменится.

Кегль текста выбирало «Просвещение» (и, кстати, с ним ошиблось, отчего в середине февраля пришлось сокращать на треть все уроки). Правка шла по уже готовому макету, который учитывал февральские сокращения. Все уже было подверстано и спокойно умещалось на страницах.

Соотношение текста и картинок на правленой станице до вмешательства Кондакова (которого на цензорский лад явно настроила М. Шахнович) было ровно таким же, как и на всех остальных страницах этого учебника (и других учебников нашего курса).

Никакие санитарные правила не требуют оставлять на страничке лишь пять строчек текста, заполняя все остальное пространство картинками. Все же конец 4 класса – это не букварь для первоклашки.

Так что правка было вызвана цензурно-идеологическими мотивами, и никакими иными. Переверстывать учебник было уже поздно, и поэтому текст просто заменили картинками.

В нашем прямом диалоге, настаивая на этой правке, Кондаков никакую санитарию не упоминал. Он говорил о нарушении Конституции и об «антинаучности» (под которой понимал просто атеизм). Так что миф об антисанитарии моего учебника был придуман позднее и не очень умной головой.

Мне Кондаков сказал, что он не будет издавать антинаучную пропаганду и говорить о Боге как о Творце мира. «Мы на уроках окружающего мира будем рассказывать иное!».

Так говорите – чем я то вам мешаю? Я же не правлю ваши учебники природоведения. Отчего же вы считаете себя вправе идеологически купировать учебник, объясняющий убеждения христиан?

Самое поразительное, что это явное нарушение Конституции, запрещающей устанавливать одну идеологию в качестве обязательной, мой неожиданный цензор оправдывал ссылкой именно на Конституцию.

Что ж, раз так, я спросил саму Конституцию: «Противоречит тебе или нет?». Конституция мне прямо сказала: «Нет, не противоречит! Все нормально, отец Андрей, нормальный урок, хороший!». Точнее говоря – я обратился к министру юстиции РФ А. Коновалову, а тот мой запрос перенаправил автору текста Конституции Сергею Шахраю.

 

Министру юстиции Российской Федерации А.В.КОНОВАЛОВУ

Копия:

Генеральному директору Издательства «Просвещение» А.М.КОНДАКОВУ

 

Уважаемый Александр Владимирович!

 

В ответ на Ваше обращение направляю экспертную оценку положений Учебника «Основы православной культуры» (урок 3) на предмет их соответствия Конституции Российской Федерации.

Анализ текста урока 3 «Отношения Бога и человека в православии» позволяет сделать вывод об отсутствии в исследуемом тексте учебника противоречий Конституции Российской Федерации и установленному ею светскому характеру государства.

Из текста, урока не следует, что православие преподносится авторами в качестве государственной или обязательной религии (ч. 1 ст. 14 Конституции РФ), либо устанавливается доминирующая роль православия над другими религиозными конфессиями или атеистическими мировоззрениями (ч. 2 ст. 14 Конституции РФ).

В исследуемом тексте не содержится противоречий и со статьями 13 и 19 Конституции Российской Федерации, которые устанавливают в стране идеологическое многообразие, равенство прав и свобод человека и гражданина, независимо от отношения к религии, а также запрещают любые формы ограничения прав и свобод граждан по признакам религиозной принадлежности.

Системное толкование статей 13, 14 и 19 Конституции Российской Федерации в их логической взаимосвязи показывает, что текст анализируемого урока 3 учебника «Основы православной культуры» не противоречит положениям Конституции Российской Федерации.

Заслуженный юрист Российской Федерации, Доктор юридических наук, профессор С. Шахрай

 

***

Письменный ответ Шахрая я передал в издательство. Не помогло.

 

 

Урок 4. Православная молитва.

Я ставлю себя на место ребенка, которому рассказали, что у нашего мира, как считают христиане, есть Творец, который создал весь мир. Предположим, ученик согласился с этой информацией. Как это согласие повлияет на поведение ребенка? Да никак!

Ну, Бог. Ну, Творец. Ну, создал… Представляете, детям сказали: «У нашей школы славный юбилей. Ей исполняется 25 лет! Здание нашей школы спроектировал архитектор Петров, а построило нашу школу Строительно-монтажное управление № 5!». Ну, и что дети сделают с этой информацией? Побегут искать домашний адрес архитектора Петрова, чтобы завалить его благодарностями? В порядке благодарности сами устроятся на работу в упомянутое Строительно-монтажное управление?

Я полагаю, что реакция детей на информацию о том, что у Вселенной тоже есть архитектор, будет ровно такая же. Ну, есть Бог, так и дай Бог ему здоровья! На весть о существовании Бога здоровый детский прагматизм отзовется вопросом - «А нам что с того?».

Вот поэтому 4 урок посвящен рассказу о молитве. Молитва как реакция человека на весть о существовании Бога.

Я полагал этот урок начать со «Снежной Королевы» Андерсена. Но из-за требований, ограничивающих объем урока, я не смог в учебнике сохранить ввод в тему через «Снежную Королеву». Тем не менее в электронной версии учебника этот заход есть.

Большинство изданий по советской привычке дают сказку Андерсена в изуродованном виде. Полный текст можно найти в издании Андерсена в академической серии «Литературные памятники».

Советская цензура убрала зачин сказки, объясняющий, отчего разбилось кривое зеркало. По Андерсену, его создали бесы, тролли, они отразили все что можно и надо всем на земле поиздевались. Посему они решили подняться на небо, чтобы криво отразить Творца. Бог не допустил этого поругания и выбил зеркало из их рук. Оно упало, разбилось, и кусочек попал в глаз Каю.

А вот Снежная Королева увозит Кая из города. Кай сначала радуется, потом начинает бояться. Кай пробует отцепить свои салазки от саней Снежной Королевы, но не получается. И тогда Кай пытается вспомнить «Отче наш», но почему-то вместо слов молитвы в голове у него вертится только таблица умножения.

Вот тут я бы задал вопрос детской аудитории, а также вам. Чтобы понять алгоритм вопроса, сначала я поставлю задачку попроще. Смотрите: у Вани - 12 яблок, у Пети - 9 яблок, у Саши - соль в заднице. Вопрос: Кто последний убегал из сада?

По этому же алгоритму ставлю вопрос о Кае: «Дано: у Кая в голове путаются «Отче наш» и таблица умножения. Вопрос: В школе, где учился Кай, было преподавание основ православной культуры или нет?»

Я убежден, что было! Раз у него эти вещи путаются, значит, они лежат в одном файлике. На нем написано: «Школьные знания». А есть другой файлик: «Нужное в жизни». Увы, мало кто из детей считает, что преподаваемое в школе нужно в его внешкольной жизни. Но раз молитва у Кая не в домашнем файле, а в школьном, значит, в его школе было преподавание закона Божия, но он не смог эти знания актуализировать. А таблица умножения ему не помогла...

А вот когда Герда приходит в дворец Снежной Королевы, армия Снежной Королевы её не пускает. Герда стала читать молитву «Отче наш» и снежинки вокруг неё превратились в легион ангелов, который и проложил ей дорогу.

Таким рассказом можно актуализировать знания детей из уже знакомого им мира. Но, кроме того, дети получат ответ на свой вопрос об отношениях Бога и человека: вот, что такое молитва и когда она бывает нужна.

Теперь же, после того, как мы узнали, когда и для чего молилась Герда, попробуем понять - что такое «Отче наш» и какая вообще бывает молитва.

Для начала я предлагаю очень не детскую вещь. В религиоведении принято различать религию от магии. Граница религии и магии - это граница между молитвой и заклинанием. Религиозный человек молится, колдун приказывает. Типичная формула заклинания: «Встань передо мной, как лист перед травой!». «Магия предполагает, что одно природное событие с необходимостью следует за другим без вмешательства духовного или личного агента» (Фрэзер Д. Золотая ветвь. М., 1983, сс. 61-62)

В 4-го томе Гарри Поттера («Кубок Огня») есть эпизод, когда пожиратели смерти окружают Гарри и выбивают у него из рук волшебную палочку. Он ничего не может сделать, на него наслали заклятие паралича. Он даже не может произнести заклинания: язык у него тоже парализован, да и палочки нет. До смерти четыре шага… И вот тут единственный раз за все 7 томов мы встречаем упоминание о молитве: «Гарри начал молиться». И, как и в сказке Андерсена, происходит чудесное избавление.

Кому молился Гарри Поттер? Я думаю, Тому, Чьё Рождество и Пасху празднуют в его школе каждый год.

Молитва выше магии. Люди молятся Богу потому, что не могут Ему приказать. Так в учебнике Бог физика становится Господом для верующих людей.

Одна из трудностей этого урока связана с тем, что у детей (по условиям нашего эксперимента) до этого не было никакой информации о религии. Поэтому все новые слова вводятся постепенно. Слов «христианин», «Христос», еще не было, а урок называется «Православная молитва». Слово понятие «Православие» вводится раньше, чем слово «христианство». Гений русского языка позволяет это сделать. Православие – это умение правильно славить Бога, умение правильно молиться.

Предвижу вопрос детей: если православные это те, кто молятся правильно, то кто же молиться неправильно? Как ответить на этот вопрос, учитывая, что по условию нашего курса никого нельзя ругать? Ответ в духе, что, мол, молятся неправильно католики, недопустим. Ответ, соответствующий правилам нашего эксперимента, только один: неправильно молиться тот, кто в молитве желает зла другому человеку.

Дальше идет разговор о трех видах православной молитвы: молитва-просьба, молитва-благодарение, и молитва-славословие, (чистая радость).

Парашют для неверующего педагога спрятан в слове благодарность. Во фразе - «и в обычной жизни люди чаще просят, чем благодарят». Если учителю конфессиональная тематика не очень понятна, он может, оттолкнувшись от этой фразу, поговорить с детьми о чувстве благодарности. «Ребята, а кому вы благодарны? А за что? А кто-нибудь вам уже благодарен? За что? Почему люди редко благодарят?»

Честертон однажды сказал: «Религиозное воспитание малыша, начинается не тогда, когда отец начинает рассказывать о Боге, а тогда когда мать учит говорить «Спасибо» за вкусно испеченный пирог». В основе религии вообще лежит чувство благодарности. По слову Высоцкого - «Кому сказать спасибо, что живой?».

А после этого уже идет разговор о молитве «Отче наш».

Здесь еще одна интересная проблема нашего учебника: на каком языке цитировать священные тексты?

Молитвы я привожу на церковнославянском языке, без перевода.

Во-первых, потому что церковнославянский язык это реальный язык реальной церкви. Именно его дети услышат, если зайдут в храм.

Во-вторых, церковнославянский язык именно для детей интересен, потому что он с ними играет. Это же не чужой немецкий. Церковнославянский язык полу-понятен: он играется, каждое слово подмигивает тебе, в чем-то оно понятно, узнаваемо, а в чем-то нет. Так интересно его за хвостик поймать и с его корнем разобраться. Так что церковнославянский язык я по возможности стараюсь использовать.

Но зато в ряде случаев приходится отказываться даже от русского синодального перевода, потому что он не будет понят детьми. Скажем в русском текст Евангелия, слова Христа: «кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, не потеряет награды своей».

Ну, как четвероклашка поймет «малых сих»? Это что - о детсадовцах? Или о котятах? Поэтому приходится править Евангелие, сказать - «одному из людей».

Правда, один текст Евангелия я цитирую все-таки с сознательным архаизмом, церковнославянизмом. Это притча о страшном суде, где есть слова «агнцы» и «козлища». Я не стал переводить слово «козлища», потому что испугался, что детям это слово слишком понравится, и козлы еще 2 недели не будут сходить у них с языка. Поэтому я оставил примаскированное архаичное слово.

«Отче наш» в учебнике дается на церковнославянском языке. Перевод пусть дети сделают сами.

Я бы даже предложил написать этот текст церковнославянскими буквами, с титлами на доске. Это ещё более загадочно, ещё более интересно для детей. Рассмотрение этой молитвы предлагаю начать с грамматического разбора - к концу 4-го класса дети это умеют.

Вызванный к доске ученик правильно определит мужской род и единственное число слова Отче, но не справится с определением его падежа. Падеж-то звательный, а таких падежей в русском языке не водится. Вот это и может стать интереснейшим сюжетом этого урока - игра со звательным падежом.

Прошу вас, дорогие коллеги: накануне этого урока зайдите в храм или в Интернет (в данном случае это одно и то же). Выпишите из классного журнала имена детей и узнайте, как они склоняются в звательном падеже. А затем передайте это знание детям. Если есть звательный падеж, то как же звать именно вас?

- Алеша, как тебя звать?

- Алешка!

- Нет, тебя звать Алексие! Сережа¸ а тебя как звать?

- Серега меня зовут!

- Нет, Сергие тебя зовут!

Самая большая неожиданность ждет Оленьку, потому что в звательном падеже ее имя звучит – Ольго.

Можно спросить тех, кто знает украинский язык, как по-украински зовут маму. «Мамо!». Как жалко, что в русском языке нет такого дивного слова, такой формы.

А затем детям можно дать задание: «Вы узнали, как зовут вас, теперь нареките имена родителям! Расскажите, как их зовут на самом деле!».

И еще один парашют в этом уроке. Это вопрос: «Есть такое выражение «Знать, как Отче наш», то есть знать назубок и твердо. Ребята, как вы думаете, а что вы должны знать как «Отче наш»?».

Давайте вместе с классом составим этот список. Может быть, как Отче наш надо знать свой домашний адрес, телефоны мамы и папы, правила дорожного движения, телефоны экстренных служб, что-то еще.

Эти парашюты нужны оттого, что есть замечательная церковная поговорка: «Невольник - не богомольник». В данном случае лучше недодать, чем перекормить. Ненавязчивость – лучшее средство от бунта.

 

Урок № 5 – Библия и Евангелие. Эту тему надо было ввести как можно скорее, потому что дальше мы будем цитировать этот священный текст, но прежде нам надо объяснить, какое он имеет значение для христиан.

Сам по себе этот урок достаточно понятен, особых педагогических и методических проблем я здесь не вижу.

Есть здесь, правда, очень важный конфессиональный богословский тезис: «Бог и человек вместе создали текст Библии. От человека вопросы, особенности речи и строение той или иной книги Библии, а от Бога вдохновение, мысли, содержание Писания».

Смотрите, когда у католиков на мессе читается Библия, ее чтение предваряется возгласом «Слово Божие». В православном храме более мягкая формула: «От Луки Святого Евангелия чтение», «Пророчества Исайина чтение»… У католиков подчеркивается божественный авторитет текста, в православии же - подчеркивается человеческое авторство.

Для школы это важно: не вся Библия есть прямое слово Божие. Это еще и мысль человека и поиск человека. Да, поиск, спровоцированный Богом, вдохновленный Богом. Но поиск человеческий. Православная культура чтения Библии предполагает обращать внимание на человеческий компонент, который там, несомненно, тоже присутствует. В более старших возрастах эту тему надо будет раскрывать особо…

К сожалению, из-за объема в этот урок я не смог включить мою любимую историю:

Однажды Пятачок попросил Винни Пуха сочинить вопилку по поводу новоселья ослика Иа-Иа. Винни Пух ответил так: «Видишь ли, Пятачок, это не так-то просто. Потому что поэзия это не то, что ты идешь и находишь, а то что находит на тебя. И поэтому, единственное, что мы можем сделать, это пойти и встать в такое место, где тебя могут найти».

Так незаслуженно забытый богослов по имени Винни Пух дал замечательную формулу откровения. А тема Библии, понятно, это и есть тема откровения.

С опорой на эти слова Вини Пуха учитель вполне по светски может объяснить, что есть откровения совести, есть откровения красоты природы, есть эстетическое откровение красоты музыки, есть откровение одного человека другому. Поэтому в классе можно поставить вопрос: «Ребята, а в вашей жизни были минуты откровения? Что-то вам открывалось? А знаете, что откровения бывают даже от животных? Да, у высших животных есть такие грани их жизни, которые нельзя просто подсмотреть. Не всех кошка-мама допускает посмотреть, как она кормит своих котят. Но если она доверяет тебе, она откроет тебе эту чудесную грань своей жизни».

Вообще откровение есть там, где нет предсказуемости, там, где нет алгоритмов. Представляете, человек решил сделать апгрейт своей музыкальной культуры, повысить свою атеистическую «духовность» и решил пойти в консерваторию. Потом он с горечью повествует: «Я все сделал по алгоритму, как надо: штаны погладил, галстук одел, программку в фойе купил, бинокль арендовал. В перерыве в буфете съел бутерброд с осетриной второй свежести, и лимонадом запил. Но что – то я так и не понял, что это они там лабали на сцене? А ведь я все делал правильно! Но не въехал!»

А через месяц этот же человек может услышать запись этого же концерта по радио, и – понять. Уже знакомая, но преже не понятая им музыка проникнет в сердце. Так что нет правила, исполнение которого гарантирует впадение в состояние понимания.

Это же касается и стихов. Бывает так, что некий стих потрясает, переворачивает человека. Но этот же человек читает его же через несколько лет - и не понимает, что же тогда его так впечатлило. Наверно, многие из вас так относятся к своему девическому увлечению стихами Эдуарда Асадова…

Меня однажды поразила книга Льва Николаевича Толстого «Исповедь». Лев Николаевич пишет историю своего разрыва с православной церковью: когда я уже умом понял, что православная догматика – это сплошная неправда, ложь и т.д., то, прежде чем уйти оттуда, я решил поставить эксперимент на себе. Все святые говорят о духовном опыте благодати. Вдруг этот опыт и в самом деле есть? И я стал честно поститься (был Великий пост), говеть, ходить в храм, причащаться. Но я так ничего и не почувствовал, и потому окончательно понял, что все церковное это ложь.

Когда я прочитал эти толстовские строки, у меня было ощущение, что я читаю дневник 13–летного подростка. «У меня вчера была первая поллюция, значит, надо срочно влюбиться. Так, хорошо, решил, что влюбляюсь в Машку с соседней парты». И следующая запись – через неделю: «Я целую неделю ухаживал за Машкой, провожал ее до школы 5 раз, водил в кино 2 раза, мороженое покупал 3 раз, пробовал поцеловать 6 раза, по морде получил 8. Вывод: нет правды на земле, но нет её и выше! Все это выдумки, нет никакой любви на самом деле, ухожу в монахи».

Ну нельзя требовать откровения. Нельзя навязать себя другому человеку, нельзя навязать себя и Богу. Можно только встать в то место, где тебя могут найти.

Расскажу один эпизод не для детей, а для учителей. Мартин Хайдеггер, - величайший немецкий философ 20 века, человек очень сложной и оригинальной мысли. Трудно даже сказать, религиозный он человек или нет. Но в 1968 году он дал интервью журналу «Шпигель» с условием, что это интервью станет его завещанием и будет опубликовано через 10 лет после его смерти. В этом интервью Хайдеггер дал очень пессимистическую оценку путям западной культуры, вообще западного общества. Речь шла не о советской угрозе или мусульманской. Западный технократический мир губит его отрыв от корней бытия. Собеседник Хайдеггера - умнейший журналист Аугштайн. И он понял, о чем хотел сказать Хайдеггер (что удавалось далеко не всем). Поэтому задал вопрос: «Скажите, господин профессор, а какая-то надежда у нас есть?» И Хайдеггер ответил удивительно: «Надежда у нас могла бы быть, если бы существовал Бог. Я не знаю, есть ли Бог. Но мы должны жить, прислушиваясь в сторону возможного откровения возможного Бога».

Это очень точная формула. Ведь если я изначально ставлю табу на Встречу, то тогда точно никто до меня не достучится.

 

С 6 урока начинается христология: три урока, с 6 по 9, посвящены Христу.

Урок № 6 – «Проповедь Христа». В этом уроке хочу обратить внимание на его концовку. Видите ли, у каждого из нас есть любимая цитата из Евангелия. Как и что люди полюбляют из Евангелия – это предмет для культурологического анализа.

На многих иконах Христос держит в руках раскрытое Евангелие. Разворот вмещает одну евангельскую фразу. Какую? Церковного канона, который указывал бы, какая именно фраза Евангелия должна быть написана на иконе, не существует.

И вот интересно посмотреть, как меняются эти избранные фразы в разные столетия и в разных регионах. Скажем, во времена Ивана Грозного любимая цитата из Евангелия, судя по иконам, весьма грозна – «Аз есмь суд миру». В 19 сентиментальном веке любимая цитата романтична - «Возлюбите друг друга, как я возлюбил вас!». Конец 20 века, век оккультизма, жонглирование словечками энергия, космос, рериховщина…. И даже на православных икона любимая цитата энергийна – «Аз есмь свет миру!».

В таких мелочах, зачастую бессознательных, сказывается дух эпохи и её вкус.

Даже у атеистов. есть любимая цитата из Евангелия. Они очень любят те места, где Христос обличает современное Ему духовенство. Недавно в Англии вышел перевод смыслов Евангелия, на мой взгляд, не очень удачный, но одна фраза была передана гениально. Есть слово Христа, звучащее у нас так: «Горе вам, книжники и фарисеи!». Но нас эти слова никак не затрагивают. Среди нас нет книжников и фарисеев. И потому упоминание о них звучит как рассказ о разборках Алой и Белой розы. Это не у нас и не про нас. Поэтому, чтобы актуализировать эти слова, в этом английском переводе Библии было сказано так: «Пшли вон отсюда, жадные попы!» Вот это очень точно. Нужно понять, что Христос и в самом деле оскорблял тех, кто был в авторитете у народа, официальных «посредников» между Богом и народом.

У меня могут быть мои любимые цитаты, но то, что главное для меня, не обязательно значит главное для самого автора.

Как выйти из этой вкусовщины? Как определить главный предмет творчества художника и мысли мудреца? - С помощью математического метода контент-анализа.

Берем Евангелие, выписываем все слова Христа и распределяем их по тематическим файликам. «Обличение фарисейства», «Притчи о Царстве Небесном», «Призывы к покаянию», «Призывы к прощению», «Призывы к милосердию» и т.д., и смотрим, какая папка в итоге оказалась самой толстой.

А самой толстой окажется папочка с надписью «Христос о себе самом». Это важно понять, потому что у детей будет этот вопрос: «Христос учил добру. Так почему его убили? За что?»

Педагог должен понимать, что Христа убили именно за Его само-мнение. Уникальнейший случай, когда человека казнят не за то, что он говорит про других, а за то, что он говорит про себя.

Надо сказать, что еврейская культура весьма и весьма терпима к самокритике. Более антисемитской книги, чем Библия вообще не существует в мире. Так что обличение Христом фарисеев не считалось преступлением. Его казнят не за критику. Приговор Синедриона гласит: «Он делает себя Богом!».

И, действительно, главный предмет проповеди Христа - это Он сам. «Я свет миру». «Я путь истина и жизнь», «Я источник воды живой», «Веруйте в Бога и в Меня веруйте», «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас», «Потому узнают все, что вы Мои ученики, что будете иметь любовь между собою», «Кто подаст чашу воды во имя Моё, тот не лишится награды в Царствии небесном!» и т.д. О чем бы Христос ни говорил, все сводится именно к этому.

Миссионеры в этой связи говорят, что такого рода центрированность проповеди Христа ставит атеиста перед очень неприятным выбором: или придется признать, что вся наша европейская и российская культура основана на проповеди «городского сумасшедшего», который считал себя Богом (а такой человек мало чем отличается от пациента, считающего себя чайником), или придется сказать, что Христос знал, что говорил, и Он действительно был Богом.

Итак, главное, что вызвало сопротивление в Синедрионе - это утверждение о том, что Бог стал человеком в Иисусе Христе.

От себя прокомментирую так. Строители построили новый мост. Какая должна быть последняя строительная операция? Асфальт уложили, перила покрасили, мусор вывезли, испытание закончили, мост освятили, приемную комиссию из Москвы споили... Что же осталось напоследок? – Поменять в округе дорожные указатели: старая переправа уже не действует, объезд закрыт, ехать можно прямо…

Христос в понимании христиан есть мост, соединяющий небо и землю. Он есть путь истина и жизнь. Поэтому и проповедь Его - «Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные».

 

Урок № 7. Христос и Его Крест.

Он начинается с темы Боговоплощения. Это о Боге, Который по своей любви стал человеком. Это не совсем то же самое что тема Рождества. Тут акцент на смысле, а не на истории.

Затем - рассказ о распятии Христа..

Предвижу детский вопрос: «Какие гады распяли нашего Иисуса?» На этом вопросе погорело немало преподавателей ОПК. Скандалы по этому сюжету были и в связи с учебником Аллы Бородиной, и в связи с лекциями по ОПК в Тюменском политехническом университете.

На этот вопрос в рамках нашего курса ответ может быть только один: «в зеркало посмотри!».

Христос принес Себя в жертву за грехи всего мира. Если Христос пострадал за наши грехи, значит, и за мои грехи. Получается, мой грех - это один из факторов, спровоцировавших распятие.

Да, хотя я живу спустя столетия после распятия Христа, но и мои грехи среди причин, сделавших неизбежным Распятие Бога в мире людей. В том числе мои будущие грехи, о которых я сам еще не догадываюсь.

Бог вездесущ не только в пространстве, но и во времени. Это значит, что для Бога нет новостей. Грехи, которые я совершу завтра, Богу были известны с начала времен. Так что и мой завтрашний грех Христос тоже имел в виду, когда взошел на крест. Я его еще не знаю, а Христос 2000 лет назад знал.

Человек грешит и после Христа, но Христос оставляет возможность человеку освободиться от давления совершенных им грехов в таинстве Крещения.

Центральный сюжет урока – диалог Христа с Пилатом. Христос обращается к нему – у тебя нет власти казнить Меня, Я Сам отдаю Свою жизнь.

На этом уроке надо не виновных искать, а подчеркнуть добровольность жертвы Христа.

Рериховцы любят бросать в лицо христианам: «Вы лицемеры и фарисеи. Если бы Христос пришел сейчас, вы бы его вновь распяли!».

Что ж, верно. Таково различие прихода Христа в гуще истории и в ее конце. Второе пришествие Христа – это пришествие в силе и славе, и поэтому оно завершает мировую историю, а вот первое пришествие – тайное, в зраке раба, для служения людям, а не для суда над нами.

Не люди загнали Христа на крест. Он Сам шел именно туда из Небесного Царства. И если бы Ему понадобилось еще раз тайно придти в мир, Его судьба была бы такой же. Потому что на это была бы Его воля.

В конце урока разговор о символике православного креста. Прошу не путать на этом уроке две темы. Одна тема - крест Христа, другая – православный нательный крест.

 

 

Урок № 8. Пасха.

Он состоит из двух частей: Пасха догматическая, христианская и Пасха русская. Пасха христианская – это рассказ о вероучительном значении события Пасхи, а пасха русская – это наши обычаи, связанные с ее празднованием.

Признаюсь, при написании этого урока я не устоял перед авторским искушением «вставить» себя в учебник... Пять лет назад в пасхальные майские дни я иду по Бухаре, и навстречу мне идет мальчик лет пятнадцати, явно русский и явно местный житель. Это редкость в сегодняшнем Узбекистане, т.к. русские остались почти исключительно в Ташкенте. Когда мы поравнялись, я ему сказал: «Братишка, Христос воскресе!». Парень оторопел от таких новых для него слов, но понял, что ему сказали что-то хорошее. И будучи воспитанным, он корректно ответил: «И вам того же!». Более христианского пасхального пожелания я в жизни не встречал…

Для меня как автора учебника важно, что дети поняли, что Пасха это репортаж не из прошлого, а из будущего. Для христиан Пасха – это слово о будущем, а не о прошлом, это слово надежды.

 

Урок 9. Душа.

В описанных выше уроках мы говорили, что христиане именуют Христа Спасителем. И думаю, у пытливого ребенка неизбежно возникнет вопрос - от чего Он спас? От двойки по математике спас? От подзатыльника старшеклассника спас? Нет.. Так от чего же спас-то?

Вот поэтому с десятого урока начинается антрополого-этический блок. И начинается он с разговора о душе.

Я предлагаю вполне детское определение души (ибо взрослого определения я не знаю): душа это то, что болит у человека, когда все тело здорово. А может быть и обратное - телу плохо, а душа радуется.

Старшеклассникам или студентам для разъяснения я рассказываю следующий пример:

Представьте, на переменке старшеклассник заходит на этаж с первоклассниками, где все в броуновском движении. В этом детовороте старшеклассник плывет как айсберг среди мальков, думает о высоком, духовном, то есть о Таньке из параллельного класса. И вот один из малышей, зазевавшись, врезается в парня. Из-за разницы в росте малыш своей боеголовкой попадает парню в самое болезненное место… У парня есть два вида реакции на это ДТП. Размазать малыша по стенке - или сказать «Ты не прав, Вася!». Что требует большего мужества - первое или второе? А теперь второй вопрос: когда парень простил первоклассника, телесная боль у него прошла? Нет. Но если он простил, что-то кроме боли у него появилось? Да. Появилась радость от того, что он смог поступить по совести, не отомстить малышу.

Четвероклассникам я это не решился рассказать.

Для них я придумал такую историю. Представь: в вашем доме есть запретный для тебя сундучок. Там родители хранят какие-то очень ценные и очень интересные вещи. Однажды вечером, когда у тебя уже слипались глаза от усталости, отец вдруг предложил тебе: пойдем, поможешь разобраться в сундучке. А там оказались: фотографии бабушкиной свадьбы. Ордена прадедушки. Его письма с фронта. Твои первые волосы. Старые монеты, которых теперь уж нигде не увидишь. Любимая кукла той девочки, которая потом стала твоей мамой…

Все было так интересно – у тебя даже ноги затекли от того, что ты боялся лишний раз пошевелиться, слушая рассказы отца. И глаза уж совсем отказываются открываться. Тело устало. Ему не очень хорошо. А душа радуется. Она открыла для себя удивительный мир семейных преданий. Она почувствовала связь своей семейной истории с историей Родины…

Впрочем, учитель может придумать свой пример.

Нам важно приучить ребенка к некоему нравственному самоанализу. А для этого нужно, чтобы ребенок перестал отождествлять себя со своим телом. У души своя жизнь, и свои поводы для боли и радости.

 

 

Урок № 10 – Совесть и раскаяние.

Мы продолжаем разговор о боли души. Как работает совесть?

В этом уроке я вступаю в полемику с одной рептилией. Это рептилия по имени Гена однажды спела песенку:

Если мы обидели кого-то зря,

Календарь закроет этот лист.

К новым приключениям спешим, друзья,

Эй, прибавь-ка ходу машинист!

Более бессовестного произведения мировая литература не знает.

Но тут есть пространство для дискуссий.

Лет 10 назад весь христианский мир кричал: «Караул! Пришел антихрист по имени Гарри Поттер!». Я тоже был шокирован навязчивой рекламой этой сказки, и тоже был готов включиться в компанию по шельмованию Гарри Поттера. Но чтобы быть в теме, я решил все же прочитать не только ругательные статьи о сказке, но и ее саму. А вот дальше произошла неожиданная для меня самого вещь. Сама сказка оказалась хорошей и доброй, ничего антихристианского в ней не было.

Я же при определении своего отношения к ней решил прислушаться к мнению детей. Я ведь христианин, для меня должны быть значимы слова Христа «Если не будете как дети, не войдете в Царствие небесное». Если миллионы детей во всем мире полюбили Гарри Поттера, для меня это сигнал: «Будь осторожен! Не торопись с осуждением. Неужели миллионы детских сердец так радикально ошиблись?».

И вот здесь такая же ситуация. Дети любят крокодила Гену. Значит, наверное, в детском понимании этот стишок звучит не так страшно, когда он вот так печатается на бумаге.

Насколько я понимаю, в детском восприятии этой песенкой Гена прощает старуху Шапокляк. Он не себе выписывает индульгенцию, что, мол, в будущем я кого-нибудь хвостиком кого-то ударю, то тем же хвостиком страничку календаря переверну, и все будет хорошо… У детей есть доброе понимание этих строк – но оно все же противоречит их буквальному смыслу.

Дети правы. И в самом деле у человека должна быть короткая память на зло. Но только на то зло, которое причинено мне. Непамятозлобие – так это называется на церковном языке.

Но память не должна быть короткой на то зло, которое причинил я. Есть очень хорошая поговорка: «Чистая совесть только у того, у кого короткая память!»

Я советую педагогам поискать в хороших книжных магазинах или в церковных лавках книгу под названием «Словарь паронимов церковно-славянского языка». Автор - Ольга Седакова, московская поэтесса. Паронимы – это слова–ловушки. Тебе кажется, что ты понимаешь некое слово, и ленишься полезть в словарь. А на самом деле оно несет совсем другой смысл. Например, у слова «живот» - в русском языке один смысл, а в церковнославянском совсем другой. Конечно батюшки, дойдя до определенной комплекции, начинают иронизировать, вспоминая церковно-славянскую молитву: «Живота просиша у Него и дал еси им!»… Среди таких слов–ловушек - слово «озлобленный». В храмах мы постоянно молимся об озлобленных. О ком это? Оказывается, в церковнославянском языке это слово несет смысл, противоположный тому, который заложен в русском слове. По-русски «озлобленный» - это тот, кто злится. По-церковнославянски «озлобленный» - тот, кто на кого злятся. Поэтому мы молимся о тех, на кого направлена чья-то злоба.

Наверно, в замысле крокодила Гены речь идет о том, что «если нас обидел кто-то зря, календарь закроет этот лист». И тогда это правильно. И тогда налицо расхождение между нравственной интуицией этого текста и ее словесным оформлением. Но так, как это все же выражено в словах, это нравственное безумие.

На уроке можно предложить детям переписать эти стихи так, чтобы он стал по настоящему добрым. Это интересная тема для совместного творчества с классом.

 

Урок № 11. Заповеди Моисея.

Совесть вещь хорошая, но не у всех людей совесть одинаково чуткая. Более того, моя совесть - она же слишком моя. Упаси же вас Господь, чтобы я с вами по своей совести поступил! Совесть моя - куда хочу, туда и ставлю. Может статься, что если я буду с вами по моей совести поступать, вам мало не покажется.

Есть удивительные слова святого Иоанна Златоуста: то, что у нас есть книга под названием Евангелие, это очень плохо. Потому что слова Божьи должны быть записаны в сердце, а не на бумаге. Но раз они из сердца стерлись, то Господь изложил их на бумаге. А посему давайте хотя бы к бумажным заповедям отнесемся внимательно, чтобы ими восполнить то, что стерлось на скрижалях сердца.

Тех, кто всерьез интересуется православной культурой, прошу держать в голове парадоксальные, провокационные слова аввы Дорофея. «Я не знаю другого падения для монаха, как только послушать голос собственной совести!». Подразумевается, что самый страшный грех для монаха - это поступить без совета и послушания, довериться себе самому. Действительно, бывают люди с сожженной совестью, партийной совестью, готтентотской совестью…

Но для того, чтобы не заблудиться в дебрях полусожженной совести, есть ясный маяк – заповеди.

Из 10 заповедей в урок вошли только 6. Сначала я думал, что их будет только 5. Полгода я не решался включить в учебник самую «популярную» заповедь. Как у Марины Цветаевой: «И познаете всей душой тяжесть заповеди седьмой»…

Я долго думал, как обойтись без заповеди «Не прелюбодействуй!» в учебнике, а не в жизни. Потому, что не хочется у 10-летних детишек пробуждать интерес к сексуальной тематике.

А замаскированное переложение этой заповеди (типа «Храни себя в чистоте!») отдает лукавством. Кроме того, такие слова ребенок воспримет как напоминание о зубной щетке и не более того.

Сначала я полагал вообще отказаться от упоминания этой заповеди. Потом, все-таки, как мне показалось, я нашел выход.

Я вспомнил сплетню про одного монахолюбивого епископа. Людей, ищущих священства, он любил постригать в монахи - причем по экономическим соображениям. Он считал, что бедные села не смогут прокормить семейных батюшек. А монах - это эконом-класс. И вот постригая очередного юношу в монахи и посылая его в Даль Светлую, владыка напутствовал его такими словами: «Ну ты там, брат, люби, люби, да не перелюби! А не то грех перелюбодеяния будет!».

Я вспомнил эти мудрые архиерейские слова и переложил их в учебнике. Получилось так: «Не прелюбодействуй! То есть не переступай через любовь, не предавай. Это заповедь о верности к тому, кто любит тебя и любим тобой».

 

Урок 12. Милосердие

Заповеди – это норма. А урок №12 говорит о чуде, о том, что выше нормы - о Милосердии. Выше закона может быть только любовь; выше справедливости – лишь милость; выше наказания – прощение.

Есть любовь, которая радуется. И есть любовь, которая скорбит.

Милосердие – это любовь с заплаканным лицом. Милосердие – это любовь к незнакомцу или даже к врагу. Я опять процитирую Цветаеву: «Ненависть, ниц! Сын - раз в крови!». Если в крови, то не важно, белый он или красный. Кровь у всех одного цвета.

Естественно, в этом уроке рассказывает притча о добром Самарянине.

А дальше, в этом же уроке, есть одна несвоевременная врезка. Она не по возрасту, она слишком взрослая. В ней затрагивается тема самоубийства. Конечно, она не для 10 лет. Но беда в том, что мы с этими ребятишками дальше не встретимся. И нет гарантии, что на других уроках тема подросткового самоубийства будет затронута хоть кем-то…

В учебнике я рассказываю эпизод, взятый из книги Владимира Марцинковского, замечательного христианского миссионера начала прошлого века.

20-е годы, эмиграция, Париж. Один парижский мост в народе называли «мост самоубийц»: у золотой молодежи было принято кончать счеты с жизнью, прыгая с этого моста. Марцинковский идет по этому мосту и видит юношу, который явно собирается шагнуть через парапет. Что делать? Звать полицию? Пока она прибежит, парень прыгнет. Вести философскую дискуссию? Тоже бессмысленно. И тогда он, просто проходя мимо, вдруг остановился и спросил: «Молодой человек, у вас деньги есть?» Парень ожидал чего угодно, только не вопроса о деньгах. «Да, есть!.. А что?» Марцинковский продолжает: «Простите, молодой человек, мне кажется, Вам деньги больше не понадобятся!» Парень разумно рассудил, что рыбам франки ни к чему. Тогда миссионер продолжает: «Знаете, я уважаю ваш выбор, - все мы «Бесов» Достоевского читали, поэтику самоубийства понимаем… Я не буду звать полицию, это ваше право, ваш выбор. Но, знаете, вон там, кварталом ниже по течению, есть район бедноты. Могу ли я вас попросить отложить на 5 минут исполнение вашего мужественного решения. Сходите туда и отдайте эти деньги какой-нибудь многодетной семье».

Парень согласился. Но назад уже не вернулся.

За этими словами Марцинковского стояло хорошее знание психологии самоубийц. Нередко самоубийца все-таки пробует оттянуть как можно дольше последний шаг, последний вздох. А еще он ищет повод отказаться вообще от своего проекта, но так, чтобы не упасть в своих собственных глазах и в глазах друзей, не выглядеть трусом и слабаком.

И главное: парень не вернулся потому, что совесть человека устроена так же, как глаз у лягушки. Лягушка видит только движущиеся предметы. Неподвижные предметы она видит, лишь когда она сама находится в движении. В прыжке она видит камни, деревья и т.д.

Так и совесть человека: в состоянии бездействия она не видит ничего, в том числе смысла жизни. В этом состоянии кажется очень убедительной медитация на тему «что воля, что неволя - все равно».

Но если ты начинаешь делать добро другим людям, сострадать им, тогда все становится гораздо яснее. Коли душу покрыла хмарь, лучший способ найти смысл жизни - пойти в детскую больницу. Вот там очень быстро приходит понимание того, что жизнь – это ценность, за которую нужно бороться.

История с самоубийцей поможет объяснить, как милосердная помощь другому спасает жизнь тебе самому.

В главе есть цитата из аввы Дорофея: «Когда ты подал милостыню, ты умножил количество добра в мире. Но бедняк, которому ты помог, получил лишь десятую часть добра, произведенного твоим добрым поступком. Остальное добро ты причинил самому себе. Ведь от этого твоя душа стала светлее».

Учебник поясняет детям, что доброделание – это жизнь в радости. Помогая другим, ты помогаешь себе. Творение добра – это не просто выполнение какого-либо закона. Это благо и радость для тебя самого.

 

Урок 13. Золотое правило этики

«Штирлиц знал, что запоминается последняя фраза разговора…». Поэтому блок о морали и антропологии я решил завершить золотым правилом этики – это урок № 13. Тут, думаю, все будет понятно: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». В главе это правило я свожу к узкой теме, которая будет особенно актуальной для девочек – к теме сплетен и осуждения. Не хочешь, чтобы сплетничали о тебе, не сплетничай сам. Затем несколько христианских советов как избежать осуждения других.

 

14 урок открывает совершенно иную тему - о Храме и Иконе. Это связано с тем, что впереди каникулы, дети разъедутся по стране и миру и могут оказаться рядом с храмами и монастырями. Эта глава поможет им зайти в храм уже с пониманием его устройства.

Разговор о храме - сценарный. Дети идут на экскурсию в храм, и о нем детям рассказывает священник. Однако, этот урок не архитектурный и не искусствоведческий, а поведенческий. В этом возрасте ребенку важнее понять, что делают в храме, а не то, что означают слова паникадило, клирос, амвон. А вот почему зажигают свечи, что за «записки» за здравие и упокой пишут и передают?

В уроке есть не детские стихи Надежды Веселовской, которые предназначаются именно для родителей:

Идут года, теряют люди близких.

Старухи в церкви слабою рукой

Выводят поминальные записки,

Где значится вверху: «за упокой».

За все они пред памятью в ответе!

Начнут с отца и матери своих,

А дальше – муж, невыжившие дети,

В войну пропавший без вести жених...

Все имена спешат соединиться,

Сплестись в одну незыблемую суть, -

Растущий список длинной вереницей

Среди листа прокладывает путь...

За ним лежат бескрайние просторы,

Туманной дымкой скрытые вдали...

А сам он служит точкою опоры

Общения умерших и земли.

Это стихотворение о связи поколений, о молитвенной памяти .

 

Урок № 15 – «Икона» - может быть проблемным для детей из протестантских семей. На уроке идет разговор об иконах, которых у них нет. А урок содержит объяснение, почему у православных икона все же есть.

Одна из сложностей в развитии христианской иконописи состояла в том, что надо было дать ответ на непростой вопрос: как вообще можно писать иконы, если сама Библия подчеркивает, что Бог невидим.

Икона стала возможна потому, что вслед за Ветхим Заветом пришел Новый. Евангелие говорит, что Бог, который оставался невидим в ветхозаветные времена, затем Сам родился как человек. Апостолы воочию видели Христа. То, что видно, можно изобразить. Христиане не молятся иконам. Они молятся перед иконами. Христиане молятся тому, кого они видят на иконе.

Эти аргументы даны не для навязывания православных икон протестантам, а для того, чтобы показать, что Православие это не мир идиотов, которые забыли, что Библии говорит о невидимости Бога.

Тема иконы в учебнике – это проверка для протестантов: могут ли они видеть в православных христиан или же они хотят воспитать в своих детях чувство нераздумывающей аллергии к православию?

 

Уроки № 16 и № 17 зачетные.

 

Пятый класс начинается с 18 урока - рассказа о крещении Руси.

Урок о крещении Руси совмещен с современной статистикой – сколько священников и монахов сегодня в Русской Церковью в скольких храмах в каких странах они служат. Это помогает показать огромные последствия крещения одного человека – князя Владимира. Из той днепровской купели взяли свое начало тысячи монастырей и храмов. Один из них стоит аж в Антарктиде среди пингвинов. Это подворье Троице-Сергиевой Лавры.

Таким путем я еще раз пробую пояснить, что речь идет не о древней истории, а о современности. Я хотел бы в сознании родителей и педагогов вытащить православие из средневековья и показать, что в православии - вера не только наших дедов, но и внуков.

Православие не в прошлом, оно и сейчас живет и развивается.

На этом уроке дети, кажется, в первый раз услышат имя Солженицын: в урок включен рассказ из его «Крохоток».

 

Урок № 19 «Подвиг» - продолжение этической темы. Задача урока - растождествить понятия войны и подвига. Подвиг может быть не только на войне. Без этого не будет понятен рассказ о монашестве и иных видах подвижничества.

В уроке отождествляются подвиг и жертва.

Жертва может приноситься ради меня самого. Делая физическую зарядку, люди укрепляют свои тела. Но точно также есть зарядка для души. Тебя задирают, обзывают, подталкивают к вспышке гнева – а ты держишь себя в руках. Это подвиг ради себя. В тебе укрепляется сила воли. Ты жертвуешь мелкой радостью мести и сам становишься сильнее и благороднее.

Есть жертва ради ближнего человека, и есть жертва ради Бога.

 

Урок № 20 – Заповеди блаженства.

Наиболее сложно понять выражение «блаженны нищие духом». Это первые слова Нагорной проповеди Христа. Но если это первые слова проповеди, то к кому они обращены? К христианам? Но их еще нет. Значит – к иудеям.

Поэтому значение этих слов мы должны искать в еврейской культуре. В Ветхом Завете слово «нищие» употребляется как технический богословский термин, а не социологический. «Нищие», анавим - это люди, которые ждут прихода Мессии. То есть они себя считают нищими, обделенными, независимо от того, сколько денег в их кошельке. Они просто не могут быть счастливы, если несчастлив их народ. «Нищие духом» - это люди, говоря языком Евангелия «чающие утешения Израиля», т.е. люди, которым мало личного обывательского счастья. Им нужно, чтобы их народ был счастлив всецело. Как апостол Павел говорит: «Я желал бы быть отлученным от Христа, ради спасения братьев моих по плоти, народа Израиля!». Эти люди ждут грядущего Мессию, и потому их так шокирует настоящее время в проповеди Христа: «Вы уже счастливы. Вы, ждущие Христа, ваше счастье пришло! У вас уже есть Царствие Небесное!». Поэтому в конце Нагорной проповеди люди спрашивают: «Кто сей, что говорит так?».

Лишь Христос имел бы право так говорить. Неужели этот Иисус из Галилеи и есть Христос? Значит, Христос опять говорит о Себе Самом…

 

Уроки № 21-23 – это блок уроков. Это разговор о мотивах доброделания христианина. Золотое правило этики признают все люди. Между словами «христианин» и «добрый человек» нет знака равенства. Добрые люди – это не только христиане. Но у христиан есть своеобразные мотивы к тому, чтобы спешить делать добро. И вот четыре специальных христианских мотива разбираются на трех уроках.

Первый мотив – подражание Христу. Жертва Христа - провокация людей на такое же жертвенное служение людям.

Второй мотив – жажда духовной радости. Я бы советовал в этом уроке рассказать детям беседу Серафима Саровского с Мотовиловым о том, как христианский подвижник переживает духовную радость. Это особое измерение в жизни христианина, то, что связано с духовностью. Но Бог не будет радовать злую и черствую душу. Поэтому жажда мистической радости – это мотив, который подвигает человека к творчеству добра.

 

Третий мотив – это уже урок № 22 – чудо в жизни христианина. Ты хочешь, чтобы Бог помог тебе? Но как ты думаешь склонить Бога к помощи тебе? - Если ты хочешь, чтобы Бог послал тебе ангела, сам стань ангелом для кого-то другого.

 

Урок №23 – страх перед Божьим судом как повод к добрым делам. Я не вижу здесь каких-то сложностей. Разве что в концовке урока есть анонимная цитата:

«Христианин помнит о том, что бессмертен не только он, но и те, кого он обидел. Один современный поэт сказал: «Никому нет конца, даже тем, кто не с нами!» Поэтому надо примириться с людьми, до своего или их ухода из земной жизни».

«Один современный поэт» – это Юрий Шевчук.

Параллель – в пронзительной строке Марины Цветаевой: «Послушайте, еще меня любите, за то, что я умру»…

В полной версии учебника есть и удивительное последнее стихотворение Роберта Рождественского:

Тихо плывут паутинные нити.

Солнце горит на оконном стекле.

Что-то я делал не так, извините!

Жил я впервые на этой земле.

Я ее только сейчас понимаю,

К ней припадаю и ею клянусь,

И по другому прожить обещаю,

Если вернусь.

Но ведь я не вернусь…

Темы Божия суда и Божия чуда можно объединить таким вопросом: есть ли у христианина возможность миновать Божий суд?

Да, христианин может встретиться с Богом не как со своим судьей, но как со своим должником. «Милуяй нища взаим даем Богу», - говорит Псалтырь. Можно вспомнить и евангельское: «что вы сделали одному из братьев ваших, вы мне сделали!»

В моей жизни такое бывало неоднократно. Десять лет назад иду домой из храма, по дороге прохожу мимо продовольственного рынка и вижу - стоит женщина с коляской, в которой копошатся годовалые мальчики-двойняшки. Она бедно одета, но не просят милостыню. Я прошел мимо, а сердце кольнуло. Метров через сто все же разворачиваюсь. Познакомился с малышами, запомнил, что одного из них Олежек зовут, ну и дал им по сто рублей на нос. На сегодня это ничего, но в 99 году это были значимые деньги… Через час дома раздается телефонный звонок: «Отец Андрей, здравствуйте, меня зовут Олег. Я представитель компании «Филипс» в России, вы, знаете, ваши лекции, ваши книги… Но почему-то сегодня весь день я думал - чем бы отцу Андрею помочь?». В итоге привез мне техники на 7 тысяч долларов: компьютер, ноутбук, видеокамеру, телевизор и т.д.

Спустя почти 10 лет известинский карикатурист Бильжо (он не только рисовальщик; по специальности он врач, и потому на питерском телеканале он ведет медицинскую передачу) пригласил меня на свою телепередачу… Я говорю: «Других дел в Петербурге у меня в те дни не будет, поэтому дорога за ваш счет!».

Прилетаю. Запись прошла. Мне возвращают деньги за билет… Маршрут был сложный: из Москвы в Петербург, а оттуда сразу в Киев. Вышло 12 тысяч рублей. Но когда я понял, что в этот вечер буду в Петербурге, я дал знать об этом парочке знакомых местных семинаристов: если хотите поговорить, у вас будет шанс по дороге со студии в аэропорт. Они пришли. И вот прямо при них Бильжо дает мне проездные деньги. И мне неудобно: студент по определению – существо голодное, а я такие огромные деньги при них кладу себе в карман... Что ж, даю им по тысяче. Через четыре часа я уже в Киеве. Иду по Крещатику, и вдруг какой-то мужик останавливает: «Отец Андрей, это вы! Надо же, а я так люблю ваши лекции, ваши книги! И вы знаете, я сегодня почему-то весь день о вас думал! Ведь начинается глобальный финансовый кризис! Как отец Андрей его переживет?!». И он дает мне тысячу долларов…

В общем, когда у меня начинаются финансовые затруднения, я озираюсь вокруг, ищу какого-нибудь бедного семинариста, даю ему последние деньги, а потом смотрю вверх и говорю: «Господи, Ты видел? С Тебя должок!».

 

Урок № 24 – Таинство Причастия.

На этом уроке речь пойдет о самом дорогом и важном в жизни православного христианина - о таинстве причастия Христу.

Но в древней церкви было правило, известное как disciplina arcana, дисциплина тайны. Не все о таинствах можно говорить всем. Литургия оглашенных до сих пор завершается призывом «Оглашенные изыдите!» («оглашенные» это не крещенные).

А в конце литургии, после молитвы «Отче наш», есть возглас: «Главы ваша Господеви приклоните!». Что сие означает? Я 20 лет диакон, и долгие годы я недоумевал - почему я так говорю? Почему диакон в эту минуту противопоставляет себя прихожанам? Почему не «главы наша», а «главы ваша»?

И только недавно нашел ответ. Под «вами» имеются в виду те, кто не будет сегодня причащаться. Они должны были бы покидать храм, и потому священник в это время читает молитву для путешествующих . Вплоть до восьмого века было правило – нельзя смотреть на чашу с причастием, если ты не причащаешься. Об её освящении молись, но если не причащаешься, выйди вон! У Марины Цветаевой есть гениальные строчки: «Грех над церковкой златоглавой кружить, и не молиться в ней!». Чаша с причастием не может быть эстетическим объектом, объектом отстраненного созерцания. У католиков есть обряд поклонения чаше без причастия содержащимся в ней святым Дарам: святые дары, облаточку выносят, и все молчании ей кланяются, медитируют, размышляют, и расходятся. То есть молятся, но не причащаются. В древней церкви это было совершенно невозможно: видишь Святыню – причастись ей!

Я не уверен, что нецерковный учитель сможет объяснить детям слова Христа: «Пейте, это кровь моя» так, чтобы дети не увидели в этом призыва к вампиризму. А если не будет доброй настойчивости, предусмотрительности со стороны педагога, то в эту сторону все и поедет, тем более, что осень уж Хэллоуином пахнет...

Тут есть опасность не то что профанации, а даже кощунства. Я долго не решался вставлять этот урок. Но оказалось, что учебник мировых религий рассказывает о причастии, причем, конечно же, каким-то суконным языком. Но раз неверы говорят об этом аспекте нашей веры, то тогда и нам негоже о своей святыне молчать

Я боюсь этого урока. Педагогу надо очень внимательно в него вчитаться, чтобы понять здесь логику православия.

И все же я прошу учителей: если у вас возникнет проблема с часами, если вы не укладываетесь в график, сокращайте курс за счет 24-го урока.

.

 

Урок № 25 – монастырь. Тот парашют, который вложен сюда для светского педагога, - в разговоре о том, что у разных людей разные призвания. Свое призвание у ученого, свое призвание у врача, свое призвание у педагога. А вот есть люди, которые свое призвание видят в пребывании в молитве. И отсюда уже разговор о монастыре…

Но учитель может предложить: «Ребята, какие свои призвания вы сами ощущаете? Хорошо ли если человек живет без призвания или не чувствует его? Хорошо ли не любить свою работу?». И увести разговор в тему профориентации...

Дальше в этом уроке я рассказываю о житии царевича Иоасафа. Иоасаф - так греки расслышали термин Бодхисатва. Это житие Будды. (см. об этом: Васильков Я. В. Буддийские сюжеты в христианской литературе: конфликт мировоззрений // Восток. 1991, № 3; Шохин В. К. Древняя Индия в культуре Руси М., 1988; Повесть Варлааме и Иоасафе. Лд., 1985).

 

Урок № 26 – Отношение к природе. Излагаемый здесь тезис будет отнюдь не банален для неверующего человека. Оказывается, с христианской точки зрения человек не является частью природы. Человек выше природы. Блез Паскаль сказал: «Что такое человек по сравнению со Вселенной? Это тростинка. Чтобы сломать её, не надо много усилий, достаточно облачка пара, капельки воды. Но звезды не знают, что они смертны, а я знаю, что я смертен. Поэтому хоть я и тростник, но я мыслящий тростник. И потому я выше, чем вся Вселенная».

Человек - это не часть мира, не микрокосмос. Напротив, мир – это часть человека. По формуле Григория Богослова, человек - это макрокосмос, помещенный в микрокосмос, человек – это большой мир, помещенный в мир малый. Все, что есть в мире, есть во мне, но кроме этого, во мне есть свобода. Во мне есть то, что связано с химией, биологией, зоологией, социологией и т.д. Но я к этому не свожусь.

Моя университетская любовь пришлась на бурный период религиозного поиска, диссидентства и т.д. И однажды я говорю своей девушке: «я не марксист, хоть и учусь на философском факультете. Я не могу принять формулу Маркса человек это совокупность общественных отношений. Если это так, то для меня-то что остается? Тогда я - просто производное, взятое от социальных отношений. А я не хочу быть совокупностью общественных отношений!».

Проходит полгода, и она говорит мне: «меня чуть из университета из-за тебя не выгнали!». У нее начался курс марксистско-ленинской философии, и лектор произнес эту фразу Маркса из его тезисов о Фейербахе. Она же у себя в тетрадке на полях записала: «А я не хочу быть совокупностью общественных отношений». Аудитория была поточная, и комсомолка, что сидела на ярус выше, увидела, что у однокурсницы в тетрадке написано, и настучала куда следует.

Словам Маркса уместно противопоставить слова Бердяева: общество – это часть человека. Да, есть то, что во мне определяется общественным влиянием, но если я человек, я могу свободно реагировать, сублимировать эти влияния.

Так что человек, выше, чем космос и выше, чем общество. И лишь при таком условии человек отвечает за эту природу. Волк не отвечает за биоценоз, он просто часть биоценоза. А человек отвечает и за волка, и за зайца, потому что мы не являемся необходимой частью их питательной цепочки. И поэтому мы в ответе за все.

 

Урок № 27 – Семья.

Здесь немножко о венчании и о том, что надо уметь терпеть друг друга. И ключевой акцент этого урока - тактичность. Здесь рассказывается эпизод из жизни русской крестьянской семьи начала 20 века. Взрослые уже сыновья работают в поле. Август. Старший сын Семен приготовил обед на всю семью. Проходит полгода. Рождество. На праздничном пиру отец говорит Семену: «Сынок, помнишь, ты нас обедом накормил в августе?» - «Да! И что?» - «Ты ведь нас какой-то свининой нас кормил?» - «Да, и что?» - «А ведь пост был!» «Да, и что?» - « А ты знаешь, сынок, я эту свинину как падаль ел» - «Так папа, раз тебе было противно, почему же не сказал?» - «Да неудобно было, я все ждал минуты, когда можно было бы сказать и не смутить тебя». Этот Семен теперь известен всему православному миру как святой Силуан Афонский. И эту историю он рассказывает с выводом - вот каким тактичным должен быть отец!

Мне мои методисты говорят, что дети могу быть травмированы таким рассказом. Потому что у многих просто нет отца, а у тех, у кого есть, он не сойдется с этим слишком высоким образом отца.

Я же считаю, что независимо от того, какой у этих детей отец, они сами должны готовится быть отцами, и потому у них должен быть идеал отца. Поэтому я отстоял этот текст в учебнике.

 

Урок № 28 – Защита Отечества.

Можно было бы много найти примеров великих русских воинов, я же рассказываю не про Илью Муромца, а про Женю Табакова, потому что он жил здесь и сейчас. Женя Табаков - это мальчик, который был убит в ноябре 2008 года в Подмосковье в Ногинске. Насильник ворвался в квартиру, где были только дети, и стал насиловать 11-летнюю сестренку этого мальчика, Женечке было 7 лет. Он попробовал защитить свою сестренку, сбегал на кухню за ножом, уколол этого мерзавца ножиком. Бандит выхватил нож у мальчика и восемь ударов нанес ему. Посмертно Женя был награжден Орденом Мужества. Я очень настаивал, чтобы фотографию Женечки вставили в учебник, но «Просвещение» было против. Это же не Павлик Морозов… А для меня это принципиально важно. Понимаете, это матрица мужского поведения. Мне важно дать понять детям, что место для мужского подвига есть везде.

И тем более это важно в учебнике христианской этики: мы много говорили о прощении, о милосердии, о том, что надо подставить другую щеку. Поэтому так важно было и другой акцент поставить. Когда зло причиняют тебе, можно и нужно прощать. Но когда речь идет о семье, вере и Родине, здесь другая модель поведения.

И второй сюжет этого урока о том, как вернуться с войны. Как ту ненависть, которая была неизбежная в бою, не оставить в себе.

 

Урок № 29 «Христианин в труде». Из конфессионального пространства в итоге мы, завершая курс, выходим в пространство чисто этическое: трудись с совестью.

 

ВЫВОД

При введении в школе новой дисциплины вполне естественно задать ряд вопросов: 1) нужна ли эта новизна стране; б) нужна ли она детям; в) интересна ли она детям; в) законна ли она; г) является ли она научной и есть ли в ней уже сформировавшееся научное предание («школа»).

Надеюсь, на все эти вопросы удалось представить положительный ответ.

 

 

 

 

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

- Как соотнести появление нового школьного предмета с правом людей на свободу совести?

- Предмет будет добровольно-обязательным. Добровольность состоит в том, что родители смогут сделать выбор: отдать ребенка на курс светской этики, на курс православной культуры или мусульманской или буддистской или иудейской. Обязательность же состоит в том, что:

а) дети и родители будут выбирать между разными направлениями обучения, но не между его наличием и отсутствием. Если предлагать детям выбор между отдыхом и трудом, то слишком понятно, что они предпочтут. Поэтому лучше предлагать выбор между разными видами труда.

б) они должны будут сделать выбор именно из этих альтернатив. То есть выбор не между этикой и эстетикой и не между этикой и математикой, а выбор между разными течениями этической мысли человечества.

Мы привыкли, что в середине учебного дня ребята могут расходиться на несколько групп, изучающих иностранные языки: кто-то идет учить английский, а кто-то немецкий или французский. Так же и здесь: одни пойдут слушать о православной культуре, другие об исламской, третьи отправятся на светскую этику.

 

- В российской конституции сказано, что Россия - светское государство со свободой вероисповедания и никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной? И вдруг - религиозное обучение в государственной школе…

- Поскольку это предмет до некоторой степени обязательный, то его высокий статус определяет его содержание. Так как школа остается светской, и государство не может навязывать никакие религиозные убеждения через школу, то в обязательной части ее программы могут быть только светские предметы.

Вот и «основы православной культуры» станут не «религиозным обучением», а светским предметом. Светскость заключается в том, что а) предмет финансируется не религиозными организациями; б) реализацию и контроль над реализацией ведет министерство образования, а не Церковь; в) преподается он светскими преподавателями, за подготовку которых отвечает Министерство Образования; г) он не ставит своей целью подготовку кадров священнослужителей или вербовку новых прихожан; д) на этих уроках не может быть религиозной пропаганды.

В сумме это означает, что в трехсоставной формуле «основы православной культуры» (ОПК) акцент перемещается со второго слова на третье.

 

- Вы написали замечательный учебник по основам ОПК, но я думаю, что его никогда не допустят к преподаванию в светских школах, потому что это не светский учебник. И это хорошо. Принудительное насаждение православной культуры повсюду, а школа - это принудиловка, приведет к девальвации нашей веры и к формальному отношению к православию. Пускай школа остается светской. Кто ищет для себя духовного пути, найдет и литературу и учителей.

- Но мы говорим о малышах. У них еще нет отчуждения от школы, от учебника. Напротив, это возраст еще готов просто воспринимать.

 

- По себе знаю, что главная проблема в русских семьях как раз состоит в том, что существует страх, что если научить ребенка креститься, молиться, то он сразу же уйдет в монастырь и семья, и без того небольшая, может потерять кормильца в будущем. Вот проблема, не видно радости в семьях, а при таком отношении и подавно не будет. Отсюда и шанс у директрисс найти союзников в противодействии ОПК, легко внушить идею. Светская культура - сын юрист, программист, экономист, дальше будут дети, внуки, а ОПК - сын монах без права переписки. Что делать с этой проблемой?

- Посмотреть новости по телевидению, где вы увидите православного президента, православного премьера, увидите встречу Патриарха с клубом православных меценатов и предпринимателей, а также православных спортивных чемпионов.

 

- Как вы думаете, почему вас благословили этот учебник писать? Почему авторский, а не коллектива? Как вы учитываете опыт преподавания ОПК по стране и другие уже использовавшиеся методики в учебнике?

- Проект сам по себе ставит нас в необычные условия.

Во-первых, курс рассчитан на конец четвертого класса и одну четверть пятого — всего полгода в середине школьного обучения.

Во-вторых, разговор мы начинаем с нуля, но с 4 класса Все существующие программы предполагают, что с нуля начинаются беседы с первоклассником. Понятно, что в 4-й класс нельзя идти с учебником для первого класса. Кроме того, наш проект предполагает, что шансов на продолжение этого разговора в более поздних классах мы можем не получить.

В-третьих, мы обращаемся к невоцерковленным детям из нецерковных семей.

В-четвертых, говорить о вере Церкви будут невоцерковленные педагоги. Как правило, у этих педагогов нет ни личной мотивации для доброго рассказа о православии, ни историко-культурного бэкграунда для отстраненного, но понимающего рассказа о нем. И готовят их к преподаванию не священники и не богословы, а такие же, как и они, Марьи Ивановны.

В этих условиях Патриарх счел неуместной перелицовку былых и пухлых Законов Божьих. Он решил, что нужно именно современное публицистическое перо.

Поскольку было понятно, чтоб обращаться надо не в интонации проповеди, то Патриарх поручил этот труд именно миссионеру. Ведь миссионер это тот, кто обращается к тем людям, которые заведомо с ним несогласны и поэтому не готовы просто внимать «назиданиям». Перед ними надо объясняться.

Патриарх обратился к мне…

В 2006 году в своей книжке об «Основах православной культуры» я признавался, что вряд ли способен сам написать учебник по этому предмету. Но три года спустя я все-таки сел за его написание. Зная, что это мне не по силам, что это не мое, что я этого не умею.

Через это «не-могу-не-умею-не-хочу» пришлось переступить из-за одной телевизионной картинки крупным планом.

Эта та секунда, когда митрополиту Кириллу было объявлено решение Поместного Собора. Его спросили «Приемлеши ли избрание?». И вот эта секунда до его ответа… На лице избранного патриарха не было ни тени торжества или радости. Это было лицо человека, собравшегося покончить жизнь самоубийством. Предельная решимость, почти отчаянная. Человек отчетливо понимал, что его приглашают на Голгофу, причем отнюдь не на экскурсию. Было видно, что этот человек зачеркивает все личное и готов всецело раствориться в том служении, которое на него возлагает Церковь...

Человек, который столь безжалостен по отношению к себе, имеет право возлагать трудные послушания на других. И потому, когда от Патриарха Кирилла приходят ко мне те или иные предложения, я не чувствую себя в силах их отклонять. Раз Патриархом дается послушание – значит, самому придется подрастать до той меры, которую оно задает. Ведь любые мои затруднения по сравнению с его трудностями просто ничтожны.

Патриарх сказал мне "надо" в конце марта. Я решил, что в сентябре устроюсь на работу в какую-нибудь школу рядом с домом. Буду общаться с детишками, вчитываться в другие учебники, копить материал. И при этом искать специалистов, с которыми я был бы созвучен...

Но уже в августе Святейший Патриарх сказал: учебник должен быть новый. Ибо какой смысл обкатывать в эксперименте то, что дальше не пойдет?

Поначалу я надеялся избежать авторского труда - в конце концов, Патриарх пригласил меня быть председателем редакционной коллегии, а не автором. Поначалу я предполагал, что в ближайшие годы я смогу быть председателем редколлегии, а никак не автором. Ну разве ж можно за полгода написать новый учебник? Поэтому я предполагал, что в этот эксперимент мы войдем с какими-то старыми учебниками, пусть и подновленными. Эксперимент будет тихо-мирно себе идти, а в это время я буду присматриваться к разным педагогам, к авторским курсам, разрабатывать с ними методику, концепцию и так далее, а вот годика через три можно будет выпустить новый учебник.

Но эти надежды рухнули: слишком уж специфическими оказались условия. Именно эта идея медленной эволюции оказалась большей утопией, нежели та, что предполагала мгновенный и рискованный прорыв.

Вот, например, наработанный курс Людмилы Шевченко, - я о нем много добрых слов слышал и слышу. Этот курс рассчитан на десятилетнее погружение ребенка в мир православия. Дети из года в год вживаются в мир православной культуры…

Но вот встала задача - от эпического педагогического полотна перейти к миниатюре. В литературе мастер многотомных романов может оказаться беспомощным в жанре новеллы. Художник может писать потрясающие многометровые панорамы но оказаться безруким, когда речь зайдет о миниатюре. Это очень разные жанры. Один педагог из Смоленской епархии сказала Шевченко: "Людмила Леонидовна, у вас замечательный учебник, но понимаете, вы попробовали дуб уместить в желудь. Так не бывает".

Нечто подобное произошло и здесь. Я исходил и до сих пор исхожу из недоверия к себе. Я не школьный педагог. Когда я прохожу мимо ближайшей школы, каждый раз тяжко вздыхаю - почему я, автор учебника, не там… Двадцать лет моей жизни - это МГУ, а не школа.

Я знал, что здесь я никакой не специалист. И именно это знание о моей немощи помогло… Мой школьный непрофессионализм стал плюсом... Иногда бывает лучше начать с нуля. Одной из причин послевоенного экономического взлета Германии было то, что американские бомбардировщики сравняли с землей все их заводы и предприятия, а Советский Союз в порядке репарации вывез оставшиеся заводы (и тем самым обрек себя на технологическое отставание в предстоящие десятилетия). Но руки и головы у немцев остались прежними, и вот они получили возможность, не держась за старые производственные мощности, сразу приступить к созданию новых индустриальных площадок. Им не надо было держаться за старое, можно было сразу поставить новейшие технологии.

Нечто подобное произошло и у нас. Я знал, что не справлюсь сам, что мне нужны советчики. Именно поэтому я решил работать максимально публично, открываясь к любой критике, воспринимая ее и провоцируя. Этот путь оказался сколь болезненным, столь и полезным. Я решил выйти из затвора, работать максимально публично. Заготовку каждого урока я вывешивал в интернете на своем форуме www.kuraev.ru (точнее: http://kuraev.ru/index.php?option=com_smf&Itemid=63&board=210.0)

А критика иногда была настолько беспощадной и справедливой (в данном случае это было одно и то же), что приводила почти что в отчаяние: ничего у меня не получается! Мне очень помогла учитель Ольга Журавлева, прочитавшая учебник глазами хулиганистого ребенка и пытавшаяся перетолковать все непонятное в худшую для меня и учителя сторону.

Каждая глава прошла десятки редактур, я показывал эту работу и священникам, и методистам, и просто родителям.

Заготовки учебника постоянно читал Патриарха Кирилл. Поступила редактура и от главы старообрядческой церкви митрополита Корнилия. Рукопись я посылал и папскому нунцию архиепископу Меннини, и баптистскому епископу Константину Бендасу, но замечаний с этих сторон не получил.

Уже полгода я получаю гневные отповеди, разгромные рецензии… Но кроме того, я получаю еще и очень правильные советы. А главное мне объясняли (и через интернет, и через личное общение), почему вот это нельзя и как можно было бы вот это сделать. Полгода я жил только этим и поэтому кое-чему даже я научился за это время.

При этом недоверие к себе у меня не тотальное. За моими плечами десятки написанных книг (на те же темы, хотя и для других читателей). Поэтому если поначалу я автоматически соглашался с любой педагогической критикой, то теперь стал более вдумчив и разборчив. Впрочем, мне пришлось столкнуться и с однозначно заказными и предвзятыми рецензиями и откликами…

В итоге редактор издательства «Просвещение» признался: «Отец Андрей, пожалуй, у вас иногда даже слишком простой текст получился». Это-то мне и было нужно: от уровня МГУ перейти к уровню младших классов.

Когда же эксперимент начался, и я пошел в реальный 4 класс на первый урок по моему учебнику, я был поражен и обрадован. Поражен я был тем – насколько же маленькими оказались четвероклашки! Я представлял их себе более взрослыми. А обрадован я был тем, что раньше я этого не знал. Потому что если бы у меня в голове был образ малыша, я бы (как и всякий человек, у которого нет опыта постоянного общения с маленькими детьми) не удержался от сюсюканья. Учебник получился бы слишком заигрывающим, и фальшивым и упрощенным. То есть учебник просто не получился бы.

К сожалению, педагогическая общественность слабо откликнулась на призыв активно участвовать в нашей работе. Я бы очень хотел, чтобы десятки рукописи поступили на рассмотрение в Редакционную коллегию. На деле Редколлегии пришлось выбирать лишь между двумя рукописями. Одна из них принадлежала доктору педагогических наук Людмиле Леонидовне Шевченко. Вторая подготовлена мною.

Но, наверное, у этого учебника будет странная судьба. Если он будет удачным, то он проживет очень немного, потому что удача для этого учебника означает, что он доказал возможность разговора об ОПК в школе. Значит, не надо нас держать в этой странной резервации (конец четвертого - начало пятого класса), а можно предложить нам большее пространство. Но для этого «большего пространства» потребуется полная переделка всего учебника.

Отсюда и этот парадокс: если учебник будет удачным – его век будет недолог и уже вскоре его ждет кардинальная переделка.

 

- Но, наверное, принцип-то может быть сохранен?

- Вот именно от его принципа я и хотел бы отказаться прежде всего. Именно сама конструкция учебника мне не нравится. В начальной школе курс ОПК должен сводиться к набору ярких историй. Это чередование житий и святочных сказок. Что-то похожее на «Денискины рассказы» Драгунского. Я бы хотел построить учебник как серию рассказов из жизни самого 4-б класса. Они попадают в разные ситуации и по ходу дела от своих друзей, учителей и даже «случайных» встречных узнают разные грани православия.

Именно такой учебник я и начал писать…

Первый вариант учебника просто рассказывал о жизни вот этого самого 4 «В» класса. По ходу дела дети друг перед другом ставят вопросы, имеющие отношение к Православию, обсуждают их, спрашивают прохожих, бегут в храм задавать эти вопросы священнику...

Беда в том, что такой учебник потребовал бы вдвое большего объема — тогда как «Просвещение» поставило жесткие условия: объем учебника - два авторских листа; на каждый урок - только две странички, на которых нужно уместить и сам урок и вопросы к нему (на все про все – 2600 знаков) и картинки. Учитывая, что это всего лишь четвертый класс, картинок должно быть много.

При таком объеме первое, что исчезает - стихи, потому что они занимают большую площадь. Второе – уходят рассказики, которые могли бы иллюстрировать тезисы урока.

В итоге осталось чистое доктринальное тело урока. Учебник получился слишком идеологическим, а это неправильно. Я очень надеюсь, что, когда кончится эксперимент, мы все-таки сможем отстоять свое видение того, каким должен быть этот учебник.

Пока же от игровой модели пришлось отказаться. Но два урока остались в этом стиле: самый первый — рассказ о Боге, и завершающий 4-й класс — о храме.

 

- Не будут ли дети чувствовать себя изгоями? Дети, которые будут учить ОПК в отличие от тех, кто учит светскую этику?

- А, вы знаете, это будет хорошая проверка для Министерства образования и любимого им курса светской этики. Вот все говорят, что детей надо воспитывать толерантно. Но у нас в России толерантность обычно кончается там, где начинается православие. Наше «гражданское общество» терпит всех, кроме православных. Представим школу, где православных детишек меньшинство, скажем 10-15 процентов детей ходят на уроки ОПК, а 70 процентов - на уроки светской этики. Мы-то не говорим, что мы самые толерантные, терпимые и все такое. Это у них на боевом знамени написано именно это – «борьба за мир до последней капли крови», «нулевая терпимость к врагам толерантности» и т.п. Вот мы и посмотрим, как они свои лозунги реализуют.

 

- Какое место вы отводите гуманизму?

- Я считаю, что темой гуманизма проникнут весь наш текст. Что такое гуманизм? Это любовь к человеку. А для того, чтобы любить человека, необязательно быть атеистом.

 

- Думаю, ОПК надо преподавать хотя бы для того, чтобы отвлечь детей от духовной экзотики. Но как быть с кадрами, ведь ОПК случится преподавать и учителям русского языка - возможно атеистам, богоборцам, людям старой закалки или нет?

- С помощью аргумента «Где мы найдем гениальных педагогов?» можно убить преподавание любого предмета. Физику тоже не Гинзбурги преподают. Я думаю, что автору любого учебника есть на что пожаловаться. Любой автор знает о пропасти между тем, о чем ему мечталось, когда он писал свой учебник, и тем, во что это вылилось в конкретной 45-й школе. И курс ОПК не будет исключением. Разные люди будут к нему прикасаться и очень по разному будет у них получаться.

Автомобиль, конечно, - источник повышенной опасности. Но вместо запрета лучше все же строить дороги и отстранять от вождения дураков.

Вообще различие сторонников и противников ОПК – это спор "просто оптимистов" и "хорошо информированных оптимистов". Просто оптимисты надеются, что университеты России в состоянии готовить качественных и умных и тактичных преподавателей. Оптимисты хорошо информированные говорят, что это иллюзия.

Но все же: чтобы появился один Святослав Рихтер, по всей стране нужны сотни музыкальных школ. Чтобы воспитать одного олимпийского чемпиона, нужны тысячи спортивных кружков. Так и с ОПК: ради редких удач можно потерпеть занудство большинства.

Чтобы добиться хоть чего-то, нужно для начала рискнуть и начать. Успех не гарантирован. Но в случае отказа от усилия гарантирован неуспех.

Все мы знаем, как на уроках отбивают, скажем, любовь к литературе. Но, согласитесь, что это не повод отказаться от литературы вообще Никто не скажет, что убрав классическую литературу из школьной программы, можно сделать ее более популярной и привить к ней массовую любовь. Скорее все будет наоборот: о ней просто забудут совсем и навсегда.

Не могу пройти мимо того обстоятельства, что мои оппоненты (включая академика Гинзбурга) именно недостаток квалифицированных педагогов в конце концов называют последним аргументом против ОПК. В очень многих публичных дискуссиях на тему «ОПК в школе» я в итоге слышал: «Вот если бы Вы, отец Андрей, вели этот предмет, я бы своих детей послал в этот класс! Но Вы один, а школ – тысячи!».

Например, так завершилась наша дискуссия с Михаилом Барщевским на канале ТВЦ в сентября 2006 г.:

БАРЩЕВСКИЙ: Среди деятелей, допустим, православной церкви, возьмите хотя бы Андрея Кураева, это просто ходячая энциклопедия, человек высочайшей культуры и знаний. Но где гарантия, что таких Андреев Кураевых хватит на школы?... это всегда зависит от учителя, без сомнений. Вот я совершенно не возражаю против того, чтобы «Основы православной культуры» преподавал в школе, когда будут учиться мои внуки, там, Андрей Кураев. Но если будет преподавать деятель, не буду называть его имени, с которым я недавно столкнулся на телевидении, доцент богословия. Слушайте, это кошмар. Во-первых, он русским языком не владеет, на минуточку. Он косноязычен. Во-вторых, он такую ересь нес с точки зрения даже вероучения» (31 августа 2006 года, 2 часа радио «Эхо Москвы», передача «Защита Барщевского» http://echo.msk.ru/programs/barshevsky/45873/).

Или:

«А.АДАМСКИЙ: Вы знаете, я хочу сказать, что, слушая отца Андрея, у меня… я думаю, что и у многих слушателей тоже… формируется такое предложение. Вот вы говорите, что я хочу читать, а вы не хотите написать такой учебник?!» (радио Эхо Москвы 12 августа 2007, передача «Родительское собрание»)

Или:

КУРАЕВ: Можно я перейду на личности? Если в школе курс «основ православной культура» буду вести именно я. Как курс светский, культурологический, с опорой на Аверенцева. Вы будете против? Ваши дети получили бы хорошую гимнастику для ума.

ВЕДУЩИЙ: Мы с Виталием Лазаревичем реалисты, мы понимаем, что в 145-миллионной России мы не найдем столько Андреев Кураевых.

КУРАЕВ: Я вновь прошу перейти на личности. Значит, но если в моем варианте это можно реализовать…

ВЕДУЩИЙ: В Вашем, наверное, да.

КУРАЕВ: Значит дело не в идее и не в проекте, а в качестве его подготовки и реализации. Так мы и просим Министерство образования: давайте мы вместе поработаем. Подключим ресурсы МГУ, Академии Наук, чтобы готовить талантливых преподавателей этого предмета. Сам предмет не опасен, опасна дурная его реализация.

ГИНЗБУРГ: Да что Вы! У нас 60 тысяч школ, если я не ошибаюсь. Вы эрудированный человек, Вы блестяще бы провели этот курс, и я Вас прекрасно пустил бы в школу. (Голос Москвы 9 августа 2007).

Но такой вывод означает полную сдачу позиций оппонентом! Значит, ИДЕЯ «основ православной культуры» хороша! Вопрос-то только в ее исполнителях!

 

- Что такое атеист в школе - знаю. Как он может вывернуть наизнанку все тоже знаю. Опытный педагог-атеист - страшная сила. Не породит ли учитель-атеист на уроках ОПК людей себе подобных?

- Все может быть. Но пока я надеюсь на то, что к нашему предмету прикоснутся честные люди. Выбор должен быть не только перед родителями. Выбор должен быть и перед учителями. Не хочешь - не берись. Ну есть же вполне понятное правило - не надо писать диссертацию по сюжету, который тебе противен. Если ты терпеть не можешь Достоевского, зачем тебе брать его темой своей научной работы? Если у педагога аллергия к православию - не берись.

 

- А если специально такой выбор будет сделан, чтобы дискредитировать, провести нечто свое?

- Тогда родители пусть почаще беседуют со своим детьми. Родители все время должны расспрашивать детишек о том, что происходит на этих уроках. Дети же должны стать передатчиками полученной информации из школы в семью. Действительно православные семьи смогут транслировать происходящее местному священнику, затем в епархию и так до верха.

Успех эксперимента во многом зависит от активности епархии - будет ли она отслеживать, что реально происходит в каждом классе, в каждой школе. Вот в Ставрополье, по первым опросам, проведенным департаментом образования, шестьдесят с лишним процентов детей и родителей высказались за проведение уроков светской этики и совсем немножко за православие. Но епархия вмешалась и потребовала заново опросить народ. И результаты опросов были ровно противоположными - 65 процентов за то, чтобы было ОПК.

 

- Скажите, отец Андрей, с чем связано Ваше нежелание идти на диалог с комиссией разработчиков курса в Минобрнауке РФ, как отмечал старообрядец Алексей Муравьев, и нежелание соответствовать критериям, которые предъявляет министерство (отсутствие культурологии, полуэтика, полу вероучение, полунравоучение)? Вы хотите самовыразиться и намерено идете на конфликт?

И еще вопрос по учебнику: Вы написали скорее хорошую книгу для полуправославного учителя (который как и большинство граждан лишь называет себя православным), к которой Вы легко наберете цитаты из философов и богословов. Знакомы ли Вы с учебниками Шевченко, по которым уже давно ведется преподавание и как Вы к ним относитесь, или же Вы вообще никогда не интересовались тем, как преподается православие в российских школах?

- Самовыражаться мне как-то и поздно и ненужно: мне скоро пятьдесят и за плечами у меня с полсотни написанных и изданных книг. Когда мне что-то нужно сказать – у менянет проблем с местом публикации.

Что же касается соавторства, то я всегда считал это чисто личным делом. Вот если я стану напрашиваться, чтобы Вы взяли меня в соавторы вашей книги, вы бы в ответ промолчали, а я стал бы по этому поводу закатывать истерики - как бы Вы расценили мое поведение?

Почему я должен быть соавтором человека, который и сейчас публично заявляет: «Для меня интересы Православия противоречат интересам РПЦ МП»? (http://mrodine.livejournal.com/57287.html?thread=390855)

Кроме того, если сегодня в угоду «комиссии разработчиков курса в Минобрнауке РФ» взять в соавторы курса старообрядцев, то ведь завтра с теми же настойчивыми объятиями придут католики, баптисты, адвентисты и прочие, им же несть числа.

Вы же любите поболтать на тему неизбывного сергианства Московской Патриархии. А тут сами навязываете доктрину тотального послушания любой прихоти госвласти или тех, кто к ней примазался.

Да и староверы отнюдь не едины. Если взять в соавторы белокриницкую ветвь, то на каком основании отказать беспоповцам? А имя Иисус как будем писать?

Что же касается «критериев, которые предъявляет министерство», - то вы их откуда взяли?

Вот передо мной статья главных министерских идеологов нашего проекта: Данилюк А. Я., Кондаков А. М., Тишков В. А. Учебный предмет «Основы духовно-нравственной культуры народов России» // Педагогика. М., 2009, № 9.

В ней нет слов картина, музей, икона, памятник культуры.

А есть следующее:

«Одна из приоритетных задач Предме¬та — формирование у младшего подрост¬ка основ мировоззрения в его духовных, нравственных, личностно значимых из¬мерениях, установок и ценностей, обес¬печивающих осознанный нравственный выбор. Традиционные ценности, присва¬иваемые обучающимися, являются для них средствами осознанного различения добра и зла».

Сравним это со словами А. Муравьева на «Эхо Москвы»: «Курс не будет нравственно воспитательным. Надо писать не нравственно воспитующий, не вероучительный учебник». Вот из его ЖЖ: «Я не считаю, что наша нынешняя школа может и должна ВОСПИТЫВАТЬ детей. Я не считаю себя вправе ни миссионировать детей, ни учить их быть честными ребятами, переводить бабушек через дорогу и вообще становиться тимуровцами. Поэтому "поиски души", разговоры о нравственности на мой взгляд НЕ МОГУТ быть предметом данного курса».

Если уж курс говорит об ОСНОВАХ православной культуры, то он должен говорить не о цветочках, а о корнях. То есть не о картинах и музеях, а именно об основах, то есть системе мировоззренческих убеждений и нравственных ориентаций православного человека.

Нетрудно заметить, что

1) концепция учебника А. Муравьева несовместима с моей (и поэтому тоже соавторство было невозможным);

2) концепция А. Муравьева не поддерживается как минимум авторами еще двух модулей (иудейского и этического);

3) концепция А. Муравьева находится в прямом противоречии с тем, что говорит программная статья тех специалистов, которым Министерство поручило разрабатывать концепцию курса.

Поскольку же была попытка навязать А. Муравьева мне в соавторы, я имел возможность ознакомиться с некоторыми его наработками. Вот фрагмент первого (!) урока в 4 классе: «Православный христианин в высшем смысле – это мистик созерцающий Бога. Чтобы достигнуть духовного прозрения и научиться быть мистиком, православные христиане утомляют тело постами и молитвой и стремятся избавиться от страстей и чрезмерных привязанностей к вещам и людям… Идя путем очищения и добровольного страдания, христианин изменяет себя, становится выше и светлее».

Прочитайте эти вдохновенные муравьевские строки из первого урока глазами родителей. Что вы получите? "Эти фанатики хотят моего малыша учить добровольным страданиям и утомлению тела постом и молитвой? Не бывать этому!"

Про учебники Шевченко речь шла выше. Кстати, несмотря на то, что она член той самой группы разработчиков, ее текст гораздо более «вероучителен», чем мой.

 

- Ваш учебник не получился проповедническим?

- Я 20 лет преподаю в МГУ очень ершистой, острой на язык университетской публике. И ни разу даже в интернет-сплетнях не слышал, будто "Кураев давит на нас и агитирует нас за православие". Исходя из этого, смею утверждать, что и школьный учебник у меня получился не давящим.

 

- Какой ждете общественной реакции?

- Тут и к гадалке ходить не надо. Кто-то скажет, что учебник слишком клерикален. А кто-то сочтет его слишком малоцерковным.

 

- Так каковы же минимальные требования к религиозности педагога?

- Никаких. Школа остается светской и государственной. Поэтому в школе, как и в любом ином госучреждении, к сотруднику не могут предъявляться никакие религиозные требования. Нормы чисто профессиональные. Но среди неписаных профессиональных норм в мире гуманитариев есть и такая: не берись читать курс лекций о том, чего не любишь. Бердяев однажды сказал, что все русские интеллигенты делятся на три группы: те, кто любят Достоевского; те, кто любят Толстого, и те, кто никого не любят. Если ты относишься к первой группе – зачем писать диплом по Толстому? При выборе темы курсовой работы и последующих научный руководитель прежде всего спрашивает соискателя - а тебе самому-то что интересно?

Так что при подборе преподавателей ОПК можно ожидать от педагога доброжелательного и вдумчивого отношения к миру православия. Требовать согласия с ним нельзя. Но требовать воздержаться от его критики на уроках ОПК – можно (по той причине, что этот курс вообще исключает критику какой бы то ни было живой религии – как от имени атеизма, так и от имени православия или ислама). Педагог должен помнить, что перед ним десятилетние дети. Неужели он будет вести с ними философскую полемику?

 

- Представьте, что за преподавание религии берется какой-нибудь гипотетический «петрович», бывший преподаватель истории КПСС, который одним только своим видом вгоняет детей в тоску. Одно дело спать на физике, другое дело надолго приобрести устойчивое отвращение к религии.

- Безусловно, риск огромный. Но я постарался встроить в учебник систему защиты и от атеиста-«петровича» и от православной неофитки «мариванны». Надеюсь, учебник сможет стать предметом самостоятельного интереса хотя бы для некоторых учеников и их семей. Вне зависимости от их отношения к конкретному «петровичу».

 

- Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. В то же время для преподавания в школе выбраны православие - одно из направлений христианства, а также ислам, буддизм, и иудаизм. Почему отдается предпочтение лишь некоторым мировым религиям и направлениям христианства?

- Равенство религий перед законом не означает их равенства перед культурой и историей России. Никакая конституция не может уравнять вклад кришнаизма в культуру России и вклад православия или ислама. Без знания христианства многое будет непонятно в истории и жизни Европы и России. А вот не-знание о вере мормонов не так печально отзовется на судьбах русских детей.

К счастью, жизнь не сводится к дискуссии адвокатов. Нет же правовой дефиниции пушкинского стиха. А стих-то – есть! Никакое право не определяет статус Пушкина в русской культуре. А статус этот – выше, чем у президента! И оттого школы проводят ежедневную и публичную дискриминацию - отличая Пушкина от Пупкина, Пушкину предоставляя право звучать в школе, а Пупкину - нет. Любая школа делает свои преференции, включая или не включая те или иные события, произведения и языки в курс обучения.

Поэтому в школе пойдет разговор только о 4 религиях России, хотя Минюсту их известно гораздо больше. Часть из них и в наших текстах узнает основные тезисы своей веры (и при этом не услышит нашей богословской критики в их адрес). Ну, а некоторые религии еще слишком молоды или слишком иностранны для того, чтобы войти в российскую школу.

Налогоплательщики платят деньги системе гособразования за то, чтобы их дети росли их детьми и внуками (а не копиями заграничных дяденек). Система образования существует для того, чтобы история моей страны продолжалась в будущем, исходя из ее собственных традиций. Школу не должны интересовать религиозные разногласия. Но вот неравенство культурного багажа конфессий совершенно очевидно.

В действительности лишь две конфессии создали великие культурные традиции и глубоко народные и в то же время мировые; вошедшие и в быт народов, и в величайшие произведения искусства. Это - католичество и православие.

Завязать сотрудничество с религиями Востока? - Но при чем они здесь? Россия - европейская страна, и ее будущее связано с интеграцией в Европу. А сказки насчет "евразийства" оставьте для журналистов. Есть ли хоть одна идея, вдохновлявшая русскую культуру, которая пришла бы к нам не из Средиземноморской культуры (а Средиземноморье - это несомненный Запад Евразии)? Средиземноморская культура дала миру ислам (да, в России его надо знать и изучать, но это особый разговор) и христианство. Ее историю, а не судьбы конфуцианства в первую очередь должен знать российский школьник, если он не хочет заблудиться в отечественной культуре.

Протестантизм? Да, немецкие лютеране с уважением относятся к культуре, связанной с русским христианством (то есть с православием). Так они и не посылают своих миссионеров в Россию. А протестантские проповедники, тысячами приезжающие к нам из Америки, по отношению к русской христианской традиции занимают однозначно нигилистическую позицию.

Чем русское христианство обогатило мировую культуру? - Иконой, монастырским пением, русскими храмами, феноменом оптинских старцев, Достоевским... А что из этого готовы оценить протестанты? Для них важна лишь Библия, существовавшая за тысячу лет до России... И если протестанты хотят сузить горизонт христианской жизни лишь до библейских книг - значит, вся позднейшая тысячелетняя культура России (как, впрочем, и почти вся культура Европы) выносится ими за скобки... Икона для них идол. Монастырь, святые, старцы - это все языческие рецидивы, заслоняющие единственность и уникальность Иисуса. Достоевский, как и все русские люди после князя Владимира, вообще христианином считаться не может, потому что не был крещен (крещение в детстве у протестантов не считается)...

Разговор о преподавании ОПК не стоит отрывать от федерального "Закона о свободе совести и религиозных объединениях" .

Прежде всего, очень важна формулировка преамбулы Закона, декларирующая, что Закон принимается, "признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры". Следующая формула преамбулы говорит о том, что "христианство... составляет неотъемлемую часть исторического наследия народов России".

За вышеприведенную формулировку в преамбуле Закон проголосовал Совет Федерации. И проголосовал единогласно. Понимаете, орган, в котором представлены все нации, составляющие Российскую Федерацию, единогласно одобрил текст, в котором признается "особая роль православия в истории России". Ни один из сенаторов не встал и не сказал: такая формула нарушает права моего народа, унижает наши национальные традиции. Так если те политики, которым народы доверили представительство в Совете Федерации, приняли такую формулировку - то зачем же директору школы брать на себя груз геополитических размышлений и становиться "большим католиком, чем Папа Римский"?

Из этой преамбулы прямо вытекает статья 18, п. 3 данного закона: "Государство оказывает содействие и поддержку благотворительной деятельности религиозных организаций, а также реализации ими общественно-значимых культурно-просветительских программ и мероприятий".

Очевидно, что деятельность тех религий, которые особо упомянуты в преамбуле закона, а тем более православия, с точки зрения законодателя имеет "общественное значение". Можно ли представить себе культурно-просветительскую программу, более значимую, чем та, которая предполагает воспитание детей в ощущении неразрывной связи их судеб и всей тысячелетней истории страны? Самая важная культурно-просветительская программа, создаваемая Церковью - не программа празднования какого-либо юбилея. Это программа воспитания детей, причем не в узких кружках воскресных школ, а с привлечением потенциала государственных школ . Итак, ознакомление детей с историей, жизнью и верой Православной церкви есть несомненно "общественно значимая культурно-просветительская программа". А, значит, она входит в число тех, которым закон предписывает оказывать государственную поддержку. И директор школы (департамента) именно как "государев человек" также именно обязан оказывать поддержку этой программе.

Наконец, упомянутые четыре религии расскажут о себе в порядке отклика на уже существующий интерес именно к ним. Есть спрос в школе на разговор именно об этой религии – и разговор будет. Если же у родителей и детей спроса на эту тематику нет – зачем ее навязывать? Приглашает общество через школу. Приглашает своих старых знакомцев, а не тех, кто рекламирует только что созданный ими продукт.

Если государственная школа может ставить своей задачей объяснение внутреннего смысла космоса Толстого и вселенной Достоевского, почему она не имеет права объяснять мир, созданный не одним личным гением, а гением многовекового и многоязыкого сообщества православных народов?

В любом случае: ребенок, имеющий несчастье расти в семье иеговистов, получит возможность не ходить на уроки православной культуры. Он сможет совмещать изучение светского природоведения с изучением светской этики.

 

- Как Вы будете объяснять отличия между основными направлениями христианства и другими религиями России?

- Никак не буду. Задача курса – рассказать о своем, а не критиковать чужое.

Светский статус предмета означает также, что уроки не могут превращаться в ярмарки конфессионального тщеславия. Я считаю недопустимым ни в учебнике, ни на уроках критику любой живой религии, действующей в РФ. Слово «еретик» табуировано в этом учебнике. Никакого превознесения одной религии над другой в этом учебнике нет.

Поэтому упоминание о других религиях я вижу только в такой интонации: «Мусульмане, как и христиане, также считают, что…» или «не только христиане, но и буддисты по этому вопросу говорят…».

Если же в классе и будут упоминания о различиях – то безоценочные. Например: «христиане считают Христа Богом, а мусульмане почитают Его только как пророка». Это спокойное сообщение о религиоведческом факте, но без конфессионального вывода: «поэтому они хуже нас».

4 класс это не время ни для изучения истории религий, ни для сравнительного религиоведения, ни для обличения иноверцев. Не надо десятилетних детей погружать в мир взрослых проблем и амбиций.

 

- Но в качестве христианства будет рассматриваться именно православие при том, что какая-то часть российских христиан —католики. Не будут ли нарушены их интересы?

- Сейчас в РФ нет этноса, история которого была бы неразрывно переплетена с католицизмом. Вот если бы этот предмет вводился в школьную программу СССР, тогда в перечень религий естественно вошло бы и католичество. Ведь в состав СССР входила Литва, Западная Украина и Западная Белоруссия, где эта религия является традиционной. А Российская империя, в отличие от Российской Федерации, включала в себя католическую Польшу. Однако сейчас эти некогда российские или советские регионы развиваются самостоятельно. Поэтому их проблемы — только их проблемы, но никак не проблемы российского образования.

Своеобразие наших отношений с католичеством состоит в том, что католики признают все содержание православного вероучения. Это мы не согласны с их догматом о чистилище или о римском папе. Но, полагаю, эти «вкусовые добавки» к общехристианскому хлебу католическая семья или приход смогут добавить самостоятельно. А то, что мы расскажем о православии, не будет диссонировать с католической этикой.

 

- А протестанты? Они же есть всюду.

- Отношения православия с протестантизмом зеркально отражают наши отношения с католичеством. Со всем, чему учит протестантизм - мы согласны. Не согласны мы только с тем, что он у нас отрицает (иконы, крещение детей и т.д.). Но поскольку в нашем учебнике недопустима критика в адрес других религий, то и протестантский педагог не сможет критиковать православие.

А если из протестантизма вычесть критику православия, то что мы получим? Да то, что и так является основой православного христианства. Так что я не вижу здесь конфликтной ситуации. Мы можем работать вместе. Чтобы понудить протестантов к сотрудничеству, я адресую им простой вопрос: скажите, а зачем вам нужны свои, отдельные от православных уроки? Что вы хотите сказать на них? Уточняю вопрос: что бы вы хотели сказать детям такого, чего я не мог бы сказать на моих уроках? Что есть такого позитивного в сердцевине протестантской веры, чего нет в православии?

Поэтому я приглашаю и католиков и протестантов - давайте сотрудничать!

Ведь нам предстоит создать целую библиотечку. Во–первых, книга для родителей. Чтобы родители осознанно сделали выбор, для них нужно сделать краткий путеводитель по миру религий. Во-вторых, нужна книга для учителя. В-третьих, нужен учебник как таковой. В-четвертых, хрестоматия, к которой могут обращаться в поисках нужного материала все три стороны учебного процесса - и ребенок, и учитель, и родители. Хрестоматия должна быть наполнена стихами, рассказами, играми. Так давайте, «западные братья», подскажите мне, какие интересные рассказы для детей есть в европейской и американской христианской педагогике! Мы там заменим «Джонни» на «Ванечку» и включим в нашу хрестоматию. Я же не мыслю разговора с детишками без «Хроник Нарнии» протестанта Льюиса.

Большую часть материала мы попробуем изложить так, чтобы и христиане других конфессий могли бы узнать себя в наших текстах. Конечно, общехристианские ценности будут показаны через их воплощение в православной культуре.

Да, в учебнике будут иконы и будет разговор о них. Но в 4 классе икона будет представлена в отрыве от сложного догматико-богословского обоснования ее церковного статуса. Икона в учебнике будет презентована на таком уровне, который будет одинаково приемлем и для православных и для католиков и для протестантов: икона как «Библия для неграмотных», как иллюстрация, поясняющая библейский текст. Есть же у протестантов «Детские Библии». А у нас те же сюжеты иллюстрировала кисть Андрея Рублева…

Не думаю, что для протестантских детей будет неприемлемо узнать о символике рублевской «Троицы». Будет просто беседа о том, какой библейский сюжет здесь изображен, как и почему. Призывать ее целовать никто не будет. А вот понять ее язык полезно любому человеку.

Я полагаю, что 90% материала ОПК будут интересны христианину любой конфессии.

Только в одном случае их ждет травма: если суть учения данной группы – в ненависти к православию. На наших уроках не будет критики никакой религии. Но, значит, не будет и критики православия. Поэтому тем, кто символ своей веры сводит к хулению веры других, наш курс не понравится. И если ребенок из такой группы прослушает наш курс, он уже не будет верить тезису о том, что «православные это не христиане». Поэтому некоторых неопротестантов наш учебник поставит перед выбором: что вы считаете главным в своей вере – диссидентство или христианство.

А знакомство с десятью процентами сугубо православных тем (да, своеобразно-православны лишь 3 урока из 30: Храм, Икона, Таинство) вряд ли повредит даже неправославному ребенку, живущему в России.

 

- Из этого следует, что 90% материала ОПК — все-таки история мирового христианства?

- С чего вы взяли, что это история? Какая история в четвертом классе? В 4 классе даже история России рассказывается как череда легенд, интересных эпизодов полусказочного уровня.

Это еще одно ограничение для авторов нашего учебника и педагогов: поскольку речь идет именно о 10-летних детях, в учебнике не будет ни истории церкви, ни истории религии, ни даже библейской истории. Разговор будет вестись вокруг самого ребенка, его самопознания.

Это не будет экскурсия по Третьяковской галерее. Христианская культура это не мир картин, а мир человека. С его болью, надеждой, поиском… И я не хотел бы, чтобы наш учебник превратился в пересказ тысячестраничной Библии. Зачем ребенку переноситься из его мира в мир древнееврейских патриархов и их отношений с их женами и соседями?

Думаю, что разочарую многих богословов, но я исхожу из того, что человек сам прочитает Библию, если поймет, что эта книга и про него самого. Но прежде мой собеседник-школьник должен познакомиться с самим собой - со странным существом, которое живет в его теле и называется душа.

Можно говорить лишь об отдельных библейских сюжетах. И скорее всего Библия будет использована в качестве некоторой иллюстрации к тексту учебника, а не наоборот. Изучение всей Библии — не цель. Так, например, если в четвертом классе стихотворение Пушкина может «случайно» попасть на страницы учебника, это еще не обозначает, что четвероклассники проходят Пушкина и всерьез изучают его творчество. Они прикасаются к нему, но не более того. Поэтому на страницах учебников для младших классов Агния Барто оказывается равновеликой с Пушкиным и Есениным. Конечно же, в девятом классе такое представить себе уже невозможно.

Библия будет дополнительной литературой по отношению к учебнику, но не наоборот.

Учебник не должен быть знаниевым. Его задача не в том, чтобы понудить ребенка к запоминанию имен 12 апостолов и дат 12 великих церковных праздников. Важнее всего оставить в нем доброе послевкусие: ты любим и призван к любви. Мне бы хотелось, чтобы четвероклассник вышел с нашего урока с чувством защищенности, уверенный в том, что его любят не только мама и папа, но и Некто сверху

Святой Иоанн Златоуст сказал, что в двух евангельских заповедях («возлюби Бога» и «люби ближнего как самого себя») даны три предмета для любви: ты сам, ближний и Бог. Мне кажется, это может стать структурой нашего курса…

 

- К первому учебнику Аллы Бородиной главные претензии, на основании которых был подан судебный иск, - описание распятия Христа, и указание национальной принадлежности тех, кто это сделал. И в истории христанства это обойти невозможно. Она вся состоит из борьбы и страданий.

- Мне памятна следующая история. Некая бабушка заболела, не смогла пойти в храм и попросила внучка почитать ей из Евангелия рассказы о распятии Христа. И вот мальчик дошел до страницы, где сказано, как жители Иерусалима закричали «Распни! Распни его!». Тут бабушка встала из кресла, повернулась к иконам, перекрестилась и сказала: «Господи, спасибо Тебе, что ты не к нам, к русским, пришел! А то ведь какой позор на весь мир был бы!». На вопрос, кто распял Христа – единственно допустимый ответ – я. Мои грехи. Мы... Нельзя на кого-то показывать пальцем и услаждать себя мыслью о том, что мы бы не ошиблись, мы бы Христа избрали в Общественную палату… Христос пришел ради своего распятия… Он пришел, чтобы принести себя в жертву. Кто ж ему мог помешать? Об этом мы и будем говорить.

 

- Не войдет ли знание, получаемое на таких уроках, в противоречие с некоторыми фундаментальными научными положениями, например, той теорией Дарвина?

- В четвертом классе ни преподавание, ни детское мышление еще не предполагают азов научности. Но я бы хотел, чтобы и в этом отношении изложение материала было бесконфликтным. Для православия отрицание теории эволюции не есть нечто непреложное — среди наших богословов на этот счет существуют разные позиции. В интернете несложно найти мою статью «Может ли православный быть эволюционистом».

Вполне возможно, что некоторые другие религии находятся в состоянии конфронтации с определенными тезисами современной науки. Но я знаю, что у православия этой конфронтации нет. А за другие религии я поручиться не могу.

В 1954 году американский писатель-фантаст Артур Кларк написал повесть “Большая глубина”. По сюжету персонаж, борющийся за права животных, решает встретиться с далай-ламой. Далее следует религиоведческий прогноз Кларка: “Три главных конкурента буддизма потерпели крах, и среди всех религий он один еще сохранял заметную власть над умами. Христианство, не успев оправиться от ударов, нанесенных ему Дарвином и Фрейдом, было окончательно добито археологическими открытиями конца ХХ столетия. Индуизм с его изумительным пантеоном богов и богинь был обречен на гибель в век научного рационализма. И, наконец, мусульманство, подорванное теми же факторами, совершенно утратило престиж, когда восходящая звезда Давида затмила тусклый полумесяц Пророка. Эти три веры не исчезли окончательно, однако их былой власти пришел конец” .

Вот пример разудалого «сравнительного религиоведения», для которого не должно быть места в школе.

Ну что тут имеется в виду под “археологическими открытиями конца XX столетия”? И как вообще археология может опровергнуть Евангелие? Может, Артур Кларк надеялся, что однажды археологи раскопают скелет невоскресшего Иисуса с печатью Понтия Пилата?

Еще более непонятна его уверенность в том, что христианство оказалось несостоятельно перед лицом биологии и психологии XIX века. Если Кларк полагает, что теории Дарвина и Фрейда нанесли смертельный удар христианству и исламу — почему же в таком случае “звезда Давида” от этого только разгорелась? В Евангелии и Новом Завете нет ни строчки, с которой теория Дарвина входила бы в противоречие. У дарвинизма возникают трения лишь с первой главой книги Бытия, или, скажем иначе, — с первой главой еврейской Торы.

И Фрейд, насколько мне известно, обличал больше всего культ божественного Отца, а не почитание Сына. У Фрейда есть книга “Моисей” (в которой он пытается доказать, что Моисей не был евреем), но нет книги “Иисус”. Откуда же именно у иудаизма взялся иммунитет против дарвинизма и фрейдизма?

Вот чтобы не попасть в тот же просак, в который угодил Артур Кларк, я хотел бы, чтобы учебники разных религий были согласованы между собой.

 

- Вообще-то в истории России уже было преподавание закона божьего - вплоть до революции. А сразу после революции выпускники таких школ расстреливали тех же священников. Тот же Джугашвили был по своему выпуску чуть ли не лучшим семинаристом.

- Джугашвили семинарию не окончил, но, несмотря на это, в его жизни, хотя бы и однажды, всплыло кое-что из ее мира. Фраза «сын за отца не отвечает», одолженная Сталиным у библейского пророка, спасла в свое время тысячи жизней.

Также не стоит преувеличивать ни количество, ни качество церковно-школьного образования в Российской империи. До 1867 года в немногочисленных городских гимназиях для детей дворян и разночинцев преподавался катехизис митрополита Филарета - книга, прямо скажем, совсем не детская. Более того, книга придуманная, натужно-сконструированная, бессердечная. Катехизис - это надуманные вопросы к уже существующим у автора ответам.

И лишь потом был создан учебник Закона Божьего. Понимаете – первый учебник для детей появился лишь на исходе девятнадцатого столетия христианской истории. Именно педагогического опыта нет в копилке церковных преданий.

Первые учебники, как и любые первые ласточки, по определению не могли быть совершенными. Будь оно иначе – может, и революции не было бы…

Ну, а после нее нас били по рукам за попытки диалога с детьми. Поэтому сейчас нам приходится самим учиться почти с нуля. Тот опыт, который был в 19-м веке, нельзя переносить в 21 век.

А вот массовые школы для крестьянских детей — детище Победоносцева, это уже рубеж 19-20 веков. Эти дети вряд ли успели принять участие в гражданской войне.

Да и вообще для того, чтобы пожертвовать своим шкурным интересом ради нравственных и религиозных ценностей, нужно быть не отличником, а подвижником. Они всегда в меньшинстве. Воронка революции затягивала в себя так, как затягивают преступные сообщества. Для начала человеку предлагают сделать какую-нибудь мелкую гадость. Однако своим согласием он связывает себя с бандой и потому лишается свободы. Нечто подобное произошло и в революции. Солдатам русской (крестьянской) армии в массе своей были чужды как интересов рабочего класса, так и товарищей Ленина и Троцкого. Но в одном они с ними соглашались — войну действительно пора заканчивать. Пора возвращаться домой, пора пахать поле. И когда миллионные толпы бросили окопы и разошлись по стране с оружием, остальное стало неотвратимым. Ведь с точки зрения любого нормального правительства (хоть царского, хоть временного, хоть последующего сталинского) они - дезертиры. Если законная власть остается, будущее дезертиров весьма печально. Какая-то перспектива перед ними открывалась только в случае победы красных. Они сражались не за Ленина. Они сражались за свое оправдание. И им понадобилось для этого перевернуть всю этику…

 

- Кто будет принимать решение об изучении учеником определенной религии?

- Семейный совет. Родители. Кроме того, необязательно выбирать между религиями, вы можете предпочесть и светскую этику. При выборе, я надеюсь, родители будут держать в уме вопрос: «А не будет ли мне страшно стареть в окружении детей, воспитанных на телевизоре?».

 

- Нет ли в религиозном воспитании насилия над свободой воли ребенка?

- Отвечу словами академика Дмитрия Лихачева:«В религиозном духе воспитываются с детства. Не сковывает ли это свободу людей в выборе религии, свободу вообще? Нет, так как отказаться от религии легче, чем войти в большую семью верующих… Воспитывая детей в заветах определенной религии или вероучения, мы делаем их более свободными в выборе веры, чем тогда, когда даем им безрелигиозное воспитание, ибо отсутствие чего то всегда обедняет человека, а от богатства легче отказаться, чем его приобрести. Религия же — именно богатство. Религия обогащает представление о мире, позволяет верующему ощутить значительность всего происходящего, осмысливать жизнь человека, составляет самую убедительную основу нравственности. Без религии всегда остается соблазн эгоизма, соблазн замкнутости в своих личных интересах» Лихачев Д.С. «Письма о добром».– Л.: Изд. «Нотабене», 1994, с. 224–225.

 

- В провинциальных школах денег нет не только на введение новых предметов и привлечение новых преподавателей — денег нет даже на банальный ремонт. Гораздо удобнее всех загнать на какой-либо один предмет и отправить в минобразование позитивный отчет. Помимо того, многим детям будет страшно «отбиться от стада». Как в этой ситуации избежать принудительного выбора?

- У ребенка есть родители. Им совсем не все равно, какое воспитание получит их ребенок.

 

- Не опасаетесь ли Вы, что выбор предмета может спровоцировать семейный конфликт и подавление свободного выбора маленького человека?

- Вполне может быть. Однако, нельзя не признать, что когда ребенку 9-10 лет, голос родителей все равно решающий. Если ребенку дать волю по выбору учебных предметов, то он вырастет неучем.

 

- Даже у учеников четвертого класса могут возникать вопросы, не предусмотренные программой ДВН. Например, могут спрашивать об отличиях разных религий и направлений. Что за люди раздают в переходах «Бхагавад–Гиту»? И почему в книжке про трех мушкетеров католики сражаются с гугенотами?

- Такие вопросы и так задаются, и это будет происходить всегда. Поэтому нужны педагогические форумы — и в интернете, и на конференциях. Такому проекту, как духовно-нравственное воспитание, необходима постоянная корректировка и доводка.

Но уже сейчас я хотел бы призвать к сотрудничеству всех педагогов. Каждый учитель и родитель хоть одну минуту в своей жизни да гениален. У каждого педагога есть удачный ответ на хотя бы один детский вопрос. Вот я и прошу – вспомните такие минуты. Пришлите ваши доводы и притчи, шутки и афоризмы. В интернете меня найти легко – шлите мне прямо на личную электронную почту andrey@kuraev.ru.

 

- Четвертый класс — не слишком ли поздно для закладки фундаментальных нравственных принципов?

- Наш курс рассчитан на очень ограниченный возраст: конец 4 и начало 5 класса. Министр образования Фурсенко пояснил, что именно этот класс избран по той причине, что это наименее конфликтный возраст. С одной стороны, это уже не вполне маленькие детишки. Они уже могут замечать и осмыслять разнообразие и сложность мира. Но при этом у них еще нет проблем, простите, сексуальной сублимации, нет борьбы самцов между собой. Нет подростковой агрессивности. И поэтому они смогут бесконфликтно пережить открытие разнообразия внутри своего собственного класса. Знание о различии культур и вер будет воспринято ими как еще одна черта богатства мира, а не как личная обида или провокация.

Когда в этом возрасте дети узнают, что они - разные, риск перерастания в личностные конфликты минимален.

Важно обратиться к младшим подросткам с рассказом о том, что люди делятся не только на мальчиков и девочек, что есть еще и другие идентичности. И важно, чтобы эти знания пришли к ним в таком «котеночьем» возрасте, пока они добрые. Мы хотим опередить скинхедов. Чтобы не от них ребята узнали, что бывают разные религиозные традиции, а от нормального подготовленного учителя в классе.

Как ребенок привыкает к тому, что в его школе есть «испанцы» и есть «англичане», и не видит в этом повода для конфликтов. Точно также для него станет привычным то, что есть люди, которые изучают исламскую культуру, и есть люди, которые изучают культуру православную. Но все равно мы в одном классе. И то, что мы на одном из уроков расходимся в разные классы – это не означает, что мы должны драться.

 

- Не опасно ли делить детей по религиозному принципу?

- Это оправданная боязнь. Но чтобы этот страх не был парализующим, надо задать другой вопрос: если этого не делать, будет ли лучше? А если это оставить на самотек? Нам говорят, что дети не должны о сексе узнавать в подъезде, и поэтому должна быть культура сексуального просвещения… Не перестаю удивляться современному обществу, где сексуальная тематика считается публичной, а религиозная – интимной и почти постыдной. Всегда же было наоборот!…

Национально-религиозные различия есть независимо от того, говорим мы о них в школе или нет. Рано или поздно дети начнут их замечать и осмыслять. Так пусть лучше они это сделают в школе, а не в стайке скинхедов. Лучше всей мощью школьного гуманизма вмешаться в неизбежный процесс религиозной и этнической самоидентификации и сделать его по возможности неагрессивным.

 

- Что это значит?

- Это означает понимание, что из формулы «я люблю мое» не следует необходимое дополнение в виде формулы «я ненавижу все чужое». Так что ОПК – это еще и лекарство от экстремизма. Беда в том, что мы лет на 20 запоздали с этими уроками. А для России это смертельно опасно: если государство не возьмет под контроль потоки информации о религии, которые идут к детям, нас разнесет в клочья.

 

- Думаете, это убережет детей от скинхедства и другой заразы?

- Кого-то да, кого-то нет. Стопроцентного педагогического результата никто гарантировать не может.

 

- А зачем в принципе нам такой предмет как основы православной культуры?

- В идеале он и не нужен. Евангельские ценности должны быть растворены по всем школьным предметам. Но раз этого нет, то давайте создадим в школе очаг свободы. Да-да, чтобы ребенок имел выбор - в его кругозоре должно быть нечто отличное от рекламно-телевизионной идеологии с ее слоганами «Бери от жизни все», «Если ты такой умный, то почему такой бедный», «Стреляй первым или проиграешь».

Для ребенка – это новые возможности. А для церкви такой предмет – это новые проблемы. Вообще Церковь сегодня оказывается в очень неудобном положении. В России действительно светское государство. И церковь и в самом деле отделена от государства. Но значительная часть общественного мнения считает, что мы - одна из башен Кремля. Получается, что не имея никаких плюсов властепредержания, мы получаем все его же минусы. Со стороны кажется, будто церковь хочет учить детей из одного лишь властного инстинкта и властного интереса… Это не так. Мы идем в школу не ради расширения нашего влияния, а ради самих детей. И страны как таковой. Для нас же войти в эту новую для Церкви область – огромная головная боль и проблемы. Я бы и сам этим не занимался, если бы не повеление от Патриарха. Мне гораздо проще и интереснее со студентами общаться, да с прихожанами в храме.

 

- Недоброжелатели заметят – жалуются, а идут!

- Если рассматривать в категориях бизнеса, это стратегические вложения, которые к нам, к Патриарху Кириллу, ко мне никогда не вернутся. Минусы и критику мы получим сразу. А смягчение общественного климата – лишь через поколение…

 

- Человек прочитал в учебнике, что животные не воскресают из мертвых. Поискал в интернете и понял, что у разных святых отцов было разное мнение на этот счет. Скажите, откуда у вас такая осведомленность в загробной жизни животных?

- Все очень просто. Я изучал не интернет, а богословие Православной Церкви. Православное богословие - это не случайный коллаж подобранных на свалке цитат. Это очень целостная, органическая, логическая система. Если мы называем Причастие - Тело и Кровь Христа - врачевством бессмертия, то это означает, что путь к Пасхе лежит через участие в таинствах. Там где его нет, там не может быть радостного участия в Пасхе, радостного Воскресения. Мы видим, что животные страдают вместе с людьми, но если мы признаем, что нас с животными роднит не только боль, но и общая надежда, то, наверное, мы должны будем с ними делиться тем, в чем мы видим залог нашей предельной надежды - таинствами Церкви. Но мы этого не делаем. Ограниченность временной жизни животных не есть нарушение Божьего замысла о них, поэтому не надо в богословие переносить свои личные сентиментальные желания. Я думаю, что когда вы увидите Господа лицом к лицу и поймете, что Он вас помиловал, то ваши руки уже не будут тосковать по ушам любимого котика. Это несопоставимые радости.

 

- Некоторые ждут, конечно, от учебника несколько большего, чем от учебника 4-5 класса. Отец Андрей, скажите пожалуйста, будет ли в новом учебнике глава о православном понимании творчества?

- Покажите мне четвероклассника, который задает такие вопросы, и вы получите ответ на ваш вопрос.

 

- Как соотнести навязывание уроков православия со свободой ребенка?

- Реальная свобода достижима только тогда, когда есть реальный выбор. Вот для того, чтобы ребенок мог свободно выбрать свою судьбу, в его кругозоре (его, а не моем!) должны быть представлены разные жизненные пути. И, скажем, светское мировоззрение, и какое-нибудь мифологическое, и христианское, и мусульманское, - во всяком случае, не только "Дом-2". Чтобы он не стал "телепузиком", необходимо, чтобы что-то иное вошло бы в мир его. А откуда это «иное» может придти в мир подростка? Это семья, его компания, школа и телевизор. Наш курс дает возможность расширить кругозор и вариативность выбора ребенка посредством нашего многомодульного предмета …

 

— Отец Андрей, как автор вы довольны новым учебником?

— Прежде чем разрешить себе быть довольным, я должен услышать мнение учителей, которые начали работать с учебником. Причем разных учителей: и просто православных, и православных, уже имеющих опыт работы преподавания ОПК по другим программам, и людей нецерковных, для которых это будет первое прикосновение к православной культуре. Только услышав их отзывы, а также отзывы родителей и самих детей, можно будет ставить оценку своему труду.

Пока, мне кажется, несмотря на цензурные сокращения, в целом учебник состоялся как нечто живое, а не «музейное». Кажется, нам удалось преодолеть стереотип «культурного наследия Православия». Когда я слышу такое словосочетание на светских конференциях, я всегда возмущаюсь: «Извините, какое наследие? Наследие возникает, когда наследодатель помер. А Православие, слава Богу, живо».

Я надеюсь, что по крайней мере для родителей и педагогов через этот учебник мир Православия станет более понятен. Смогут ли учителя и родители это свое понимание донести до детей – пока не знаю.

 

— Первый тираж учебника по основам православной культуры — 82 тысячи. Как вы думаете, в какой мере это закрывает потребности школы?

— Школы, но не родителей. Чтобы родители могли сделать осознанный выбор, они должны встретить учебники в магазине, на улице… Если бы эти учебники стояли на полках в книжных магазинах или в церковных лавках, можно было бы с ними познакомиться и сориентироваться. Тем более это было бы важно для родителей будущих четвероклашек, у которых есть еще несколько месяцев для принятия решения.

Вот у меня перед глазами письмо. Пишет учительница: «Если бы к нам пришли учебники, мы бы пробили чиновничью стену, а так у них есть весомый аргумент: какие учебники есть, по таким и ведите!». Другими словами, недостаточный тираж учебников сегодня является главным аргументом чиновников, для того чтобы не допускать пересмотра выбора, якобы сделанного родителями.

Есть и еще один аргумент за дополнительный тираж учебника. Немало школ — как светских, так и православных, — в самых разных регионах готово ввести этот курс самостоятельно, не ожидая денег из федерального бюджета. Они готовы добровольно присоединиться к эксперименту, но им нужны учебники. Скажем, Республика Хакасия. Школы готовы сами присоединиться, но у них нет учебника. Они не могут нигде на рынке их купить. Даже за счет родителей, за счет школы, за счет республиканского бюджета. Не могут! И, кроме того, сами по себе эти учебники — по крайней мере, четыре конфессиональных учебника — могут стать украшением любой библиотеки.

Добрая новость в этой цепочке событий пока такая: Сретенский монастырь смог договориться с издательством «Просвещение» о покупке дополнительного тиража учебника. Так что в в магазине этой московской обители учебник купить можно.

 

— Вам удалось прочитать все учебники экспериментального курса?

— Да, я читал их все. Несмотря на то, что я профессиональный религиовед, я из учебников по исламу, иудаизму, буддизму узнал для себя кое-что новое и интересное. Учебники написаны хорошо, доступно, с любовью. И как раз на том уровне, который будет понятен современному взрослому человеку. То есть, как ни странно, эти учебники могут стать бестселлером во взрослой аудитории. Это как раз то, что взрослый может читать в электричке.

 

— Какие дополнительные пособия предлагает министерство учителям? Эти пособия готовились исключительно методистами министерства?

— Изданное «Просвещением» пособие для учителя — это свежая версия настольной книги для атеиста советских времен. Стоит обратить внимание, что в этой книге среди авторов есть магистр богословия «пятидесятников», ректор адвентистской академии, ректор баптистской семинарии, два католика, есть старовер, но нет ни одного православного автора.

Непонятно - зачем учителю книга, которая подробно рассказывает о тех религиях, которых нет в нашем курсе.

Рассказ о Православии здесь крайне скучный. Главу об иудаизме написал автор учебника по иудейской культуре (и это нормально). Но почему же для рассказа о православии с учителем именно православных (в том числе и меня) не пригласили? В результате этот рассказ никак не раскрывает тех аспектов Православия, о которых идет речь в учебнике. Книга не дает учителю необходимого дополнительного материала. Например, учебник делает акцент на милосердии, а книга для учителя рассказывает об истории Вселенских Соборов.

В книге для учителя нет попытки помочь учителю сориентироваться в новом материале. Согласитесь, если курс культурологический, то как можно обойтись без ссылок на книги Лихачева и Аверинцева? А там даже не упомянут двухтомник «Мифы народов мира», хотя все это — классика для культурологического разговора о религиозной жизни.

 

— Вы много общались с педагогами, с теми, кто преподает и не занимает чиновничьих должностей. Какое у них отношение к новому курсу?

—Конечно, они находятся в состоянии растерянности. Их пока просто запугали: вы за все отвечаете, вы должны не допускать ни конфликта, ни миссионерства. Их инструктаж идет скорее в режиме «не»: этого не должно быть, и того — тоже не должно... А что должно быть? К тому же у них профессиональное недоумение: а с чем мы будем работать? Ладно, для детей учебник написали, а мы? Откуда мы возьмем большую информацию по темам, которые затрагиваются в этом учебнике? И здесь тоже тишина.

Я думаю, что за истекшие полгода группа разработчиков нового учебного курса доказала свою феноменальную работоспособность. С нуля были разработаны и изданы шесть новых учебных пособий, по меньшей мере четыре из них — высокого качества. Если министерство призовет нас, авторов, уполномоченных своими конфессиями, для разработки сопровождающей литературы — прежде всего антологий, хрестоматий для детей и для родителей, — то мы с радостью это сделаем. И мы можем это сделать. Вопрос в том, будет ли такой заказ адресован именно к нам. Или же опять победит более привычный для чиновничьей России стиль имитации бурной деятельности.

 

- Ваши напутствия для родителей, дети которых будут изучать курс «Основы религиозной культуры и светской этики».

- Родителей, журналистов, педагогов и просто людей я прошу лишь об одном – сделайте каждый урок открытым! Потому что речь идет о весьма рискованном эксперименте, несущем риск и вашему ребенку. Нечто святое, дорогое для вас может быть неаккуратно растоптано репликой педагога или других детей, на которые педагог не смог адекватно отреагировать.

Учителя еще не умеют и не могут этот урок вести, и это не их вина. Это совершенно новый курс. Поэтому учителям нужна помощь. Порой такой помощью может стать именно критика. Чтобы было понятно, что вот здесь получаемся это ожог, а вот тут у нас болевая зона - должна быть обратная связь между учителем и детьми (родителями). Поэтому очень прошу родителей – делайте каждый урок открытым! Приходите на урок, присутствуйте, а после урока разговаривайте с учителями, подсказывайте им. Ведь в ряде случаев родитель знает больше о религии, о своем ребенке, чем педагог. И где-то будет лишь повод для беседы с учителем, а где-то какого-то миссионера или критикана не унять без письма в министерство образования… И, конечно, реализуйте ваше право на «юрьев день» - на право перехода в конце четверти на другой модуль.

 

- Что выбирать родителям, если нет возможности выбрать ОПК?

- Сама суть эксперимента в том, чтобы таких ситуаций не было.